Русич

— Варюш, не испугаешься одна здесь? Я выйду ненадолго покурить, — проговорил Лекс, отвлекая девушку от мыслей. — Я недалеко буду. И вернусь быстро.

— Да, конечно, — быстро закивала она и стыдливо покраснела, потому что, конечно же, поняла, что причиной такого желания стала она.

А вернее, то, что она не довела до конца.

Лекс только кивнул и тут же ушел, прихватив с собой сотовый.

На самом деле он бросил курить еще пару лет назад, но сейчас его ломало так, что без сигарет было просто не справиться. Как наркомана выворачивало!

Иногда он срывался. Вот как, например, сейчас.

Кто бы мог подумать, что такое с ним вообще когда-то может случиться? Что он вот так по-глупому зависнет на скромной приличной девушке?

У него и сигарет-то с собой не было.

Но когда он открыл тяжелую, массивную дверь и вышел в узкий серый коридор, где пахло сыростью, легче совсем не стало, даже если прохлада тут же окутала обнаженный торс.

Заключенным он не был, поэтому мог свободно передвигаться по корпусу, что и сделал, зашагав по коридору вправо, где чуть поодаль располагался кабинет начальника этой тюрьмы.

— Привет, генерал! — улыбнулся Лекс, когда постучал в дверь и услышал с другой стороны, что можно войти. — Не помешаю?

— Входи, Лёша, — тут же засуетился уже пожилой, но стройный мужчина с бравой армейской статью и легкой проседью в волосах.

Лев Богданович.

Выходец из Белоруссии и давний папин друг, с которым он дружил много лет.

И дружил бы еще, если бы не эта чудовищная смерть.

Уже год прошел, а легче на душе не становилось.

Вот и сейчас Лекс покосился на свои сожженные, изуродованные руки, и снова перед глазами встала искореженная груда металла, которая была папиной машиной и разлетелась на десятки метров от точки взрыва.

Как он раскидывал горящие обломки в попытках отыскать отца… хоть что-то, что могло бы остаться от него.

Как он кричал, срывая голос, и звал его, а Варг и Женька пытались оттащить его и скрутить, потому что боялись еще диверсии и понимали, что если убрали Алексея-старшего, то придет время и самого Лекса. Это у них получилось сделать, только когда присоединился здоровяк Бьёрн.

В тот день сердце Лекса тоже сгорело.

Его выжгли дотла те гады, которые посчитали, что убрать с дороги Алексея-старшего будет лучшим вариантом для смуты, в которой все национальные группы Ванкувера перессорятся и станут врагами друг другу.

Разделяй и властвуй, так гласила мудрость.

Но план не сработал.

За русских нерушимой стеной тут же встали братья викинги во главе с ледяным Варгом.

И индусы — самая древняя и многочисленная группировка среди кварталов со смелым молчаливым Арханом.

Китайцы же не заручились поддержкой арабов и остались в меньшинстве. Да и замести следы за собой так и не смогли, хоть и пытались подставить Психопата, за что поплатились.

Лекс отомстил. Жестоко.

Но папу было не вернуть. И дышать, как прежде, он так и не научился.

Без него было настолько тяжко, что часто Лекс не мог сдержать слез.

А еще говорят, что мужики не плачут.

Но оказалось, что боль боли рознь, и есть такая, которую вынести в одиночку просто невозможно.

Да, у Лекса были верный молчаливый Женька и холодный хмурый Варг — они не давали ему упасть на самое дно одиночества и с того дня зорко и неустанно следили, чтобы Лекс один совсем не оставался.

Но иногда он сбегал и от друзей.

Приезжал посреди ночи на то самое место, где его отец погиб так быстро, жестоко и страшно, садился прямо на асфальт и разговаривал с папой.

Всё ему рассказывал, потому что знал, что его душа здесь, а не в пустой могиле, куда не смогли положить даже прах.

Иногда ложился, прижимаясь щекой к асфальту, и замирал, словно ждал, что папа ответит.

Что подскажет мудрым словом или расскажет историю из своей жизни как мораль того, что может случиться.

Как же ему сейчас не хватало этих разговоров и историй!

Лекс знал, что Женька пытался отгородить его от печальных мыслей. Вероятнее всего, на этом месте не раз проводили уборку и пытались смыть все следы от чудовищного взрыва, после которого от добротного джипа и четырех мужчин остались лишь клочки плоти, костей и металла. Но черный след, который шел почти ровной окружностью, всё равно остался.

Такой же след был и в сердце Лекса — черный, прожигающий насквозь, а внутри пугающая гнетущая пустота.

— Всё в порядке, Лёш? — мужчина тронул его за плечо, возвращая из тягостных мыслей на землю, и Лекс поспешно кивнул, подумав о том, что забыл надеть перчатки, перед тем как вышел.

Стеснительным он никогда не был, и по большому счету ему было плевать, кто что думал.

Но чаще всего, видя его изуродованные руки, люди начинали говорить об отце.

О том, что они понимают его и им очень жаль.

А Лексу хотелось убить за ложь каждого второго. Задушить этими же руками. Потому что понять его мог только тот, кто сам остался без родителей. Как Варг, отца которого убили так же жестоко и несправедливо, пока тот пытался защитить свою семью. Как Архан, который был без отца с раннего детства.

Лекс поэтому носил перчатки — чтобы лишний раз не лезли в душу.

Потому что ничего хорошего в ней не было.

— Да. Я зашел у вас сигарету стрельнуть, — криво улыбнулся Лекс. — Поделитесь?

— Не вопрос!

Лев Богданович тут же положил пачку на стол.

— Всю забирай. У меня еще есть.

— Спасибо. С меня причитается.

— Да брось ты, Лёш!

— Где тут у вас места для курения?

Лекс поднялся, а Лев Богданович покачал головой.

— Все на улице, а тебе выходить не положено. Женя запретил тебя выпускать. Так что кури здесь.

— Ох уж этот Женя! — только хохотнул Лекс.

— Ты его слушай! Не у каждого из твоих людей старая закалка еще времен КГБ, а потом ФСБ. Женька столько знает и умеет, что нам и не снилось. — Лев Богданович поднялся из-за стола и чуть приоткрыл окно: — Кофе будешь?

— Нет, спасибо. Я только перекурю и вернусь в свою каморку.

— Потерпи еще немного. Скоро Женя решит все вопросы с этим покушением, и ты снова будешь жить свободно, а главное, в безопасности.

Мужчина протянул ему зажигалку, когда в дверь постучали и раздалось на русском:

— Товарищ генерал, можно войти?

— Входите.

На пороге появился один из работников тюрьмы.

Тоже русскоговорящий.

Поэтому его Женька сюда и запрятал, что девяносто процентов служащих в этом заведении были выходцами из России и бывших стран Советского Союза. Все говорили на русском и друг друга поддерживали.