Русь: имя, образы и смыслы

Несомненный интерес представляет и образ отца трех братьев – прародителей славянских народов. Полуантропоморфный-полукозлиный Пан был второстепенным божеством только в классической греческой мифологии. В посвященном ему орфическом гимне Пан неожиданно именуется «истинным Зевсом, венчанным рогами» и подчеркивается космогоническая природа данного бога:

Пана пастушьего мощного кличу – он все в этом мире —Небо и море, бессмертный огонь и земля всецарица,Все это – Пан, ибо все это пановы части и члены.(…)Это ведь ты равнину земли незыблемой сделал,Ты оттеснил неустанного моря тяжелую влагу,Землю вращая в волнах Океана кружением вечным,Воздух питающий – ты, что жить позволяет живому…⁸³

Как видим, в полном соответствии со значением своего имени (буквально «все», «вселенная», «универсум») Пан здесь рисуется не только как космический Первобог, части которого образуют видимую вселенную, но и как могущественное начало, связанное со вращением Мировой оси. О том, что козлиноподобное божество обладало космогоническим значением еще в эпоху индоевропейской общности, говорит и образ ведийского Аджи Экапада (буквально «одноногий козел»), который поддерживал небо, воды, всех богов и придавал крепость обоим мирам⁸⁴. Однако подобные черты были и у некоторых персонажей славянской мифологии. Древнечешская рукопись начала XIII в. Mater verborum («Мать слов») констатирует: «Триглав – тройной, имеющий три козлиные головы»⁸⁵. С другой стороны, Эббон в своем Житии Оттона отмечает: «Щецин… заключает в себе три горы, из которых средняя и самая высокая посвящена верховному богу язычников Триглаву; на ней есть трехглавое изваяние, у которого глаза и уста закрыты золотой повязкой. Как объясняют жрецы идолов, главный бог имеет три головы, потому что надзирает за тремя царствами, то есть небом, землей и преисподней…»⁸⁶ Таким образом, и в славянской мифологии мы видим связь с козлом у божества, три головы которого символизировали его власть над тремя мирами вселенной по вертикали. На другом конце славянского мира известно сербское предание о царе Трояне, которое завершается примечательной подробностью: «У этого Трояна были козьи уши»⁸⁷. Еще в одной сербской сказке этот персонаж наделяется тремя головами, причем одна из голов Трояна пожирает людей, другая – скот, третья – рыбу⁸⁸. По всей видимости, к моменту записи первоначальный смысл этого образа забылся, а изначально три головы Трояна, как и Триглава, обозначали его власть над тремя мирами. Поскольку имена обоих мифологических персонажей были образованы от числительного «три» и оба они связывались с козлом, это говорит о родстве этих образов.

В связи с этим, а также Паном и его тремя сыновьями в «Великопольской хронике» необходимо еще раз обратиться к «Слову о полку Игореве», где кроме русичей несколько раз упоминается один важный и загадочный персонаж – Троян. Производные формы от его имени там встречаются четыре раза:

«О Бояне, соловию стараго времени!Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,скача, славию, по мыслену древу,летая умомъ подъ облакы,свивая славы оба полы сего времени,рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы [1] .Пти было псне Игореви, того внуку:«Не буря соколы занесе чрес поля широкая —галици стады бежать к Дону Великому»⁸⁹ —«О Боян, соловей старого времени!Вот бы ты эти походы воспел,скача, соловей, по мысленному древу,летая умом под облака,свивая славу обеих половин сего времени,рыская тропой Трояновой через поля на горы.Так бы пришлось воспеть песнь Игорю, того внуку:«Не буря соколов занесла через поля широкие —стаи галок бегут к Дону великому».Второй раз в «Слове» упоминается уже не тропа, а земля Трояна:«Уже бо, братие, не веселая година въстала,уже пустыни силу прикрыла.Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука,вступила двою на землю Трояню,въсплескала лебедиными крылына синмъ море у Дону;плещучи, упуди жирня времена.Усобица княземъ на поганыя погыбе,рекоста бо братъ брату:«Се мое, а то мое же»И начяша князи про малое«се великое» мълвити,а сами на себ крамолу ковати.А погании съ всхъ странъ прихождаху съ побдамина землю Рускую»⁹⁰ —«Уже ведь, братья, невеселое время настало,уже пустыня войско прикрыла.Встала обида в войсках Дажьбожа внука,вступила девою на землю Трояню,восплескала лебедиными крыльямина синем море у Дона;плескаясь, прогнала времена обилия.Борьба князей против поганых прервалась,ибо сказал брат брату:«Это мое, и то мое же».И стали князья про малое«это великое» молвитьи сами на себя крамолу ковать.А поганые со всех сторон приходили с победамина землю Русскую».

