Русская куртуазная повесть Хvi века

И въ сие же время злочасное пристужаше Казанцемъ царь Шихаллей Касымовский всегдашнимъ воеваниемъ земли ихъ. И встужишася Казанцы о частыхъ войнахъ, нападшихъ на нихъ, о царе своемъ, не могущее долго житии безъ царя, яко ядовитые осы безъ матки своея въ незде, или малые змии безъ великого. И не ведаху, откуду собе царя добыти - не хотяху отъ Казанскихъ царевичей ни единаго же, знаемаго ими, поставити царемъ; овии убо хотяху въ Крымъ послати по царевича, какова любо; ови же за Турскаго царя вышляху заложитися, да брежетъ ихъ онъ и пришлетъ къ нимъ своего царя. Н(о) не хотяху бытии никому же повинны, яко державны же, овии за Московъскаго и великаго князя, но бояхуся мщения отъ него о старыхъ преступлении(хъ) ихъ. Овии же паки (хотяху) тово же сосланнаго царя Сапъкиреи изъ (Нагаи) призвати, но и того бояхуся, мало бо его не убивше. Казанцы всегда поучами бываху на зло и, горше преуспеваху, и смыслившее, яко улучно время изыскати - омапути симъ самодеръжца Московскаго, еже заложитися за него и Казань ему предати, и взятии на царство царя Шихъаллея, и уморити, яко же и брата его мечи разсекоша, да не творитъ имъ пакости великие всегдашнимъ воеваниемъ.

И послаша къ Москве съ вестию послы свои, со многими дары, ко царю и великому князю - просити царя Шихаллея на Казань царемъ, и миръ, аки любовь, прияти съ нимъ. И паче же, заратующе на ся болшую воину, лжуще и моняще, яко же и отцу его лгаху и ругахуся. <...>.

О третиемъ взятии царя Сапкирея на царство, и о скорби и смерти его, и о царицахъ его, и о казни велможъ Московъскихъ, и о послании воеводъ на Казань.

Глава 26

.

И по извержении царя Шигалея изъ Казани идоша Казанцы въ Нагаи за Яикъ, и молиша царя Сапкирея, да идетъ, паки, третье къ нимъ на Казань царемъ, ничего не бояся. Онъ же радъ бысть и иде съ ними. И прияша съ честию въ Казань, встретившее съ дары его царскими, и умиришася съ нимъ. Царствова последакъ 2 лета, и, зле, окаянъную свою душу изверже. Оле, Божиихъ судебъ! Его же - мечъ и копие не уби, - а многажды на ратехъ смертные раны возложившее на нь, - тоя же, пьянъ, лице свое и руце умывая, напрасно <т.е. внезапно> зацепься ногама своима, и главою о умывалной теремецъ ударися до мозгу, и о землю весь раздразися. И все составы тела его разслабивша - не успевшимъ, его предстоявшимъ, скоро подхватити. И отъ того умре того же дня, глагола сие, яко: "Несть ничто же, но кровь христьянская уби мя!"

Всехъ летъ царства на Казани 32 лета, и, умирая, царство приказа менъшей царице своей, Нагаяныне, сынъ, бо, ему отъ нея родися. Тремъ же разделивъ равно имение царское, и отпуститъ повеле во отечества ихъ. Они же возвратистася: болшая - въ Сибирь, ко отцу своему - Астараханъскому царю, третяя же въ Крымъ - хъ братии своей, княземъ Ширинъскимъ, четвертая же бе Руская пленница, тщи некоего князя (славна), и та, возвращены царя изъ (Нагаи), умре въ Казани.

<...>.

О волъхвехъ, прорицающ взятие Казанъское, и о сетовании Казанъскихъ старейшинъ, и о гордении ихъ.

Глава 30

.

<...>. Но таи другъ со другомъ глаголаху, посылаху по хитрыя своя волхвы, вопрошаху у нихъ о томъ, что сие необычное явле. Волхвы же, яко древле Еллинстии, и сице Казанския глаголаху: "О, горе намъ, яко приближаетца конецъ нашему житию, и вера христианская будетъ зде, и Русь иматъ вборзе царство наше взятии, и насъ поработити, и владети нами силно не по воли нашей. Вы же, яко хощете, - сказуемъ вамъ прямо и не обинующеся, - еще тихо пожити въ земли вашего очества, и женъ, и чадъ вашихъ, и родителей и состаревшихся предъ очима вашима, побиваемыхъ и въ пленъ ведомыхъ не видети, то избравше отъ собе, пошлите мужа мудра и словесны к Московскому самодержцу, могущихъ умолити его и укротить. Заранее смиритеся съ нимъ и обещайтеся быти подручны къ нему, не гордящеся, и дани ему давайте, - не требуетъ бо вашея дани, злата и сребра, и не нужно есть ему, но ждетъ смирениа вашего и покорения истиннаго. И аще сего не сотворите, яко же глаголах вамъ, то вскоре погибнемъ".

Старейши же наши тужаху и печаляхуся, они ж,егорделивы и злыи, смеяхуся и не внимаху речей волхвомъ, глаголаще имъ: "Мы ли хотимъ быти подручники Московскому держателю и его княземъ и воеводамъ, всегда насъ боящимся? Имъ достоит бо, и лепо есть намъ ими владети, и дани у нихъ изимати, яко и преже оне бо царемъ нашимъ присягали и дани давали, и мы есми темъ изначала господие и они рабы наши. И како могутъ или смеютъ наши рабы намъ, господамъ своимъ, противитися, многажды имъ побежденымъ бывшимъ от насъ? Мы бо искони обладами не быхомъ никимъ же, кроме царя нашего, но и служимъ ему волны есмы въ себе: камо хощемъ, тамъ идемъ и ту живемъ, волею своею служимъ, и въ велице неволи жити не обыкохомъ, якоже на Москве у него живут людие, велики скорби терпятъ от него. Того мы и слышати не хощем, еже глаголете!". И многи хулы глаголавшее, и укоривше волхвовъ, и посмеявшеся имъ, и вонъ изгоняху отъ собе безчестно, плеваше на лица ихъ, иногда же въ темница всаждаху ихъ, да не возмущаютъ людми.

