Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири
Шрифт:
Иван Грозный и его эпоха заняли видное место в изобразительном искусстве России XIX в. Б.А. Чориков иллюстрирует «Историю» Карамзина (1836), особенно примечателен его рисунок «Взятие Казани Иоанном Грозным». Основоположник русской исторической живописи В.Т. Шварц занимался преимущественно временем Грозного. В 1860-х гг. он пишет картины «Взятие Казани Иваном Грозным», «Посол от князя Курбского», «Василий Шибанов перед Иоанном Грозным», «Иван Грозный у тела убитого им сына», «Русский гонец XVI века», «Стрелец XVI века», «Иоанн Грозный на соколиной охоте, встречающий слепых». Шварц иллюстрирует «Купца Калашникова» Лермонтова и «Князя Серебряного» Толстого, создает эскизы декораций и костюмов к пьесе А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного». Хороший художник, Шварц не был художником выдающимся. Но он привлек внимание художников к образу Ивана Грозного. А.Д. Литовченко пишет картину «Иоанн Грозный показывает свои сокровища английскому послу Горсею» (1875), П.И. Целебровский — «Московское посольство в Александровской слободе», П.И. Коровин — картину «Взятие Казани Иваном Грозным» (1880 —1890).
В
В XX в. российское общество вступило с взаимоисключающими мифами об Иване Грозном. Единого мифа о первом русском царе так и не сложилось.
7.4. Образ Ивана Грозного. XX — XXI вв.
Образ Ивана Грозного в XX в. В начале XX в. общественный интерес к царствованию Ивана Грозного снизился. Историки прошлого века были не в чести. Живописные исторические описания Карамзина выглядели архаично. Соловьёва использовали как общий справочник. Уровень исторического анализа поднялся от описания правителей и внешнего хода событий до изучения сословно-экономических изменений, во многом определявших политику российских самодержцев. Умами любителей истории владели теперь В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов и П.Н. Милюков. Но если оставить в стороне различия в их подходах, то в оценке Ивана IV они повторяли суждения, высказанные предшественниками. Ключевский — Карамзина, Платонов и Милюков — Соловьёва. Ключевский трактует царя Ивана как правителя нравственно неуравновешенного и в конечном итоге несостоятельного, Платонов признаёт государственный ум Грозного на всех этапах его царствования, как с Избранной радой, так и без неё. Все эти научные споры велись в узком кругу; российская интеллигенция жила текущим днем, к тому же в обществе нарастало ощущение неизбежности предстоящей войны.
Всё же задел прошлого столетия о Грозном был велик; им пользовались — читали книги, ходили в музеи и на выставки, слушали оперы. Но творческий интерес к царю и его эпохе угас. Символистам и тем более футуристам Грозный и его царство были неинтересны. Мирискусники увлекались русской стариной, но не Грозным; эту тему слишком заездили в XIX в. Исключение составил С.П. Дягилев, поставивший в 1908 г. при участии Ф.И. Шаляпина оперу Римского-Корсакова «Иван Грозный (Псковитянка)».
В 1914 г. был опубликован роман Л.Г. Жданова «Третий Рим», повествующий о молодых годах Ивана Грозного [135] . Но это был конец интереса к истории в старой России. Началась невиданная по масштабам кровопролитная война. Напряглось и стало разрушаться хозяйство. Затем наступила революция.
135
Роман переиздан: Жданов Л.Г. Третий Рим. М.: Современник, 1995.
После прихода к власти марксистов-ленинцев от российской историографии остались обломки — П.Н. Милюков и Г.В. Вернадский уехали сразу, в 1924 г. эмигрировал Р.Ю. Виппер. Платонов работал в условиях нарастающей неприязни партийных верхов. В 1930 г. он был арестован и сослан. Монополию на истину получили историки-марксисты во главе с М.Н. Покровским. Исходя из классового понимания истории, М.Н. Покровский видел в Избранной раде плод союза бояр и посадских, а в завоевании Волжского пути — союз всех господствующих классов. Причиной создания опричнины явились поражения в Ливонской войне, дворянское «воинство» обвиняло в них бояр. Произошла «дворянская революция». Не царь, а дворянство стали движущей силой передела земельной собственности. Массовость репрессий Покровский объясняет круговой порукой в боярских родах и среди горожан (новгородцев). Итогом правления Ивана IV явилось «решительное господство» среднего помещичьего землевладения. Роль царя, как можно видеть, второстепенна на фоне борьбы классов.
В середине 1930-х гг. Сталин резко изменил отношение к школе Покровского. Сам мэтр на его счастье, умер, но его ученики, охотно травившие беспартийных историков, сами подверглись репрессиям (многие были расстреляны). По указанию вождя стали переписывать учебники истории, наполняя их патриотическим содержанием. Изменилось отношение к Грозному — Сталину явно импонировал крутой самодержец, жестоко расправлявшийся с боярской крамолой. Эмигранта Виппера, перед отъездом в Латвию выпустившего книгу «Иван Грозный» (1922), где Иван IV показан как предшественник Петра I, не только не арестовали после присоединения Латвии к СССР, но по указанию Сталина, пригласили в Москву заведовать кафедрой истории МГУ. Книгу о Грозном дважды переиздавали (1942 и 1944 гг.), а Виппера избрали академиком АН СССР. Виппер был любимым историком Сталина. Все его книги Иосиф Виссарионович читал с карандашом в руках.
