Русь моя, жизнь моя…

Кармен (1914) Л.А.Д

* * *

Как океан меняет цвет,Когда в нагроможденной тучеВдруг полыхнет мигнувший свет, – Так сердце под грозой певучейМеняет строй, боясь вздохнуть,И кровь бросается в ланиты,И слезы счастья душат грудьПеред явленьем Карменситы.

* * *

На небе – празелень, и месяца осколокОмыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,Проходит, и весна, и лед последний колок,И в сонный входит вихрь смятенная душа…Что месяца нежней, что зорь закатных выше?Знай про себя, молчи, друзьям не говори:В последнем этаже, там, под высокой крышей,Окно, горящее не от одной зари…

* * *

Есть демон утра. Дымно-светел он,Золотокудрый и счастливый.Как небо, синь струящийся хитон,Весь – перламутра переливы.Но, как ночною тьмой сквозит лазурь,Так этот лик сквозит порой ужасным,И золото кудрей – червонно-красным,И голос – рокотом забытых бурь.

* * *

Бушует снежная весна.Я отвожу глаза от книги…О, страшный час, когда она,Читая по руке Цуниги,В глаза Хозе метнула взгляд!Насмешкой засветились очи,Блеснул зубов жемчужный ряд,И я забыл все дни, все ночи,И сердце захлестнула кровь,Смывая память об отчизне…А голос пел: Ценою жизниТы мне заплатишь за любовь!

* * *

Среди поклонников Кармен,Спешащих пестрою толпою,Ее зовущих за собою,Один, как тень у серых стенНочной таверны Лиллас-Пастья,Молчит и сумрачно глядит,Не ждет, не требует участья,Когда же бубен зазвучит,И глухо зазвенят запястья, —Он вспоминает дни весны,Он средь бушующих созвучийГлядит на стан ее певучийИ видит творческие сны.

* * *

Сердитый взор бесцветных глаз.Их гордый вызов, их презренье.Всех линий – таянье и пенье.Так я Вас встретил в первый раз.В партере – ночь. Нельзя дышать.Нагрудник черный близко, близко…И бледное лицо… и прядьВолос, спадающая низко…О, не впервые странных встречЯ испытал немую жуткость!Но этих нервных рук и плечПочти пугающая чуткость…В движеньях гордой головыПрямые признаки досады…(Так на людей из-за оградыУгрюмо взглядывают львы).А там, под круглой лампой, тамУже замолкла сегидилья,И злость, и ревность, что не к ВамИдет влюбленный Эскамильо,Не Вы возьметесь за тесьму,Чтобы убавить свет ненужныйИ не блеснет уж ряд жемчужныйЗубов – несчастному тому…О, не глядеть, молчать – нет мочи,Сказать – не надо и нельзя…И Вы уже (звездой средь ночи),Скользящей поступью скользя,Идете – в поступи истома,И песня Ваших нежных плечУже до ужаса знакома,И сердцу суждено беречь,Как память об иной отчизне, —Ваш образ, дорогой навек…А там: Уйдем, уйдем от жизни,Уйдем от этой грустной жизни!Кричит погибший человек…И март наносит мокрый снег.

* * *

Вербы – это весенняя таль,И чего-то нам светлого жаль,Значит – теплится где-то свеча,И молитва моя горяча,И целую тебя я в плеча.Этот колос ячменный – поля,И заливистый крик журавля,Это значит – мне ждать у плетняДо заката горячего дня.Значит – ты вспоминаешь меня.Розы – страшен мне цвет этих роз,Это – рыжая ночь твоих кос?Это – музыка тайных измен?Это – сердце в плену у Кармен?

* * *

Ты, как отзвук забытого гимнаВ моей черной и дикой судьбе.О, Кармен, мне печально и дивно,Что приснился мне сон о тебе.Вешний трепет, и лепет, и шелест,Непробудные дикие сны,И твоя одичалая прелесть —Как гитара, как бубен весны!И проходишь ты в думах и грезах,Как царица блаженных времен,С головой, утопающей в розах,Погруженная в сказочный сон.Спишь, змеею склубясь прихотливой,Спишь в дурмане и видишь во снеДаль морскую и берег счастливый,И мечту, недоступную мне.Видишь день беззакатный и жгучийИ любимый, родимый свой край,Синий, синий, певучий, певучий,Неподвижно-блаженный, как рай.В том раю тишина бездыханна,Только в куще сплетенных ветвейДивный голос твой, низкий и странный,Славит бурю цыганских страстей.

