Русь меж двух огней – против Батыя и псов-рыцарей
Шрифт:
Поход на Волынь. 1241 г.
И приде к Володимеру, и взя и копьемь, и изби и не щадя. Тако же и град Галичь, иныи грады многы, имже несть числа.
Что сделал первым делом Батый после взятия Киева, так это допросил воеводу Дмитра: «и начя Батый пытати о князе Даниле, и поведаша ему яко бежал есть воУгры. Батый же посади в граде Киеве воеводу своего; а сам иде к Володимерю в Волынь» (Никоновская летопись). Судя по всему, именно результатами этой встречи и были продиктованы дальнейшие стратегические действия хана — в отличие от похода в Северо-Восточную Русь на Русь Юго-Западную монгольская орда вторглась облавой, что прямо свидетельствовало о том, что на организованное сопротивление завоеватель не рассчитывает. Раз князя в стране нет, то и серьезного отпора не будет, некому им руководить, княжество — это не город, и воеводу во главе его не поставишь. Отсюда — и решение идти облавой, разделив войска на несколько частей, что никогда бы не произошло, если бы князь Даниил был в своих землях. Рашид ад Дин четко указал, что монголы «проходили облавой тумен за туменом все города Владимирские и завоевывали крепости и области которые были на их пути». Батый лично повел часть войск на Владимир-Волынский, а остальные распустил по стране, решив как гребенкой прочесать южнорусские земли. И еще один интересный факт мы узнаем — в Киеве хан оставил своего военачальника, чего никогда не делал в городах Владимиро-Суздальского и Рязанского княжеств, — судя по всему, земли Руси Южной он теперь считал принадлежащими непосредственно монголам. С другой стороны, двигаясь на запад, завоеватель должен был быть твердо уверен в том, что в тылу у него все спокойно, — отсюда и монгольский военачальник в Киеве. Но перед тем, как вторгнуться
Киев. А. ван Вестерфельд. Собор св. Софии. Западные галереи, вид с севера
Над крепостью гремел сполошный колокол, и сотни людей, бросив свои дела, спешно вооружались и бежали на городские стены, где уже толпились закованные в доспехи дружинники. Единственные ведущие в городок ворота были открыты, и десятки людей, кто пешком, а кто на коне, спешили укрыться за крепостными валами. Но еще больше народу было в полях, и шансов добежать до спасительных укреплений у людей не было — мчавшиеся по заснеженной земле на низкорослых конях степняки секли саблями всех, кто не успел достигнуть крепости. Видя, что монголы уже приблизились к воротам, стоявший на стене воевода распорядился закрыть створы, прекрасно понимая, что этим он обрекает на смерть всех тех, кто спешил к крепости, и спасает тех, кто уже укрылся за валами. Захлопнув ворота, гридни подперли их бревнами изнутри и поспешили на стены, где уже собралось практически все население городка. Горожане видели, как степняки расправились со всеми, кого настигли за городскими воротами, а затем стали разъезжать вокруг крепости, высматривая удобные места для штурма. Прибывали все новые и новые отряды кочевников, и вскоре городок был окружен со всех сторон — даже по льду реки сновали монгольские разъезды. Воевода, наблюдая, как основная масса монголов концентрируется напротив воротной башни, понимал, что главный удар будет нанесен здесь, и распорядился гридням дополнительно укрепить их створы. Осаждавшие подтаскивали десятки лестниц, бревна, большие вязанки хвороста, чтобы заваливать ров, и когда все было готово, вперед выдвинулись лучники, и тысячи стрел полетели в толпившихся на стенах ратников.
Киев. А. ван Вестерфельд. Собор Св. Софии. Западные галереи, взгляд с юга
В ответ ударили стрелами с городских валов, и вражеские лучники один за одним стали валиться на окровавленный снег — однако дождь монгольских стрел не прекратился, наоборот, он все больше усиливался, поскольку все новые и новые нукеры вступали в бой. А затем загремели барабаны, и орда пошла на приступ — тысячи монголов, невзирая на потери, быстро завалили ров, бросили на вал лестницы и начали карабкаться наверх. Со стен степняков расстреливали из луков и самострелов, забрасывали копьями и сулицами, сбивали камнями и бревнами. Но ничто не могло остановить вражескую лавину — достигнув гребня вала, степняки приставили лестницы, забросили арканы и начали быстро лезть на частокол, где их приняли в топоры русские ратники. В створы ворот багатуры ударили тяжелым бревном, а сверху их поливали кипящей смолой и сбрасывали вниз каменные жернова, которые давили сразу по несколько человек. Яростный бой гремел по всему периметру укреплений, горожане и гридни бились отчаянно, на места павших ратников спешили женщины и серпами секли карабкающихся на стены супостатов. Проломив ворота, монголы ринулись в город, но в проезде надвратной башни их встретил воевода со своей дружиной — загородившись большими щитами, гридни мечами и копьями остановили вал вражеской конницы и поворотили степняков назад. Но отбитые в одном месте монголы прорвались в крепость в десяти других и, перевалив через стены, ворвались на улицы городка, сметая все на своем пути. Воевода и его гридни, атакованные с двух сторон, полегли у ворот в рукопашной сече, и теперь степная нечисть хлынула в город, полностью затопив его. Уцелевших защитников добивали на улицах, озверелые от оказанного сопротивления дикари не щадили никого — ни женщин, ни детей. После того как кочевники посекли всех жителей и полностью разграбили городок, он был подожжен с нескольких концов. Орда двинулась дальше, а за спиной у монголов, озаряя ночное небо, ярко пылала уничтоженная русская крепость, которая предпочла погибнуть в бою, но не покориться врагу.