1

В ряде изданий «Слова» в данном месте вместо точки стоит запятая. – М. С.

Большинство исследователей «Слова» соглашаются, что по контексту всего этого фрагмента под «землей Трояна» в данном случае понимается именно Русская земля, на которую в метафорическом смысле ступает Дева-Обида, а в реальном смысле на нее благодаря княжеским усобицам производят успешные набеги половцы.

В двух других случаях Троян упоминается в связи не с географическими, а с хронологическими понятиями: «Были вчи Трояни, минула лта Ярославля; были плъци Олговы, Ольга Святьславличя»⁹¹ – «Были века Трояна, минули годы Ярослава, были и войны Олеговы, Олега Святославича». Однако еще один фрагмент показывает, что в представлении создателя «Слова» загадочные «века Трояна» не заканчиваются правлением Ярослава Мудрого, а охватывают еще и время жизни полоцкого князя Всеслава, захватившего киевский престол уже после смерти Ярослава: «На седьмомъ вц Трояни връже Всеславъ жребий о двицю себ любу. Тъй клюками подпръ ся о кони, и скочи къ граду Кыеву и дотчеся стружиемъ злата стола киевьскаго»⁹² – «На седьмом веке Трояна кинул Всеслав жребий о девице, ему милой. Он хитростью оперся на коней и скакнул к городу Киеву и коснулся древком золотого престола киевского». Как и «тропа Трояна», связанный с его именем «седьмой век» вызвал к жизни множество предположений.

В фрагменте, в котором Троян упоминается вместе с Ярославом и Олегом, многие исследователи видели следы своеобразной периодизации отечественной истории: «Разгадать, кто или что кроется за прилагательным «Троянь», чрезвычайно важно для понимания концепции истории Русской земли, выраженной автором «Слова о полку Игореве»⁹³. Концепция эта, как отметил А.Г. Кузьмин, не только охватывала первые века русской истории, но и существовала параллельно и независимо от летописной. Особая ценность ее заключается в том, что в поэтической форме она доносит до нас обрывки доваряжской концепции происхождения Руси. Л.В. Соколова предположила, что автор «Слова о полку Игореве» указал не три периода русской истории, а три наиболее значительные ее точки: «лета Ярославля» – время расцвета Киевской Руси, войны Олега – время ее распада. «Логично допустить, что «вчи Трояни» – это начальные времена Киевской Руси»⁹⁴. Сама исследовательница присоединилась к точке зрения Н. Костомарова, считавшего, что под понятием «трояны» скрывается Кий с братьями. При этом сторонники данного отождествления негласно исходят из предположения, что глубина исторической памяти автора «Слова о полку Игореве» тождественна ее глубине у автора ПВЛ, из труда которого мы и знаем об основателе Киева. Однако даже при самом первом знакомстве с обоими памятниками очевидно, что широта историко-мифологического кругозора у создателя «двоеверного» шедевра княжеско-дружинной поэзии гораздо больше, чем у христианского монаха-летописца. При описании современных ему событий он не только свободно использует образы родных богов, но и помнит «время Бусово», которого исследователи отождествляют с погибшим от рук готов правителем антов Божем, т. е. более раннюю эпоху, нежели время основания Киева. Притом что в контексте данного предложения «вчи Трояни» действительно обозначают самое начало истории Руси, предположение о том, что оно непременно должно быть связано именно с Кием, является произвольным допущением. Автор «Слова» в качестве точки изначального отсчета мог устремить свой взор гораздо глубже в тьму веков и иметь в виду не основание будущей столицы, а возникновение русского племени как такового. Возможно, в этом отношении гораздо ближе к истине оказался Д. Прозоровский, еще в 1897 г. отмечавший, что в образе Трояна представлялось в древности мифическое сотворение славянского или русского мира. «Отсюда будет понятна причина, – продолжал он, – по которой Трояново летоисчисление от начала мира славяно-русские позднейшие поэты смешивали с христианским летоисчислением от сотворения мира»⁹⁵. Однако само начало славянской или даже русской истории как истории племени едва ли может быть отождествлено с основанием будущей столицы, поскольку последнее произошло лишь спустя достаточно большой промежуток после первого. Следует отметить, что «Слово» создавалось в эпоху двоеверия, когда на Руси господствовало церковное летоисчисление от «сотворения мира» или «от Адама». Век в последнем контексте принимался за 1000 лет, и употребление подобной хронологии в Древней Руси подтверждается текстом 1136 г.: «Отъ Адама до сего времени минуло есть вковъ 6. А седмого вка минуло лтъ 644»⁹⁶. Тогда 1068 г., когда «на седьмом веку Трояна» Всеслав на короткое время захватил «золотой престол киевский», действительно оказывается седьмым тысячелетием или седьмым веком. Соответственно в этом, «двоеверном» контексте Троян оказывается соотнесен с библейским Адамом, если и не непосредственно, то, во всяком случае, с самым начальным периодом человеческой истории в библейском его понимании. Однако все это вновь ставит перед нами вопрос: кем же на самом деле был этот загадочный Троян?