Совсем по-другому шла жизнь у М.А. Булгакова. Его мытарства с пьесой «Иван Васильевич» (1935) были цепочкой издевательств мелких людей над Мастером, которого не защищал
Воланд. В 1934 г. Булгаков заключает договор с Театром сатиры о постановке пьесы «Блаженство (сон инженера Рейна)», сдает ее в театр и через полгода получает заключение с требованием переработки в другую пьесу. Булгаков переделывает пьесу и вновь сдает в Театр сатиры под названием «Иван Васильевич». В октябре 1935 г»: Е.С. Булгакова записывает в дневнике: «Звонок из Реперткома в Сатиру (рассказывает Горчаков [136] ): Пять человек в Реперткоме читали пьесу, все искали, нет ли в ней чего подозрительного? Ничего не нашли. Замечательная фраза: "А нельзя ли, чтобы Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда?"» Члены комиссии колебались, искали вредную идею. Все же пьесу разрешили с поправками. В дневнике появляется запись: «М.А. читал труппе "Ивана Васильевича". Громадный успех». Начинаются репетиции.136
Горчаков Н.М. — режиссер Театра сатиры.
В марте 1936 г. Булгаков, прочитав в «Правде» статью «Внешний блеск и фальшивое содержание», сказал: «Конец Мольеру, конец Ивану Васильевичу». «Мольера» [137] тут же сняли, а для «Ивана Васильевича» потребовали новых поправок. Елена Сергеевна записывает: «Они хотят выпускать пьесу, но боятся неизвестно чего. Просили о поправках. Горчаков придумал бог знает что: ввести в комедию пионерку, положительную. М.А. наотрез отказался. — 11 мая: Репетиция... в гримах и костюмах. ...По безвкусию и безобразию это редкостная постановка. Горчаков почему-то испугался, что роль Милославского (блестящий вор — как его задумал М.А.) слишком обаятельна и велел Полю сделать грим какого-то поросенка рыжего, с дефективными ушами... Да, слабый, слабый режиссер Горчаков. И к тому же трус. — 13 мая: Генеральная без публики... Смотрели спектакль (кроме нашей семьи) — Боярский, Ангаров из ЦК партии, и к концу пьесы, даже не снимая пальто, держа в руках фуражку и портфель, вошел в зал Фурер, — кажется, он из МК партии. Немедленно после спектакля пьеса была запрещена. Горчаков передал, что Фурер тут же сказал: "Ставить не советую"». Пьесу не ставили и не публиковали. Впервые она была опубликована через 25 лет после смерти Булгакова, в 1965 г.
137
«Мольер» — одна из лучших пьес Булгакова, так и не поставленная при жизни автора.
В пьесе Иван Васильевич Бунша-Корецкий, бывший князь, а ныне управдом, вместе с вором Милославским машиной времени переносится в палаты царя Иоанна Васильевича, а царь Иоанн — в комнату инженера Тимофеева, построившего машину. Комизм ситуации основан на внешнем сходстве Иванов Васильевичей, хотя Милославский боится, что управдом за царя не сойдёт: «У того лицо умней». Царь Иоанн показан истинным государем — умён, решителен, мужественен, заботится о державе. Он жесток, как должно в XVI в., но справедлив, гневлив, но отходчив и по-царски щедр. Управдом Иван Васильевич — ничтожество. Он дурак, трус и приспособленец. Для доказательства пролетарского происхождения (от кучера Пантелея) раздобыл справку, где значилось, что князь-отец за год до его рождения уехал за границу. В роли царя охотно уступает шведам Кемь. Булгаков высмеивает измельчавших и подличающих «бывших», ничего не унаследовавших от славных предков.
Булгаковеды обсуждали причины запрета «Ивана Васильевича». Я.С. Лурье писал: «Изображенный в пьесе опричный террор, не только страшный, но и чудовищно-абсурдный, мог вызвать весьма неприятные ассоциации». На самом деле это неправда. Никакого «чудовищно-абсурдного» террора в пьесе нет. То, что опричники заподозрили, что царя подменили, уж никак не бросает тень на НКВД. Ещё беспомощнее выглядит объяснение запрета пьесы в «Булгаковской энциклопедии». Там утверждается, что в условиях деспотизма во главе государства может оказаться любая посредственность и при этом государственная машина все так же будет перемалывать людей: «Слишком явные и опасные (применительно к И.В. Сталину) аллюзии сделали И.В. нецензурным произведением». Непонятно только, какие «аллюзии» мог здесь усмотреть Сталин? Посредственностью он себя не считал (не без оснований), а от утраты власти успешно страховался. Скорее всего, Сталину не понравилась сама комедийность пьесы. Сталин слишком уважал Грозного.
Сталин мечтал о пьесах, кинофильмах, романах об Иване Грозном, но, разумеется, не комедийных. К Грозному у Сталина было особое отношение. Он ставил его выше Петра I, который, по мнению вождя, излишне привечал иностранцев. Иван IV Сталиным в этом грехе не замечен, он был для него близок к идеалу русского правителя. Вождь ощущал свое сродство с Иваном Грозным и хотел его закрепить в искусстве, а затем в памяти народа. Оправдывая и возвеличивая Ивана IV, он оправдывал и возвеличивал свои дела. Но такая серьёзная задача делала Сталина чрезвычайно требовательным к произведениям о первом русском царе. В 1940 г. он предложил А.Н. Толстому написать пьесу об Иване Грозном, а в 1941 г. С.М. Эйзенштейну создать о нём фильм. Социальный заказ получили и творческие работники второго эшелона. Полубольной, исписавшийся Толстой старался оправдать доверие Сталина. Двигали им и патриотические чувства: шла война, а «красный граф», при всей беспринципности, любил Россию. О своей исторической драме он писал: «Она была моим ответом на унижения, которым немцы подвергли мою родину. Я вызвал из небытия к жизни великую страстную русскую душу — Ивана Грозного, чтобы вооружить свою "рассвирепевшую совесть"».