Русь. Другая история

Отличительная черта талантливых полководцев, например Карла XII, Суворова, Румянцева и Наполеона, — в том, что все они побеждали, атакуя превосходящего по числу врага меньшими силами, нанося при этом противнику больший урон, обращая его в бегство. Так, под Нарвой шведов было более чем втрое меньше, чем петровской армии, как почти втрое их было меньше и под Головчиным, Шкловом и в Гродно. Во всех этих битвах победу праздновали шведы. При штурме Смоленска французами в 1812 г. у Наполеона сил также было меньше, чем у русской армии. Меньше на две тысячи их было и при знаменитом Бородино, где русских погибло еще больше — треть всей армии. Непобедимость русской армии — это еще один миф, созданный ура-патриотическими историками. Сам Петр I значительно преувеличивал численность и потери шведов как под Полтавой, так и под Головчиным, беларуским местечком, под которым, по мнению шведских историков, Карл одержал свою самую блестящую победу.

Русские историки долгое время скрывали истинные цифры потерь при обороне Смоленска, при битве за Малоярославец и других битв кампании 1812 г. Так, тот же Михаил Брагин в книге «В грозную пору» указывает такие цифры потерь: 10 тысяч русских и 20 тысяч французских погибших солдат при осаде Смоленска. Такой расклад кажется вполне удобным — французов погибло вдвое больше, как и положено при штурме, согласно военной науке того времени.

Но истинные потери были иными — 12 500 русских и 16 000 французов. А это, согласитесь, другой расклад, и не в пользу российской армии. Путеводитель «Бородинская панорама» («Московский рабочий», 1973 г.), описывая потери французов и русских на Бородинском поле, приводит и такие странные, с нашей точки зрения, цифры: французы потеряли более 60 тысяч, русские — 33 тысячи. Откуда эта статистка? Она высосана из пальца, чтобы процент потерь выглядел адекватным — 2:1. Но шила в мешке не утаишь, поэтому «высосанные» 33 тысячи вскоре исчезли, уступив место истинным потерям — 44 тысячи русских и 40 тысяч французов. С учетом атакующей тактики французской армии эти потери вновь не в пользу Кутузова — он потерял 35 процентов армии, позиции не удержал.

С оставленными в Москве 15 тысячами раненых солдат армия Кутузова сократилась вдвое, потеряв в общей сложности 59 тысяч человек — на 19 тысяч больше, чем французы. О какой дальнейшей войне можно было говорить?!

Кутузов, еще вчера отсылавший в Петербург письмо, где утверждал, что Наполеону нужно дать генеральное сражение и ни в коем случае не сдавать Москву, после Бородинской битвы писал в столицу уже другое: «главная цель — сохранить армию, а не Москву». То есть, потеряв половину армии, Кутузов вернулся к стратегическому плану Барклая де Толли, чью должность занял перед Бородино.

Наполеон умел воевать. И Михаил Богданович Барклай де Толли, главнокомандующий армии, это знал, разработал в 1807 г. Скифский план — стратегию избегания лобовых столкновений с Наполеоном (так избегали скифы армии Александра Македонского). В случае агрессии Барклай де Толли предлагал стратегию медленного отхода, сопровождаемого партизанскими действиями, с использованием условий зимы и отрезанием противника от тыла. Барклай де Толли утверждал еще за пять лет до нападения французов, что Наполеон сам уйдет из России, когда наступит зима и его армия начнет страдать от нехватки провианта. Русский генерал с шотландскими и беларускими корнями словно в воду глядел. Так оно и вышло. Вышло бы еще лучше, если бы не вмешался со «своей кашей» Кутузов.

Кутузов, как только царя убедили в том, что нужно поставить во главе армии русского полководца, а не заграничного легионера Барклая де Толли, решил тут же дать французам генеральное сражение лоб в лоб и остановить их раз и навсегда. Патриотично? Очень! Но крайне глупо на тот момент.

Барклай де Толли, как и многие, протестовал против лобовой битвы с армадой Бонапарта. Он полагал, что можно оставить Москву и отойти с армией на восток, дожидаясь зимы, формируя партизанские отряды и устраивая блокаду французам в захваченном городе. Кутузов настаивал на битве. Он отписал в столицу письмо, где угверждал, что главная задача всей кампании — не пустить французов в Москву.

«Потеряв Москву, мы проиграем войну», — писал Кутузов.