По поводу данной фигуры было выдвинуто достаточно много предположений, полный обзор которых был дан Л.В. Соколовой, что делает излишним подробное рассмотрение высказывавшихся точек зрения. Вместо этого обратим внимание на то, что в первом приведенном фрагменте помимо выражения «тропа Трояна», которое в первую очередь привлекало интерес исследователей, есть и другое выражение – «Игореви, того внуку». Чьим внуком называл здесь Игоря автор «Слова»? Обычно предполагалось, что здесь имелся в виду Олег Святославич, однако текст памятника не дает основания для подобного утверждения. По смыслу всего предложения слова «того внуку» относятся именно к Трояну, который последним из персонажей упоминается в тексте. К такому выводу еще в XIX в. пришел В. Миллер, отмечавший по данному поводу: «Игорь называется внуком Трояна; как это ни странно, но грамматически другого смысла быть не может»⁹⁷. Этой же точки зрения придерживались и другие исследователи «Слова», такие как А.Г. Кузьмин, А.Ю. Чернов, Г.Ф. Карпунин. Лингвист А.В. Дыбо, реконструировавший первоначальный текст данного памятника, также пришел к выводу, что из синтаксической конструкции предложения следует указание на то, что Игорь является внуком Трояна⁹⁸. Отметим, что слово внук в контексте «Слова о полку Игореве» применялось не только в прямом, но и в переносном смысле – в значении потомка вообще. Правильность понимания Игоря как внука Трояна подтверждается и другим фрагментами «Слова», в которых он упоминается. Действительно, если он был дальним предком Игоря, то тогда вполне естественно именно с его правления начинать периодизацию русской истории. Ключом к разгадке его образа может послужить то обстоятельство, что в «Слове о полку Игореве» уже упоминается один прародитель как княжеского рода, так и всего нашего народа Дажьбог. Показательно, что во втором приведенном фрагменте «Дажьбож внук» упоминается в одном предложении вместе с «землей Трояна». Кроме того, этот же текст хоть прямо и не называет, но благодаря патронимическому суффиксу – ичи предполагает наличие еще одного предка – Руса, потомками которого являются храбрые русичи. Очевидно, что правильное определение того, как относится Троян как предок Игоря к Дажьбогу и Русу, даст нам гораздо более полное понимание сути этого персонажа, нежели многочисленные произвольные догадки по поводу тропы или седьмого века Трояна. Генеалогия, будь она реальная или мифологическая, определяла место человека в окружающем мире, вводила его в систему родственных связей и в этом качестве обладала несомненной ценностью в глазах человека Средневековья. При этом она исходит из последовательности поколений, т. е. некоей системы, правильное понимание которой способно прояснить и сущность составляющих ее элементов. Как ни странно, но подобным вопросом, насколько мне известно, до сих пор не задавался ни один исследователь «Слова». Определив в одном месте хронологическую последовательность Трояна, Ярослава и Олега Святославича, создатель этого произведения не оставил прямого указания, каким должен быть порядок в перечислении Трояна и двух других мифических или полумифических прародителей русского народа. Определение этого порядка во второй триаде и является той задачей, которую необходимо решить.

