Русофобия: антироссийское лобби в США

В результате Чечня продолжила свое сползание в беззаконие и все больше превращалась в территорию, где проходили подготовку преступники и террористы, в том числе приехавшие из-за рубежа. В 1998 году в Чечню явились видные террористы и организаторы из «Аль-Каиды», уроженцы Саудовской Аравии и Иордании, такие как Амир ибн аль-Хаттаб и Абу аль-Валид, вместе с Басаевым организовавшие инфрастуктуру террористов. Теперь между международным джихадом и чеченским терроризмом возникла прямая связь³¹. По данным из разных источников, в Чечне находились от 400 до 6000 прибывших из-за рубежа бойцов³². Чечня не добилась успехов в восстановлении экономики и не смогла взять под контроль безработицу, достигавшую, по некоторым оценкам, 60 %. Террористам, учитывая эти обстоятельства, было нетрудно вербовать молодых мужчин из местного населения. Появились все признаки нежизнеспособности Чечни как действующей административно-территориальной единицы во главе с Масхадовым.

В августе 1999 года, когда чеченские террористы, возглавляемые Басаевым и арабским командиром Хаттабом, совершили рейд в соседнюю республику Дагестан, а потом организовали теракты уже в Москве и Беслане, Кремль возобновил военные действия на Северном Кавказе. В августе того же года, сразу же после вторжения террористов в Дагестан, в Москве взорвали два жилых дома, в результате чего погибли сотни гражданских лиц. Масштабы и интенсивность насилия были беспрецедентны. Россияне сплотились вокруг Путина, шедшего в президенты под лозунгом «искоренения экстремизма» в Чечне и восстановления «сильного государства» на всей территории России. Поначалу деятельность Путина, в то время занимавшего должность премьер-министра, одобряли лишь 2 % россиян, но через два месяца этот показатель подскочил до 26 %, а в январе 2000 года по мере успехов в чеченской войне достиг 58 %³³. Оставив Хасавюрт в прошлом и сплотившись в поддержке армии, Россия в мае 2000 года заявила о своей победе в Чечне, вновь поставив ее под власть Москвы.

Политика США: призывы к переговорам с Масхадовым

С самого начала военных действий России на Северном Кавказе США выступали против российской интервенции и настаивали на переговорах Кремля с Масхадовым, так как его в Вашингтоне считали умеренным и легитимным лидером. В декабре 1999 года администрация Клинтона выступила с беспрецедентно острой критикой России. Завершая свой визит в Москву, заместитель государственного секретаря Строуб Тэлботт обвинил Россию в «неизбирательном убийстве» населения Чечни и заявил, что Россия, обращаясь с гражданскими лицами как с террористами, нарушает «международные нормы»³⁴. Примерно тогда же Вашингтон попытался оказать давление на Россию и с помощью экономических санкций заставить ее прекратить военные действия в Чечне. В частности, Белый дом попросил Экспортно-импортный банк США отложить перевод 500 млн долларов помощи, предназначенной российской нефтяной компании. Официальной причиной задержки был протест против продолжающегося сопротивления экономическим реформам, однако, как признал один из старших советников администрации США, «подозреваю, не будь Чечни, все бы уже произошло»³⁵. Несмотря на протесты России, американские должностные лица поддерживали контакты с правительством Масхадова, неоднократно встречались с Ильясом Ахмадовым, министром иностранных дел в правительстве Масхадова. В январе 2000 года государственный департамент предоставил Ахмадову визу и принял его во время войны в Чечне. Члены правительства Масхадова не скрывали факта поездки Ахмадова в Вашингтон и ее основной цели — попросить администрацию Клинтона оказать давление на Москву и заставить ее начать переговоры об окончании войны³⁶.

США, таким образом, отказались признавать окончание партнерства Кремля и Масхадова. Россия не считала Масхадова ни умеренным, ни легитимным, и такое отношение было обоснованным. Во-первых, несмотря на то что Масхадова избрали президентом на платформе мира и политического примирения с Россией, после избрания Масхадов продолжал настаивать на независимости Чечни³⁷. Вторжение в соседний с Чечней Дагестан, предпринятое Басаевым в 1999 году, показало подлинную цену Хасавюртовского мира. Поддерживая контакты с Масхадовым и его стремившимся к выходу из состава России подчиненными, США придали по меньшей мере символическую легитимность делу независимости Чечни, хотя официально администрация США выступала в поддержку мира и территориальной целостности России.