Барклай де Толли считал битву под Бородино самоубийством. В советском художественном фильме 1941 г. взаимоотношения Кутузова и Барклая ле Толли совершенно справедливо показали несколько напряженными из-за этого разногласия (позже этого разногласия уже никто не вспоминал). В фильме Барклай сдал пост Кутузову, выразив свое несогласие с битвой, а Кутузов размышлял, что, вот-де, Барклай, пусть и отличный генерал, но не русский и не понимает, что значит оставить Москву. Но ведь Кутузов все равно оставил Москву! Он ее не защитил, как ни крути! И в этом главная нестыковка и фильма, и официальной версии российской истории, и плана самого Кутузова. По Барклаю русская армия без потерь оставила бы Москву, а по Кутузову она ее тоже оставила, да еще при этом принесла в жертву половину своего личного состава. Полная бессмыслица с точки зрения логики и объективного взгляда на битву!

Барклай во время сражения на Бородинском поле очертя голову летел на коне на французские колонны. Искал смерти. Он желал погибнуть вместе с гибнущими русскими солдатами и всей армией. Но Бог помиловал мудрого храбреца. Нескольких коней убило под генералом, но сам он не получил ни царапины.

Потеряв 44 тысячи убитыми и 15 тысяч ранеными, оставленными в Москве, Кутузов все равно проиграл, потеряв и своего былого ангела-хранителя Багратиона, и саму свою «святую» цель — Москву. Но «умен-умен, хитер-хитер Кутузов, никто его не обманет», — говаривал Суворов о своем ученике. И верно! Кутузов и сейчас пытается выкрутиться и, сидя в Тарутино, пишет в столицу, что Москва — это, оказывается, не есть главная цель.

«…надобно оберегать армию, а скоро все наши армии, то есть Тормасов, Чичагов, Витгенштейн и еще другие, станут действовать к одной цели и Наполеон долго в Москве не пробудет…»

Прекрасно! Кутузов загубил объединенную армию Барклая и Багратиона, как и самого Багратиона, и призывает теперь оберегать армию, зовет всех на помощь. Но еще до Бородино это же ему говорил Барклай де Толли! Это и было причиной их размолвки.

Нет гениальности в том, что полководец, не защитивший Москву, не спасший армию, прогнозируемо уступил в битве, потеряв в общей сложности 59 тысяч солдат, и ушел в Тарутино, крича:

«Витгенштейн! Тормасов! Помогите! Армии у меня нет!»

Теперь Кутузов вынужден согласиться со «скифским планом» Барклая де Толли и ждать, пока зима, голод и партизаны ослабят французов. Так оно и вышло, точно по плану талантливого Барклая де Толли. Сидение французов в Москве, как и предполагал де Толли, обернулось провалом для «непобедимой армии». Наполеон не дождался парламентеров с белым флагом, и за это время потерял убитыми и пленными до 30 тысяч солдат и офицеров «благодаря» партизанскому движению, диверсиям (включая поджог Москвы) и засадам на мародерствующих французов. Наполеон возмущен тем, что война ведется не по правилам, но признает свое поражение и просит мира. Кутузов чванливо отвергает предложение Наполеона о мире, заявляя, что «мы только сейчас начали воевать». Да, в самом деле, Кутузов только сейчас начал воевать умно, как и советовал Михаил Барклай де Толли. Однако Кутузов тут же все портит: после ухода из Москвы Наполеона холеричиый, как и в молодые годы, Кутузов убеждает себя в том, что грозный корсиканец полностью морально и физически сломлен и настал час поквитаться с вечным обидчиком. Кутузову кажется, что враг истощен, слаб, и он спешит отомстить за Аустерлиц, Бородино, Москву и разбить Наполеона в битве при Малоярославце. И вновь не вышло.

Понеся большие потери (около 11 000 против 6 000 французов), русская армия так и не овладела городом, восемь раз (!) переходившим из рук в руки. Историков и этот факт не смутил — опять нашли свои позитивы, мол, прикрыли Тулу, нанесли поражение врагу. Однако Малоярославец — абсолютно провальная авантюра. Как можно говорить о каком-то уроне французам, когда своих вновь погибает больше?! Чего ради такие жертвы? Ради победы над французами? Но победа уже признана, французы покидают Россию. Вновь напрасные смерти солдат и офицеров, и Кутузов видит своим единственным глазом, что Наполеон еще способен мастерски защищаться, он по-прежнему непобедим. Кутузов опять возвращается к «скифскому плану», но… увы, вновь ему не хватает терпения…

Третью «пощечину» от Наполеона упрямый Кутузов получил на беларуской реке Березина. Битва… Не было там никакой битвы. Французы бежали по мостам, а в них стреляли из пушек. Директива Кутузова «ни в коем случае не дать французам переправиться» и захватить в плен самого Бонапарта не была выполнена: французы выбили заслон русских войск из Борисова, наладили переправу и увели на запад личную гвардию императора вместе с ним самим.

Березина стала кошмаром не только для не успевших переправиться французов, но и для Кутузова — очередной его провал.