Уже самая элементарная логика подсказывает, что Троян должен занимать среднее положение между Дажьбогом и Русом. С одной стороны, он явно не мог жить позже героя-эпонима нашего народа, поскольку в противном случае предки должны были бы именоваться трояновичами, а не русичами. Никакого славянского племени с подобным названием история не знает. С другой стороны, едва ли он мог быть раньше Дажьбога, коллективным потомком которого названы русский народ и его князья. Из славянской мифологии нам известно, что отцом Дажьбога был Сварог, бог неба. Сам Сварог вообще не упоминается в «Слове о полку Игореве» в качестве хотя бы отдаленного прародителя наших предков. Даже если на миг предположить, что Троян был предком Сварога, едва ли отсчет русской истории мог быть начат с него – в этом случае мы имеем дело с божественной, а не человеческой родословной, которую в данном случае логичнее было бы начать с Дажьбога. Уже эти самые предварительные рассуждения указывают на то, что в контексте «Слова» место Трояна находится между Дажьбогом и Русом. Весьма интересны в этой связи и данные украинского языка: «Три брата в украинских сказках называются «трояны», а слово «троян» в современном украинском языке означает: 1) отец трех сыновей-близнецов, 2) тройка коней, 3) вообще три лица или предмета, тесно связанных»⁹⁹.

Следует отметить, что у индоевропейцев достаточно широко был распространен миф об отце трех сыновей, которые впоследствии становятся прародителями трех народов. Эллины получили свое название от фессалийского царя Эллина, сыновьями которого были Эол, Дор и Ксуф – родоначальники основных греческих племен. Согласно Тациту прародителем и праотцом германцев являлся Манн, бывший сыном порожденного землей бога Туистона. У Манна родилось три сына, «по именам которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами, посередине – гермионами, все прочие – истевонами». Скифы рассказывали, что от Зевса и дочери реки родился первый человек Таргитай, у которого было трое сыновей: Липоксай, Арпоксай и Колоксай, от которых произошли племена царских скифов. Как видим, традиция выводить название народа от носившего то же имя героя-предводителя чрезвычайно древняя и восходит, скорее всего, к эпохе индоевропейской общности.

Однако есть в индоевропейской мифологии еще одна генеалогическая система, в которой персонаж, имя которого образовано от числа «три», занимает среднее положение между солярным персонажем и тремя предками, давшими название отдельным народам. Речь идет об иранской мифологии. Первым царем в ней является Йима, сын Вивахванта. Имя последнего соответствует индийскому богу солнца Вивасвату, а сам Йима в Авесте наделяется солярными чертами. Утратив Хварно, мистическое понятие, дающее право на царскую власть, Йима гибнет от мифического змея Ажи-Дахака. Потомок Йимы Трайтаона (Феридун в средневековой иранской традиции) побеждает чудовище, обретает власть над миром и становится отцом трех сыновей Салма, Тура и Эраджа, которых назначает править Римом, Тураном и Ираном. Необходимо подчеркнуть, что в Авесте, древнейшем памятнике иранской мифологии, он упоминается в относительной близости от мифической реки Рангхи, которая, наряду с ведийской Расой, является древнейшим названием Волги. Уже в «Видевдат» страна, где родился Трайтаона, помещается недалеко от истоков Ранхи: «В-четырнадцатых, наилучшую из стран и мест обитания я, Ахура-Мазда, сотворил: Варну четырёхугольную, где родился Трайтаона, убивший Змея-Дахаку. (…) В-шестнадцатых, наилучшую из стран и мест обитания я, Ахура-Мазда, сотворил: [страну] у истоков Ранхи, которая управляется без правителей»¹⁰⁰. Более подробно этот вопрос был рассмотрен в моей книге «Одиссея варяжской Руси», здесь лишь отметим, что в качестве правителя Прибалтийской Руси Саксон Грамматик упоминает Траннона. Имя его является переходным от иранского Трайтаоны к общеславянскому Трояну. В пользу этого говорит и наличие гласной а в данном имени, указывающее на индоиранское влияние: праслав. trьje, tri родственно др.-инд. trayas, tri, trini «три», авест. raуo¹⁰¹. Поскольку Траннон правил во время нападения на Прибалтику датского короля Фротона I, вторжение которого, по археологическим данным, может быть примерно датировано 970–950 гг. до н. э., это говорит о том, что генетически родственные образы иранского Трайтаоны и русского Трояна возникли ранее этого периода, еще во время обитания обоих племен на их общей волжской прародине. Сопоставление всех этих данных позволяет нам точно определить место Трояна как потомка бога солнца Дажьбога и непосредственного отца Руса и двух его братьев.