* * *

О, да, любовь вольна, как птица,Да, все равно, – я твой!Да, все равно мне будет снитьсяТвой стан, твой огневой!Да, в хищной силе рук прекрасных,В очах, где грусть измен,Весь бред моих страстей напрасных,Моих ночей, Кармен!Я буду петь тебя, я небуТвой голос передам!Как иерей, свершу я требуЗа твой огонь – звездам!Ты встанешь бурною волноюВ реке моих стихов,И я с руки моей не смою,Кармен, твоих духов…И в тихий час ночной, как пламя,Сверкнувшее на миг,Блеснет мне белыми зубамиТвой неотступный лик.Да, я томлюсь надеждой сладкой,Что ты, в чужой стране,Что ты, когда-нибудь, украдкойПомыслишь обо мне…За бурей жизни, за тревогой,За грустью всех измен, —Пусть эта мысль предстанет строгой,Простой и белой, как дорога,Как дальний путь, Кармен!

* * *

Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь.Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет,Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь,Вот почему я – твой поклонник и поэт!Здесь – страшная печать отверженности женскойЗа прелесть дивную – постичь ее нет сил.Там – дикий сплав миров, где часть души вселенскойРыдает, исходя гармонией светил.Вот – мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале!Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя!Вот чьи глаза меня так странно провожали,Еще не угадав, не зная… не любя!Сама себе закон – летишь, летишь ты мимо,К созвездиям иным, не ведая орбит,И этот мир тебе – лишь красный облак дыма,Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!И в зареве его – твоя безумна младость…Все – музыка и свет: нет счастья, нет измен…Мелодией одной звучат печаль и радость…Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

Соловьиный сад (1915)

1

Я ломаю слоистые скалыВ час отлива на илистом дне,И таскает осел мой усталыйИх куски на мохнатой спине.Донесем до железной дороги,Сложим в кучу, – и к морю опятьНас ведут волосатые ноги,И осел начинает кричать.И кричит, и трубит он, – отрадно,Что идет налегке хоть назад.А у самой дороги – прохладныйИ тенистый раскинулся сад.По ограде высокой и длиннойЛишних роз к нам свисают цветы.Не смолкает напев соловьиный,Что-то шепчут ручьи и листы.Крик осла моего раздаетсяКаждый раз у садовых ворот,А в саду кто-то тихо смеется,И потом – отойдет и поет.И, вникая в напев беспокойный,Я гляжу, понукая осла,Как на берег скалистый и знойныйОпускается синяя мгла.

2

Знойный день догорает бесследно,Сумрак ночи ползет сквозь кусты;И осел удивляется, бедный:«Что, хозяин, раздумался ты?»Или разум от зноя мутится,Замечтался ли в сумраке я?Только все неотступнее снитсяЖизнь другая – моя, не моя…И чего в этой хижине теснойЯ, бедняк обездоленный, жду,Повторяя напев неизвестный,В соловьином звенящий саду?Не доносятся жизни проклятьяВ этот сад, обнесенный стеной,В синем сумраке белое платьеЗа решеткой мелькает резной.Каждый вечер в закатном туманеПрохожу мимо этих ворот,И она меня, легкая, манитИ круженьем, и пеньем зовет.И в призывном круженьи и пеньиЯ забытое что-то ловлю,И любить начинаю томленье,Недоступность ограды люблю.

3

Отдыхает осел утомленный,Брошен лом на песке под скалой,А хозяин блуждает влюбленныйЗа ночною, за знойною мглой.И знакомый, пустой, каменистый,Но сегодня – таинственный путьВновь приводит к ограде тенистой,Убегающей в синюю муть.И томление все безысходней,И идут за часами часы,И колючие розы сегодняОпустились под тягой росы.Наказанье ли ждет иль награда,Если я уклонюсь от пути?Как бы в дверь соловьиного садаПостучаться, и можно ль войти?А уж прошлое кажется странным,И руке не вернуться к труду:Сердце знает, что гостем желаннымБуду я в соловьином саду…