Не менее важной была и слабость нового президента Чечни, продемонстрировавшего свою неспособность принести стране мир. Чечня превращалась в несостоявшееся государство с большим количеством полевых командиров, обогащавшихся путем разбоя, похищения людей, торговли наркотиками и даже работорговли. Чечня начинала напоминать Афганистан под властью талибов. Возможно, то, что бывшие лидеры Чечни были единственными признавшими режим Талибан, не было случайностью. Масхадов отказался осуждать вторжение Басаева в Дагестан и все сильнее подчинялся не народу Чечни, а полевым командирам. Как заметил в конце 2000 года один проницательный комментатор, «базирующиеся в Чечне силы совершали на Россию нападения, способные спровоцировать большинство других стран мира, в том числе и США, на силовые ответы. Как могла отреагировать Франция на рейды алжирцев сразу же после ухода французов из Алжира?»³⁸ Двумя годами позднее тот же комментатор хотя и настаивал на ошибочности возобновления российского вмешательства, но признавал, что «если бы Россия заново не оккупировала Чечню, то после 11 сентября 2001 года правительство США и американские СМИ несомненно могли назвать Чечню территорией идеального убежища для Усамы бен Ладена и его приспешников в случае, если бы их вынудили покинуть Афганистан»³⁹.

Ответить на вопрос, почему США изменили отношение к России и отошли от изначальной ее поддержки в период администрации Клинтона, трудно. Отчасти этот сдвиг был связан с нарушениями прав человека и большими потерями, понесенными в ходе военного конфликта. Когда Билл Клинтон в 1994 году одобрил предпринятое Борисом Ельциным вмешательство в Чечню и сравнил его с проявленной США во время Гражданской войны решимостью «спасти союз», он не располагал ясным представлением о насилии, потребовавшимся для сохранения Чечни в составе России. Другая часть ответа связана, возможно, со страхом перед тем, что США все больше утрачивают контроль над Кавказом, где американцы уже присутствовали: Америка строила в этом регионе трубопровод, шедший от Каспийского моря, и укрепляла военное сотрудничество с государствами Закавказья. Усиливалось впечатление, что Вашингтон после участия в катастрофических экономических реформах 90-х годов и демонстрации силы в Югославии весной 1999 года начинает терять Россию. Как писали два аналитика в отражающем господствующие взгляды правящих кругов США журнале Foreign Affairs, от США требовалось поощрять «урегулирование с главенствующей ролью Запада»⁴⁰.

Лобби: изображение России как варварской и антизападной страны

Общая цель лобби заключалась в намерении представить интервенцию России в Чечне как акцию, принципиально, в корне несовместимую с интересами Запада и со стандартами соблюдения прав человека, а потому заслуживающую не только осуждения, но и наказания. Входящие в лобби группы преследовали разные, но совместимые цели. Инициативу проявили либеральные критики России, задокументировавшие военные преступления и настаивавшие на квалификации роли России в войне как «осуществлении геноцида». Военные «ястребы» затем использовали собранные либералами документальные свидетельства и выдвинутые против России обвинения для организации давления в пользу признания независимости Чечни и проведения максимально жесткой политики в отношении Москвы.

Несмотря на то что в ходе чеченской войны было совершено много жутких преступлений против гражданского населения с обеих сторон, «ястребы»-либералы сосредоточили львиную долю внимания на преступлениях, совершенных российской стороной, игнорируя зверства чеченских боевиков. СМИ демонстрировали жестокость русских, обеспечивая крайне негативное освещение действий российских военнослужащих и генералов. Опубликовали множество статей о таких российских военных, как генерал Владимир Шаманов и полковник Юрий Буданов, обвиненных правозащитниками в военных преступлениях⁴¹. СМИ изображали уличные бои российской армии и штурм столицы Чечни, Грозного, как акты уникальной бесчеловечности, как «кавказскую Хиросиму»⁴², забывая упомянуть об оставленном российскими войсками коридоре, по которому гражданское население могло покинуть город. О взятии Грозного в СМИ писали так, словно войну можно выиграть, не вступая в города. СМИ также забыли упомянуть о массированных американских бомбардировках югославских городов, происходивших несколькими месяцами ранее. Американские СМИ представляли Россию, как писали в одной редакционной статье газеты The Los Angeles Times, как страну, «способную только яростно сражаться, поскольку такое ведение войны — часть российского военного идеала, традиции тотальной войны с использованием всех средств и методов, без каких-либо моральных ограничений»⁴³. Западные журналисты утверждали, что русские не способны видеть в чеченцах кого-либо, кроме «бандитов» и «террористов»⁴⁴. Напротив, чеченских боевиков и их «умеренного» лидера Масхадова они изображали с симпатией и в выгодном свете⁴⁵. СМИ также защищали часть россиян, крайне негативно освещавших действия российской армии и отказывающихся подчиняться требованию государства уважать ведущую войну армию⁴⁶, как это делали владелец компании «Медиа-Мост» Владимир Гусинский и корреспондент «Радио Свобода» Андрей Бабицкий.

