Русская комедия

Эй, достопочтенные современники, а равно внуки и правнуки! Есть среди вас удальцы, которые жаждут истины до последнего дна и до последнего дня? Легендарный Лука Самарыч с Самарской Луки зовет вас к своей легендарной бездонной бутылке. Вы, конечно, понимаете, что это означает. Это означает то, что в поисках истины ни последнего дна, ни последнего дня не было, нет и не бывает.

«Но ведь это бутылка самой горькой!» — сокрушается аналитик.

По-столичному рассуждаете, синьор. Горько, когда бутылка кончается. А если она вечно початая и вечно полная, то и самая горькая из такой бутылочки — только всласть.

«Не сопьетесь?» — подначивает скептик.

Нет, месье. От истины трезвеют. А пьянеют от неправды. Особенно если она разбавлена патокой или сладчайшим импортным сахарозаменителем.

«Короче, — ухмыляется циник, — не было бы шнапса, не было бы и удальцов».

Не так, мистер. Были бы удальцы, а шнапс для них всегда найдется.

Точка. Полная ясность по всем пунктам и параграфам. Хотя к большой науке есть один такой вопрос. Как бы это изобрести бездонную бутылку не только в легенде, но и в на шей-то действительности. Это, пожалуй, для всех и вся куда как интереснее, чем модная нынче проблема земного бессмертия.

Как пить дать!

Как бы от столичного издателя

Итак, если вы помните: бесцеремонный провинциал, он же летописец удивительных колдыбанских былей, а равно собиратель особых колдыбанских былин и небылиц Лещев-Водолеев оказал мне свое высочайшее провинциальное доверие. То есть поручил прочесть его «достоверный и художественный» опус, исправить орфографические ошибки, расставить правильно запятые, дать заглавие и, наконец, выпустить опус в свет.

Скажу честно: опус валялся у меня в столе, а может быть, и под столом целый год, и я про него забыл. И вдруг в один прекрасный день, в самый пик рабочего вдохновения, когда одной рукой я крепко сжимал тонкую талию рюмки, а другой — тончайшую талию моей юной помощницы, меня кольнула, точнее, ударила, как обухом по голове, удивительная, совершенно особая мысль: «А вам не стыдно за себя, господин москвич? Весь мир смотрит на вас с верой и надеждой, а вы злостно уклоняетесь от выполнения своей исторической миссии».

«Чего-чего? — поперхнулся я. — Какая еще миссия?»

И тут я вспомнил про колдыбанского летописца-мыслителя и его опус. И произошло диво. Не на брегах Волги, как в опусе. А в самом центре столицы.

— Ах-ах, мне стыдно до самых подметок! — воскликнул я с тонкой столичной иронией, но с каким-то особым чувством. — Придется засучить рукава, а то еще, и правда, канет из-за меня в Лету родная эпоха.

Не теряя времени даром, я засучил рукава. В смысле выпустил на время из своих объятий коньяк и юную сотрудницу. Достал из-под стола удивительный опус и прочитал его от начала до конца.

Ну что сказать? Забавная сказка. Ох, извините, летописец Лещев-Водолеев: легенды и были. Правда, хорошо бы знать, а что все-таки в ваших колдыбанских былях — быль? Ручаюсь, там ее нет. Ни капли.

И тем не менее буквально сию минуту я уже звонил в справочное бюро железной дороги и с тонкой столичной иронией спрашивал:

— Скажите, пожалуйста, где-то на Средней Волге есть такая станция либо полустанок: Калды-балды… или же Клады-далбы? Ну что-то в этом роде. Кажется, Колдыбан.

— Есть, — ответили мне. — Фирменный скорый поезд «Москва — Жигули» отправляется ежедневно от Казанского вокзала. Время пребывания в пути — двенадцать часов.

И тут снова случилось диво. Я помчал. Я полетел. Хоть и на тяжелых колесах, но словно на легких крыльях.

Как только нога моя ступила на землю Колдыбанщины, я, не торгуясь, взял такси и помчал-полетел. Нет, не в ресторан, не в казино, не на пляж. Буквально через пять минут я был в самом центре самой черной мировой дыры. Ну да, на видовой площадке, куда приводят туристов с теплоходов «Москва», «Лев Толстой», «Маршал Жуков».

Туристы уже были на месте, и гид, судя по гомеровскому гекзаметру — Показушников, повествовал им об удивительных достопримечательностях Самарской Луки.

Я попал к занавесу, но сразу догадался, почему у слушателей уши висят так низко, что ими можно подметать пыльную колдыбанскую набережную. Показушников повествовал… ну конечно же, про Луку Самарыча.

— Итак, достопочтенные гости Колдыбанщины, как пить дать — на Самарской Луке не проблема! — патетически завершил беседу гид. — В этом вы можете убедиться буквально сию минуту. В банкетном зале плавучего ресторана-казино «Парус» вас ждет праздничный обед. Все напитки — в одолжение фирме, то есть бесплатно. Добро пожаловать!

Туристов, словно волжской волной, смыло с видовой площадки. Прямо в банкетный зал плавучки «Парус». Ну что ж: вот, кажется, и началась истинная колдыбанская быль. Что дальше? И я приступил к Показушникову.

— Как пить дать — не проблема, — огорошил я его. — Но… как дать пить?

— Я к вашим услугам, — сразу же по-гвардейски вытянулся Показушников и, кажется, даже козырнул. — Чем могу быть полезен?

— Скажите, пожалуйста, как поживают сейчас участковый оперуполномоченный Самосудов, зав. мужским помывочным отделением Безмочалкин, учитель-многопредметник Молекулов, лектор-просветитель Профанов?

— Самосудов ныне является заместителем начальника городского управления милиции. Безмочалкин — замначальника управления бытового обслуживания. Молекулов вырос до заместителя начальника гороно. Профанов выдвинут на должность зама руководителя управления культуры.

— Вот как? Любопытно. Я хотел бы встретиться с вышеупомянутыми лицами за рюмкой лучшего коньяка! — вдохновился я.

— Вышеупомянутые лица с некоторых пор не употребляют алкогольных напитков, — остудил гид мой пламенный порыв.

— Значит, это быль? — искренне подивился я. — Но кто же тогда посещает знаменитый ПОП номер тринадцать «Утес»?

— Предприятие общественного питания «Утес» приватизировано и временно закрыто. В дальнейшем «Утес» станет мемориальным центром культурно-развлекательного комплекса для туристов «У Луки Самарыча».

— Значит, легендарная Лукиада, как и всё в наши дни, свелась к прибыльному коммерческому проекту, — разочарованно констатировал я. — И это вся особая Колдыбанская быль?

Я преисполнился праведного негодования.