Русская драматургия ХХ века: хрестоматия
Шрифт:
Щоев. Евсей! Организуй мне бал! Устрой великую рационализацию, приготовь мощную пищу!
Евсей. Рационализацию-то я сделаю, Игнат Никанорович, ума в массах много, только пищи, боюсь, не хватит.
Щоев (задумчиво).Пищи, говоришь, нет… Ну что ж! Мы организуем вечер испытаний новых форм еды. Мы нарвем любых злаков, мы муку из рыбы сделаем, раков вытащим из воды, птичий помет обратим в химию, суп составим из сала от мертвых костей и квас заварим из дикого меда пополам с муравьиной кислотой… И далее того – мы из лопухов блины такие испечем, что ты их будешь есть с энтузиазмом!
[В учреждении готовятся к проведению вечера испытания новых форм еды. В ожидании гостей Алеша беседует с Евсеем.]
Алеша. <…> Евсей, когда же настанут будущие люди – мне надоели, кто живет сейчас. Ты ведь тоже стервец, Евсей!
Евсей. Я-то? Я – стервец. Оттого я и цел. Иначе бы давно погиб, может – и не родился бы. А ты что думал?
Алеша. А как же я тогда жив?
Евсей. Стихийно… Да разве ты живешь? Ты движешься, а не существуешь. Ты зачем стал шарманщиком, летун дьявол?
Алеша. Социализма хочу поскорей добиться. Рвусь куда-то все время вдаль.
Евсей. Социализм наступит для разумных элементов, а ты пропадешь: ты же – ничто, тебя возглавить надо.
Алеша. Пускай. Я себя все равно не считаю. Но отчего ты весь гад, а важней меня?
Евсей. Я-то? Да это меня массы изгадили: руководишь ведь кой-чем.
Алеша (углубленно).Уж скоро коммунизм, тебя на свете не будет.
Евсей. Меня-то? Что ты? Я боюсь, что света без меня не останется – вот чего!
Шум изготовляющейся пищи раздается сильнее. Входит Щоев. Алеша занимается монтажом наличных механизмов.
Щоев. Доложи, Евсей!
Евсей. Все нормально, Игнат Никанорович! Суп из крапивы готов, щи из кустарника с дубовым салом – париться поставил, механические бутерброды лежат на посту, компот из деляческого сока – на крыше холодится, котлеты из чернозема жарятся. А что касается каши из саранчи и муравьиных яичек, то она преет, Игнат Никанорович! Все прочее – также мобилизуется на плите, а сладкое из клея и кваса поспело первым!
Щоев. А соус – под каким соусом вы это подадите?
Евсей. Соус, Игнат Никанорович, вещь ложная. Мы даем жидкое подспорье из березового сока!
Щоев. А это… Для ясности перспективы ничего не будет?
Евсей. Уксус, Игнат Никанорович, – уксус с махорочной крошкой и сиреневым кустом!
Щоев. Прелестно, Евсей. Теперь сообщи – как с инвентарем.
Алеша. А я вам всю посуду из дерева надолбил. У вас ложек и чашек нигде нету – вы же не догадались, что кругом леса, а в лесу колхозы с рабочими руками. Тут можно устроить целый деревянный век!
Щоев. Деревянный век… Что ж, это тоже приличная переходная эпоха была!
<…>
Щоев. Вот чего… А научного буржуя с дочкой ты чем будешь кормить?
Евсей. Тем же, Игнат Никанорович. Он сам мне сказал, что сочувствует великой еде будущего и готов страдать за новую светлую пищу.
Щоев. А я что буду есть?
Евсей. Ты, Игнат Никанорович, совместно со мной будешь. Мы с тобой попробуем паек заграничного ученого – я у него для опыта всю пищу взял.
Щоев. Ты умен, Евсей!
[Входят гости, и начинается
вечер. Щоев произносит туманную речь, которая заканчивается вполне четким призывом испытать новую пищу и лозунгом «Да здравствует пятилетка в четыре года!» Все аплодируют и кричат «ура». Но когда гости уже опускают руки, аплодисменты не прекращаются. Это работает механизм, изобретенный Алешей – аплодирующий аппарат. Как только Алеша отжимает ручку, машина замолкает. Затем с помощью конвейера подается большая деревянная чашка с дымящимися щами. Сам же Щоев вместе с Евсеем едят колбасу и сыр из чемодана Стерветсена.]Опорных. Этта… Игнат Никанорович! Это что же, такие щи ты навеки учредил? Иль просто это одна кампания?
Щоев. Ешь, Петя, не будь оппортунистом.
Опорных. Мне что! Я только говорю… как-то ее… у нас говядина и капуста есть в республике. Может, лучше б кушать нормальные щи! А то желудок разбушуется!
Евсей. Петя! Кушай молча, испытывайся.
Опорных. Даямолчу. Я сейчас думать буду для пробы…
[Вслед за щами приносят кашу из саранчи, бутерброды и прочую еду из сомнительных «продуктов». Голодное местное население заглядывает в окна и выпрашивает кусочки еды. Начинаются танцы, но танцующие мучаются желудочными спазмами.]
Опорных. Этта… Как-то она?! Игнатий Никанорыч, можно меня вырвет – во мне добавок остался.
Годовалов (умоляюще).Игнат Никанорович, я только один передок вышвырну изо рта – я пищи перехватил.
Первая служащая. Товарищ Щоев, разрешите мне быть сейчас выходной. Я уже была рада весь вечер!
Щоев. Умолкните! Приучайте себя к выдержке – вы откроете новую эпоху светлой еды. <…>
Стерветсен (к Щоеву).Господин шеф! Мы бы весьма желали, вы обрадуете всю пан-Европу, если отпустите нам горячий дух из вашей государственной надстройки! <…>
Щоев (задумчиво).Наш дух энтузиазма хотите себе заготовить?!
Евсей (Щоеву).Отпускайте его, Игнат Никанорович, без нормы. Нам тара нужна, а не дух.
Щоев. Что ж! Установок на энтузиазм у нас много, почти что затоваривание получилось.
[Всю ночь Щоев и Стерветсен среди спящих членов кооператива торгуются о стоимости надстройки.]
Щоев. Дешево даете, господин буржуазный ученый. Будь бы это продукт не скоропортящийся иль заготовительная цена его была подходящая, а то ведь – нет! Ты знаешь, где у нас установки хранятся?
Стерветсен. Неимею такого факта, товарищ шеф.
Щоев. А раз не имеешь понятия, то и не торгуйся. Что тебе – в амбаре, что ли, иль в бунтах мы надстройки сваливаем? <…> В нашем райпотребсоюзе одну идеологическую резолюцию три года прорабатывали: сорок тысяч пайщиков были привлечены на ногах для выяснения принципиальной установки. Четырнадцать массовых кампаний было проведено! Тридцать семь человек старших инструкторов были брошены в гущу нашего членства на полтора года! Двести четырнадцать заседаний с числом присутствующих душ-едоков в семь тысяч штук! Да плюс сюда еще общие собрания, где скоплялись в итоге миллионы!.. Вот во что обходится нам строительство одной только установки! А ты хочешь всю надстройку купить!! У тебя всей Европы на один ее транспорт не хватит! <…>