Во время раскопок на «Райковецком городище» были найдены сотни скелетов горожан и монголов — они так и лежали с оружием в руках и в доспехах там, где застала их смерть. Очевидно, бушующий пожар охватил весь городок, и монгольские военачальники просто физически не смогли убрать тела своих павших воинов, которые так и сгорели в громадном погребальном костре, в который превратилась крепость. Множество останков погибших русских ратников было обнаружено у ворот, другие были найдены прямо на городских валах с застрявшими в костях монгольскими стрелами и разрубленными черепами. Во рву лежало большое количество камней, которые защитники скидывали на врагов, особенно много их, включая и обломки жерновов, находилось у ворот. Там слой каменного завала был около 1 м, а под ним были обнаружены останки монгольских нукеров, пытавшихся через ворота прорваться в крепость. Городские валы были усеяны наконечниками стрел, обломками оружия и доспехов, а в домах были найдены предметы быта — миски, ведра, горшки и т. д. Из жителей городка не уцелел никто, все мужчины погибли в сражении, а женщины и дети либо заживо сгорели в своих домах, либо были изрублены на улицах. Жизнь там больше никогда не возродилась, а само место было заброшено и забыто.
Такая же судьба постигла и другие города-крепости региона — Изяславль, Каменец и Колодяжин, которые после отчаянного сопротивления были сожжены дотла и также навсегда исчезли с лица земли. Особенно примечательна оборона Колодяжина — здесь монголы ровным счетом ничего не смогли сделать, даже несмотря на то, что применили осадную технику. «И приде к городу Колодяжну, и постави пороков 12, и не може разбити стен градных» — так сообщает об этом Пискаревский летописец. Само местоположение этого города-замка было исключительно выгодным — он возвышался над поймой реки Случь практически на 40 м, а с двух сторон его окружали глубокие, непроходимые овраги. Со стороны поля Колодяжин был окружен двумя линиями валов и рвов, которые сохранились до наших дней (высота вала 3,5 м). Можно понять то чувство досады, которое охватило Батыя, перед ним только что пал древний Киев, который защищал многотысячный гарнизон, а здесь какой-то замок задерживает движение орды! Призрак Козельска замаячил перед завоевателем, и тогда хан вспомнил заветы предков — где не помогает сила, там на помощь приходит коварство. Хан затеял переговоры с горожанами, предлагая открыть ворота и сдаться на его милость: «Они же послушавше злаго совета его и предашася, и сами избиени быша» (Пискаревский летописец). Очевидно, Калка не только князей ничему не научила, но народ в целом! Запоздалая борьба внутри крепости ни к чему не привела, и ожесточенное сопротивление защитников было жестоко подавлено — во время раскопок их скелеты были найдены под толстым слоем пепла. Батый зверски расправился с Колодяжином — все население поголовно было перебито, а сам город выжжен полностью. Как и на «Райковецком городище», жизнь здесь больше не возобновилась, а монгольская орда, прорвав оборонительные линии по Случи и Тетереву, вторглась в пределы Галицко-Волынского княжества.