О персонаже с именем Рус Саксон Грамматик ничего не сообщает, но о существовании памяти о нем в Прибалтике свидетельствует народное сказание, записанное на границе между современными Эстонией и Латвией: «Одно народное предание говорит, что некогда во всей Угаунии сидели отдельные князья. Сохранилась память об одном княжестве, бывшем некогда на месте нынешнего Репинского прихода, по названию «Русавальд» (т. е. волость Русса). В Руссавальде княжил некто Руссипапа или Папарусь. Он жил в неприступном замке возле оз. Игема. В воротах своих замков Руссипапа имели столь громадные засовы и замки, что когда, например, ворота запирались у Папарусь, то звон от железа раздавался на расстоянии пятнадцати верст в Разине, где жил другой князь. На восточной стороне близтекущей реки Воо у дер. Пустус и Выукюля указывают громадный холм, обложенный снизу рядом камней, а сверху заваленный землею. По преданию около этой местности происходило сражение, в котором пал герой, защищавший ее. На месте его погребения воздвигнут холм. (…) Название Руса еще сохранилось недалеко на юг от Игемяерв в имени мызы, в название деревни Русикюла верст пять к юго-западу от первого места и в названии деревни Руссима, на юг верст двадцать. Что предание о Руссипапе не есть простой продукт народного воображения, свидетельствует сохранившийся на север от Вирицгерва верст на двенадцать к вол. Умбусе, огороженной неприступными в летнее время болотами, род, носящий фамилию Русси (Руссь) и отличающийся от обыкновенного эстонского типа между прочим длинным носом и высоким лбом»¹⁰². Насколько можно судить, в имени Руссипапа соединены два корня, второй из которых относится к отношениям родства. Если не считать самого позднего значения этого слова, обозначающего главу Римско-католической церкви, то слово папа, возникшее из детской речи еще в индоевропейскую эпоху, имеет два значения. Первое из них, отмечает М. Фасмер, означает «хлеб», а второе отца. Также необходимо иметь в виду то, что жителей Киевской Руси, равно как и современных русских, латыши зовут не русскими, а по имени ближайшего к ним восточнославянского племени krievs «русский» (буквально «кривич»), а нашу страну Krievija «Россия». Аналогичным образом называют русских и литовцы – krievai¹⁰³. Жившие на территории Латвии ливы также звали русских krievoz¹⁰⁴. С другой стороны, эстонцы и финны зовут русских Vene, Venaa или Venaja, т. е. «венеды»¹⁰⁵. Таким образом, мы видим, что русских по их собственному имени в Восточной Прибалтике не зовет никто. Следовательно, появление там имени Руссипапы и образованного от него названия Русавальда должно было произойти до образования Древней Руси. Другой единственной известной нам Русью в этом регионе была Прибалтийская Русь, описанная Саксоном Грамматиком.

Еще одним местом, с которым связывается образ Руса, являются Днепровские пороги. Посколько там он фигурирует не в антропоморфном, а в хтоническом облике, данное свидетельство будет приведено нами в следующей главе, а пока отметим: именно этому месту было посвящено украинское предание о переселении какого-то народа во главе со своим вождем. Рядом с днепровскими порогами находились два огромных камня – один в воде под правым берегом, другой на левом берегу. В народе их называли «Богатыри» и рассказывали, что «дуже в давню старину» здесь сошлись два богатыря и стали кричать один другому через Днепр: «Уступи мiнi мiсто, я посилюсь з своiм народом», на что другой ответил: «Ні, я заселю цей край; геть ти відціля!» Поскольку ни один не хотел уступать, богатырь с правого берега сказал: «Коли так, то давай лучче поміряімся силами: хто кого пересиле, того й земля буде». Для определения сильнейшего они взяли камни одного веса. Камень, брошенный богатырем с левого берега, упал в воду у правого берега, а богатырь с правого берега перекинул камень через Днепр. Тогда богатырь с левого берега сказал: «Ну, коли так, так я піду дальше, а ти заселяй землю». Он пошел дальше, а победитель поселил свой народ и на том, и на другом берегу. На камне, лежащем на левом берегу, до сих пор остался след от пальцев и ладони богатыря¹⁰⁶. Камни с отпечатками рук или ног достаточно распространены в мире, в восточнославянском фольклоре также неоднократно встречается мотив перебрасывания богатырями или великанами тяжелых предметов. Однако в данном случае оба мотива связаны с преданием об обретении новой земли целым народом, с чем предания о камнях-следовиках или мотив перебрасывания, как правило, не соотносятся. Предание ничего не говорит о том, какой народ возглавлял победивший в состязании богатырь, однако вряд ли бы в украинском фольклоре сохранилось предание об обретении земли печенегами, половцами, татарами или какими-нибудь другими кочевниками причерноморских степей. Сам факт сохранения в народной памяти данного события говорит о том, что переселенцами были славяне.