Русская фантастика 2012

— Они сами здесь смотрят…

— На пульте управления? — осведомился Капустин и демонстративно посмотрел на часы. — До появления очкарика осталось десять… девять… восемь…

Макс вздохнул и переключил монитор на внешний обзор.

— Ну конечно, тут все гораздо важнее и красивее. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь обнаруживал в Тоннеле хоть что-то… нет, не интересное, просто хоть что-нибудь.

— Не знаю, — Капустин развернул свое кресло к инженерному пульту. — Может, кто и видел. Только рассказать не смог. Корабли, знаешь ли, иногда не возвращаются…

Макс достал из-под пульта деревянный брусок, демонстративно постучал по нему костяшками пальцев и спрятал обратно. Потом молча покрутил у виска пальцем. Такие разговоры в рейсе пилоты не приветствовали. На Земле еще кое-как, а в Тоннелях…

— Дурак ты, Капуста.

— Дурак, — не стал спорить Капустин. — Но ты мне, как вахтенный пилот, скажи — если заметишь что-то по курсу в Тоннеле, что делать будешь?

— Согласно инструкции, — угрюмо ответил Макс.

— Ага, значит, нажмешь кнопку оповещения, вызовешь всех наверх. Потом?

— Буду принимать меры.

— Во как? — обрадовался Капустин и повернул кресло обратно, чтобы видеть собеседника. — И сколько же у нас времени займет выход из Тоннеля? От начала торможения до возможности маневрирования в обычном пространстве?

Макс задумчиво посмотрел на пульт, наклонился и протер рукавом монитор.

— Молчишь, пилот? Правильно молчишь. Сто с лишним часов. Так что сиди и наслаждайся пустотой. — Капустин снова отвернулся.

Макс понимал, что инженер прав, но нельзя же было, в самом деле, оставить за ним последнее слово.

— А сколько тебе понадобится на восстановление генератора поля, если он выйдет из строя? — вкрадчивым голосом поинтересовался Макс. — Со времени аварийного отключения до возвращения его в режим?

Удар был ниже пояса. Это было и так понятно, что генератор, вышедший из строя в Тоннеле, ремонтировать никто не будет. Некому будет ремонтировать. И нечего. Что именно происходит с кораблем без поля в Тоннеле, понимали лишь несколько теоретиков. Для остальных было достаточно того, что корабля не станет.

— И я о том же, — сказал Капустин. — Мы здесь пассажиры. Я хоть могу контакты зачищать и освещение ремонтировать, а пилоты могут только таращиться в мониторы.

— Пассажиры… — Макс глянул на монитор. — И пассажиры, между прочим, третьего класса. Первый класс — вон там. Девочка та в первом классе, толстяк тот придурошный и сексуально озабоченный. Десять тысяч пассажиров первого класса, и семь штук — третьего.

— Плюс четыре наблюдателя, — напомнил Капустин.

— Это проблемы наблюдателей, — поднял палец Макс. — Они могли бы лететь с колонистами, получать все удовольствия и не занимать нашу кают-компанию под свое оборудование. И, кстати, о наблюдателях… Я мог бы еще любоваться феминой, если бы ты меня не торопил.

— Мог, — кивнул Капустин. — Но зачем? Полчаса на загар, потом она нырнет в бассейн, проплывет от стенки до стенки три раза, выберется на берег, вытрется-оденется и уйдет получать дополнительное образование. Что там она постигает? Медицину?

— Медицину.

— А в жилых отсеках камер наблюдения нет.

— Но целых полчаса… — Макс вздохнул, помолчал и неожиданно даже для себя сказал: — Я их ненавижу.

— Камеры наблюдения?

— Нет. Наших пассажиров первого класса.

— Честно?

— Честно.

— Хочешь об этом поговорить? — спросил Капустин с интонациями Марка Флейшмана. — Расслабься, успокойся и дай себе возможность выговориться…

— И нечего тут выговариваться, — голос Стояна от входа прозвучал резко, инженер и пилот вздрогнули и оглянулись на вход.

Руководитель группы наблюдения стоял на пороге и с доброй улыбкой рассматривал Макса и Капустина. Как подопытных мышек рассматривает добросовестный экспериментатор.

— Доброе утро, — сказал Макс.

— Доброе утро. — Стоян подошел к свободному креслу второго пилота и сел. — Значит, вы их тоже ненавидите.

— Что значит — тоже? Я их просто ненавижу.

— Даже ту самую фемину? — приподнял бровь Стоян.

— А подслушивать — нехорошо.

— А подглядывать?

— Вас я тоже ненавижу. Но поскольку вы вечно крутитесь рядом, то я могу однажды и не выдержать, — буркнул Макс. — Вам оно нужно?

— Почему нет? Вы броситесь на меня в драку, я вам надаю в ответ. Вы ведь пренебрегаете тренажерами, господин первый пилот. А я — нет. Это не считая того, что я с десяти лет занимаюсь боксом…

— А кто сказал про драку? — вмешался Капустин. — В таких тесных и теплых компаниях, как наша, лучше поддерживать хотя бы видимость хороших отношений. Один мой знакомый рассказывал, что три месяца полета с удовольствием плевал в тарелку напарника.

— И тот не заметил? — спросил Стоян.

— Но ты же не заметил! — Макс довольно засмеялся, Капустин подхватил.

Они даже хлопнули друг друга по рукам — все-таки стоило столько времени удерживать в себе старый розыгрыш, чтобы вполне удачно его применить. Жаль, что без зрителей, но тут лучше было не перегибать — прилюдного унижения Стоян мог и не простить. Были прецеденты.

— Смешно, — скучным голосом сказал Стоян. — Старо, но смешно. Но, возвращаясь к вашей ненависти…

— К вам?

— К пассажирам. Вы, Максим, только что сказали…

— Я знаю, что сказал.

— А на прошлой неделе нечто подобное заявил техник Бронислав Синицкий, ремонтируя вышедший из строя душ. А месяц назад, приблизительно, естественно, в негативном отношении к пассажирам признался Карл Холек в разговоре с Мусой Джафаровым, и что показательно, тот не возражал. Вот как вы, Илья, — Стоян вежливо наклонил голову в сторону Капустина. — Таким образом, пока только Ян Хофман, уважаемый командир транспортного корабля «Ковчег», не был замечен в негативе по отношению к колонистам. Мы с Флейшманом прикинули, что это он просто более скрытен, чем остальные члены экипажа.