Киев. А. ван Вестерфельд. Собор Св. Софии. Южная часть западного фасада
О
борьбе городов Юго-Западной Руси против монгольского нашествия известно до обидного очень мало и главным образом из Ипатьевского летописного свода, в который входит Галицко-Волынская летопись. Вот что рассказывает летописец о том погроме, который был учинен Батыем в землях князя Даниила. «Видел он, что не сможет взять города Кременец и Данилов, и отошел от них. И пришел к Владимиру, и взял его приступом, и перебил всех, не щадя. И так же Галич и многие другие города, которым и числа нет». И все! Так это летопись местная, а чего уж тогда требовать от других! Трудно сказать, почему летописец не стал вдаваться в подробности о событиях, связанных с вторжением монголов на Галицко-Волынское княжество, но кое-что предположить можно. Ведь те же летописные своды Северо-Восточной Руси очень подробно освещают нашествие, вплоть до того, что дословно приводят речи князей и воевод. А кого цитировать галицкому летописцу, если все князья отъехали на Запад? Как ему объяснять, что те поехали за помощью, предоставив города собственной участи, а фактически бросив на произвол судьбы земли, за которые были в ответе? Описывать героические деяния бояр и воевод, которые сражались с монголами, тоже было бы нехорошо, поскольку это опять-таки выставляло в негативном свете правителей Юго-Западной Руси. И поэтому, на мой взгляд, решил летописец в подробности не вдаваться, а ограничиться простой констатацией фактов, зато рассказ о деятельности князя Даниила в этот период поместить отдельно от описываемых событий. И в итоге вся борьба с нашествием Батыя на Галицко-Волынскую Русь уместилась в одной короткой фразе.В принципе эта самая фраза практически дословно воспроизводится в других летописях, к примеру, в I Софийской, Воскресенской и Пискаревском летописце, что в свою очередь свидетельствует о том, что и остальные составители летописных сводов не располагали какой-либо достоверной информацией о событиях 1241 г. в Юго-Западной Руси. Правда, несколько иначе звучит сообщение Никоновской летописи о том, как Батый воевал земли князя Даниила: «И иде ко граду Кременцу Данилову, и не може взять его крепости ради, и отиде от него. И приде к Володимерю и взять его, и изби вся, не пощаде ни единого же. И оттуда иде к Галичу и бив пороки и взять его. И оттуда иде к Червенцу и бив пороки, взять его. И что много исчитати? Един по единому многое множество безчисленно Русских градов взять, и всех поработи, и воеводы своих посажа». Обращает на себя внимание последняя строка, из которой следует, что именно отсутствие организованного сопротивления и привело к таким успехам хана — города брались по одному, и некому было собрать силы в стране в единый кулак. Что же касается «воевод», которых хан оставил в городах, то когда вернулся князь Даниил, никаких монгольских наместников в его землях не было. Скорее всего, речь шла о военачальниках, которые после ухода основной орды какое-то время оставались на местах, разоряя и опустошая захваченные территории, а потом отправлялись вслед за главными силами.
Киев. А. ван Вестерфельд. Собор Св. Софии. Фасад южной внешней галереи
Но даже и в таких благоприятных условиях Батый умудрился потерпеть ряд неудач, которые, правда, на общий ход событий не оказали никакого влияния. Отразили вражеские атаки хорошо укрепленные города Кременец и Данилов, и потому хан, чтобы не терять темп наступления, не стал их осаждать, а двинулся дальше. Устоял также любимый город князя Даниила Холм, который оказался не по зубам степным варварам, зато судьба остальных городов Галицко-Волынской земли была печальной. Главный удар хан стремился нанести по родовому гнезду князя Даниила — Владимиру-Волынскому, городу, который был оплотом его могущества. Рашид ад Дин указывает конкретные сроки сопротивления, которое оказывали Батыю жители, «Потом они осадили город Учогул Уладмур и в три дня взяли его». А между тем этот город являлся сильнейшей крепостью того времени, и Галицко-Волынская летопись сохранила восторженный отзыв о нем венгерского короля Андрея, когда он со своей армией подошел к его валам: «он изумился и сказал: «Такого города я не встречал даже в немецких странах». «О больших размерах укреплений во Владимире узнаем из другого свидетельства, относящегося уже к 1261 г. Татарский полководец Бурундай требовал уничтожения городских стен Владимира, как, впрочем, и ряда других городов. Василько Романович вынужден был на это согласиться, и «так как невозможно было вскоре разбросать город из-за его размеров («величества»), повелел зажечь его». Из этого известия видно, что стены Владимира сделаны были из дерева; их можно было разбросать и зажечь» (М. Н. Тихомиров). Помимо самих мощнейших фортификационных укреплений защитой Владимиру-Волынскому служили обширные болота, которые окружали его с трех сторон.
Из летописи мы узнаем лишь то, что столица княжества была взята, а монголы учинили в ней страшную резню, перебив практически все население. Когда в город вернулся Даниил Романович, то он не нашел там ни одного живого человека, а все церкви Владимира-Волынского, включая и главный храм Богородицы были буквально забиты мертвыми телами людей, которые тщетно пытались укрыться там от свирепости завоевателей. Подтверждением массового и целенаправленного истребления населения служит тот факт, что во время археологических раскопок под слоем пепла бушевавшего тогда пожара было обнаружено множество человеческих останков, чьи черепа были пробиты железными гвоздями. Как и в Киеве, на территории Владимира-Волынского нашли места массовых убийств жителей, которых монголы казнили по приказу Батыя, желающего стереть с лица земли стольный город князя Даниила.