На такое враждебное освещение событий в России сильное влияние оказали сообщения западных правозащитных организаций вроде Human Rights Watch и Amnesty International. Например, Human Rights Watch с марта 2000-го по май 2001 года опубликовала по меньшей мере шесть докладов о войне в Чечне⁴⁷. В этих текстах организация задокументировала факты совершенных российскими военными убийств, поджогов, изнасилований и мародерства, а также факты исчезновения людей и применения пыток к людям, находившимся в плену или в заключении у российских войск. Ответственность за неспособность провести расследование массовых захоронений и других военных преступлений эти доклады возлагали на правительство России. Их авторы призывали предъявить России иск в Европейском суде по правам человека, а западные страны — оказать жесточайшее давление на российское правительство. Впрочем, ни в одном из докладов не наблюдалась попытка дать общественности взвешенный отчет о событиях в Чечне и привести документальные свидетельства жестокости боевиков или признать многих жителей Чечни пострадавшими от действий террористов. Зверства, совершенные чеченскими террористами, многочисленны, а пренебрежение террористов к человеческим жизням, выражающееся в нападении на больницы и захвате заложников в целях организации работорговли и вторжений в другие страны, очевидно. Впрочем, западные правозащитные организации игнорировали все это. Как писал эксперт по Северному Кавказу Роберт Вэйр, «правозащитные организации оказали огромную услугу, составив хронику правонарушений, совершенных российскими военными, но причинили огромный вред, отказавшись поместить эти случаи в контекст правонарушений, давно совершенных другой стороной конфликта»⁴⁸.

Российские сторонники радикальной вестернизации, обвинив Россию в военных преступлениях, пошли еще дальше. Журналисты, работавшие на принадлежавшем медиахолдингу Владимира А. Гусинского «Медиа-Мост» телеканале НТВ, и такие либеральные активисты, как Елена Боннэр и Сергей Ковалев, утверждали, что российская армия в Чечне проводит политику «геноцида». Например, Ковалев считал не только российскую армию «полностью готовой к проведению геноцида», но и «российское общество в целом»⁴⁹. В качестве разрешения конфликта члены этой группы предлагали предоставить независимость Чечне или части ее территории⁵⁰. Либералы также игнорировали присутствие в регионе международных террористов и отсутствие признаков жизнеспособного государственного образования в Чечне.

Такой извращенный подход в огромной мере помог военным «ястребам» в отстаивании особенно резкой политики США в отношении Москвы. «Ястребам» всего-то и надо было представить совершенные Россией акты «геноцида» как несовместимые с притязаниями российского руководства на статус великой державы, достойной признания Америкой. «Ястребы» вроде Роберта Каплана из журнала The Atlantic Monthly по-прежнему опасались возрождения России, изображали интервенцию России в Чечню как отражение стремления Москвы к восстановлению имперского господства на Кавказе и желали России военного поражения. Когда в 1999 году Россия начала контрнаступление против вторжения группы Басаева на территорию России, бывший советник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский высказался против успеха российских войск. На конференции «Энергетическая геополитика в XXI веке», организованной Центром стратегических и международных исследований, Бжезинский заявил, что если российское наступление на Кавказе будет успешным, то это побудит «идеологов колониализма» в Москве к попыткам вызвать дестабилизацию в Грузии. Такая дестабилизация создаст угрозу для энергетического коридора с востока на запад, из бассейна Каспийского моря в Турцию⁵¹. И Каплан, и Бжезинский рассматривали Чечню как всего лишь механизм, полезный для продвижения власти Америки в мире, и ничего не говорили о том, что на самом деле Россию в Дагестане атаковали международные радикалы-исламисты, и о полной поддержке действий российского правительства народом Дагестана⁵². Другие обозреватели, придерживавшиеся воинственных взглядов, говорили о «конце» России⁵³. Повторяя характеристики, данные России Ковалевым и Боннэр, они настаивали на определении России как слабого государства. Россия «попросту не выживет, как с помощью Запада, так и без такой помощи»⁵⁴. Обе группы наслаждались слабостью страны и стремились ею воспользоваться. Если некоторые личности, например Бжезинский, выступали против «одностороннего обхаживания» России и призывали к «величественной сдержанности»⁵⁵, другие, и в их числе Уильям Сафир, принимали сторону чеченских боевиков и поддерживали их призывы исключить Россию из «Большой восьмерки»⁵⁶.