Они же паче вопияху къ народу: "Горе Казанскимъ людемъ, яко въ пленъ и во расхищение будутъ Рускимъ воемъ! Горе же и намъ, яко волхвование наше съ нами исчезнутъ!". И се тако збысться, яко же рекоша волхвы наши. И разуме царица отъ волхвовъ, яко збысться проречению оныя болшия царицы Сибирские, но молчаше, и людей укрепляюще. Прорече бо некогда та царица Казанское взятие въ болезни своей, аки неволею в себе таиша.

О царицыне проречении о Казани.

Глава 31

.

При царе, бо, некогда ходившимъ Казанцемъ войною на Руские пределы, на Галичъ и на Вологду, и на Чюхлому, и на Кострому, и много крови крестьянъские пролившимъ, и взявшимъ тогда изгономъ, прискочившимъ, градъ пребогатъ Балахну немногими людми, посланы от болшихъ вой, токмо 6000, на Мясной неделе, на зоре утреней, а градскимъ людемъ оплошившимся въ то время, пьющимъ, яко обычай есть християномъ в ты дни о Бозе веселитися. Варвары же гражданъ, мужей и женъ, и з детми, всехъ под мечь подклониша, не ведуще их въ пленъ, отяхчения ради, единемъ бо златомъ и сребромъ и одеждами златыми инеми же таковыми и всяцеми вещми многоценными угрузишася, взяша боле всея рати, наполниша возы и вьючьная брежена, тяжка бысть наполнены. Рухла от смиреннейших ничто же взимаху, но вся вметаху во огнь и зжигаху, яко не подобна имъ.

И съ таким великимъ пленомъ въ Казань пришедшимъ, царю же съ воеводами веселящуся на пиру своемъ, а царице его болшой - сибирке на одре слезящу, и люте болезнующе недугомъ некимъ, а царь веселъ прииде к ней въ ложницу, радость ей поведая Рускаго полону и богатества неизреченное привезение къ нему. Она же, мало помолчав, и, аки новая Сивилла Южская царица, со воздыханемъ, изпущаетъ гласъ, отвеща ему: "Не радуся, царю, сия бо радость и веселие не на долго время намъ будетъ, но по твой животъ, и оставшимся въ плачь и въ сетование некончаваемое обратитца, и тое неповинную кровь християнскую своею кровью отлиютъ, и зверие, и псы поядятъ телеса ихъ, и не родившимся и умершимъ до того отраднейши будутъ, и блажащее царие въ Казани по тобе уже не будутъ, и вера бо наша во граде семъ искоренится, и вера будетъ святая в немъ, и обладанъ будетъ Рускимъ держатаемъ...". Царь же, замолчавъ и разгневася на ню, вонъ отъ нея изъ ложницы изыде.

О бесе, творящемъ мечта предъ человеки, живущимъ во граде.

Глава 32

.

Къ сему же и се третее знамение, при мне же, бысть, еще бо ми тогда живущу в Казани. Бе же въ коемъ улусе Казанскомъ малъ градецъ, пустъ, на брезе высоцы Камы-реки стоя, его же Русь имянуетъ Бесовское Городище. Въ немъ же жывяше бесъ, мечты творя отъ многа летъ. И то бе еще старыхъ Болгаръ молбище жертвеное. И схождахуся ту людие мнози, и со всея земли Казанъские: варвары и Черемиса, мужы и жены, жруще бесу и о полезныхъ себе вопрошаху ту сущихъ волхвъ. Нерадениемъ минующихъ его уморяше, не помятнувшихъ ему ничто же и, плавающихъ рекою, опроверзаше ладия, и потопляше въ реце, - чюдо же и, отъ християнъ некихъ, погубляше, - техъ никто же смеяше проехати, не повергъши мало что отъ рухла своего, - къ вопрошающимъ ответы невидимо отдаяше жерцы своими. Приездяху бо къ нему волхвы, и кому же долголетъство сказываше, смерть и здравие, и немощи и убытцы, и на землю ихъ пленение, и пагуба, и всяку скорбь. И на войну пошедше, жряху ему, совопрошающе волъхвы, аще зъ добыткомъ или со тщетою возвратятца. Бесъ же все проявляше имъ, и прелщаше, овогда же и лгаше.

И посла тогда царица самого сеита Казанскаго вопрошати, аще одолеетъ Казань Московъской царь и князь великий, или Казанцы ему одолеютъ. И до 9-го дни падше, клацаху на земли, молящеся, иереи бесовскии, не востающе от от места, мало ядуще, да не умретъ зъ голоду. И в 10-й день, в полудне, едва отозвася имъ гласъ от беса, въ мечете, глаголюще всемъ людем слышащимъ: "Что стужаете ми? Уже бо отныне несть вамъ надежда на мя, и помощи мала от мене, отхожду бо отъ васъ въ пустая места и непроходная, прогнанъ Христовою силою. Приходитъ, бо, сюда со славою своею, и хощетъ воцаритися въ земли сей, и просветить ю святымъ крещением!".