А затем орда разделилась — один отряд во главе с ханом Байдаром двинулся на север и взял Берестье (Брест), где учинил такой погром, что когда Даниил с братом при возвращении из Польши появились в городе, то «не смогли выйти в поле из-за смрада от множества убитых» (Галицко-Волынская летопись). Затем три тумена Байдара двинулись в поход на Польшу, имея в перспективе и Чехию, и вот тут-то Восточная Европа содрогнулась — копыта монгольских коней застучали по землям католических королевств Запада! Сам же Батый вместе с Субудаем двинулся юг, чтобы штурмом взять второй по значению город Юго-Западной Руси — Галич и тем самым окончательно сломить могущество князя Даниила. Монголы так разгромили этот древний русский город, что от этого погрома он не оправился никогда, жизнь в нем постепенно затухала, а после того, как его захватили поляки, Галич был вообще перенесен на другое место, и здесь осталось только сельское поселение. В наши дни село Крылос, на месте которого когда-то стояла блестящая столица княжества, находится в 5 км от современного Галича, там до сих пор можно увидеть мощные земляные валы, остатки 10 белокаменных храмов XII–XIII веков, а также довольно неплохо сохранившуюся церковь Пантелеймона (XII в.), правда, частично перестроенную в XVII веке. От великого города, где когда-то решались судьбы Руси, не осталось практически ничего, и это опять к вопросу — что же принесло нашему народу нашествие Батыя, благо или зло?
Падение Галича ознаменовало военный разгром Галицко-Волынской земли и открывало перед монголами дорогу туда, куда они стремились изначально, — в Венгрию. Именно с этим походом и связано очередное упоминание о воеводе Дмитре, который руководил обороной Киева. Судя по всему, боярин залечил свои раны и после этого обретался в ставке Батыя, поскольку хан таскал мужественного воина за собой. Очевидно, службу у себя ему завоеватель не предлагал, поскольку понимал, что воевода откажется, а убивать его хан явно не хотел. И в итоге Дмитр высказал Батыю свое мнение по поводу венгерского похода, преследуя при этом двоякую цель: с одной стороны, убрать быстрее монгольские тумены с Русской земли, а с другой — столкнуть скорее лбами венгерского короля и монгольского хана. Очевидно, что боярин и на того, и на другого смотрел как на врага своей страны и исходил из того, что при любом исходе этого столкновения Русской земле будет только польза. Побьет король Бела Батыя — замечательно, Руси от этого будет облегчение великое, да и сам король будет сильно ослаблен, ибо монголы просто так победу не отдадут. Побьет Батый Бэлу — тоже неплохо, сколько раз венгры на Русь нападали, теперь им не до набегов будет, самим бы уцелеть, а сам хан, Бог даст, дальше на закат пойдет, и кто знает, как там у него повернется. «Дмитр, киевский тысяцкий Даниила, сказал Батыю: «Не медли так долго на этой земле, пора тебе идти на угров. Если замедлишь, земля та укрепится! Соберутся против тебя и не пустят тебя в свою землю». Он так сказал потому, что видел, как гибнет Русская земля от нечестивого. Батый послушал совета Дмитра и пошел на угров» (Галицко-Волынская летопись). Понятно, что хитрый хан прекрасно понимал намерения русского воеводы, но, с другой стороны, понимал и то, что медлить на Руси ему больше нельзя, что, вполне вероятно, венгерский король собирает силы и, возможно, постарается встретить монголов на перевалах в Карпатах. Время теперь было против Батыя, и ему надо было спешить, чтобы опередить Белу и вывести свою орду на стратегический простор. В конце зимы — начале весны тумены Батыя и Субудая покинули Юго-Западную Русь и начали вторжение в Венгрию. Скорее всего, разгром Юго-Западной Руси не был столь тотальным, как разгром Руси Северо-Восточной, — завоевателя поджимало время, поскольку он прекрасно понимал, сколько его потратил на осаду Киева. Король Бела собирал армию, и хан хотел как можно быстрее встретиться с ним на поле боя — потому и ушел быстро из владений Даниила, махнув рукой нате земли, которые не успел разорить. В итоге Галицко-Волынское княжество оправилось от погрома гораздо быстрее, чем Владимиро-Суздальское и Рязанское, а военный потенциал братьев Романовичей через несколько лет оказался довольно высок.