Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие
Шрифт:
Вслед за Пушкиным Гоголь пишет о «маленьком человеке», призывая к сочувствию и состраданию к нему. Затем появятся «Бедные люди» Достоевского – гуманистическая линия русской литературы обозначается с предельной ясностью. Но вот что необычно. В других «Петербургских повестях» подобного рода умозаключения являются в конце произведения как развязка или эпилог произведения. В «Шинели» ими рассказ только начинается. Почему?
У Акакия Акакиевича совершенно износилась шинель: «Есть в Петербурге сильный враг всех получающих четыреста рублей в год жалованья или около того. Враг этот не кто другой, как наш северный мороз, хотя, впрочем, и говорят, что он очень здоров». Башмачкин отправился к своему постоянному портному Петровичу. Но на этот раз тот категорически отказался от ремонта, ссылаясь на совершенную ветхость материала: «Нет, нельзя поправить: худой гардероб!» Стоимость новой шинели буквально убила заказчика, но делать было нечего: «…он совершенно приучился голодать по вечерам, но зато он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели. С этих
Когда шинель была сшита, сослуживцы поздравили Акакия Акакиевича и решили вспрыснуть это событие. Один из них пригласил всех к себе на чай: «Этот весь день был для Акакия Акакиевича точно самый большой торжественный праздник». Но вечером произошла катастрофа. На улице Башмачкин был ограблен. «А ведь шинель-то моя!» – кричал один из грабителей. Исчерпав все первые доступные средства вернуть шинель, Акакий Акакиевич решился идти к значительному лицу. Но визит окончился печально. Генерал грубо выставил его на улицу, даже не потрудившись понять, чего хотел проситель. Простудился Башмачкин и умер: «…и Петербург остался без Акакия Акакиевича, как будто бы в нём его и никогда не было».
Значительное лицо вскоре попало в переделку. Возвращаясь из театра, он вдруг почувствовал, что его кто-то крепко ухватил за воротник. В ужасе он узнал Акакия Акакиевича: «А! Так вот ты наконец! наконец я тебя того, поймал за воротник! Твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал о моей, да еще распёк – отдавай же теперь свою!» Бедное значительное лицо чуть не умер».
После этого чиновник-мертвец, немало напугавший петербургских обывателей, перестал являться на улицах столицы.
Мысль, что каждое человеческое существо – «наш брат», была для христианского мировоззрения Гоголя аксиомой, и он напомнил о ней в начале повести. Но вот каждый ли человек достоин своего высокого звания? Каждый ли помнит, «что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство».
До «Шинели» Гоголь создал немало человеческих характеров, каждый из которых сам воздвигал перед собой на своём пути к небесному гражданству непреодолимое препятствие: от сундуков и сундучочков Пульхерии Ивановны до шинели Акакия Акакиевича. Одно из центральных мест «Мёртвых душ» то, где Гоголь пишет о «задорах»: «У всякого свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно как чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый, сыграть роль, хоть одним вершком выше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы ему пройтиться на гулянии с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым». Но ведь и в «Петербургских повестях» Гоголь, рисуя выставку, происходящую ежедневно на гулянии на Невском проспекте, представляет целую галерею задоров: «Одни показывают щегольской сюртук с лучшим бобром, другой – греческий прекрасный нос; третий несёт превосходные бакенбарды; четвертая – пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку; пятый – перстень с талисманом на щегольском мизинце; шестая – ножку в очаровательном башмачке, седьмой – галстук, возбуждающий удивление, осьмой – усы, повергающие в изумление».
Какие чувства в душе художника, поставившего целью своей жизни и творчества помочь человеку обрести свой надёжный путь к небесному гражданству, может вызвать эта выставка, где экспонаты, кажется, соревнуются друг с другом в ничтожестве. Гоголь, как и многие другие русские писатели, в своих книгах, статьях, письмах сам сказал о своём творчестве более полно и откровенно, чем любой из критиков и читателей. Это о себе он высказал в «Мёртвых душах» истинную правду, описав судьбу писателя, «дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи, всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкой силой неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи!»
Почти в каждой повести Гоголя появляется та или иная разновидность нечистой силы. Это она увлекает человека в мир повседневных мелочей от высоких духовных целей, единственно способных дать человеку осмысленное благородное существование. Вот почему так важна деталь в поэтике Гоголя. С помощью «медленного чтения» она позволяет правильно оценить своеобразие художественного мира писателя.
Драматургия. Интерес к театру возник у Гоголя ещё в родном доме и укрепился в гимназии. Здесь был драматический кружок, в котором он деятельно участвовал как режиссёр, актёр и декоратор. По отзывам товарищей, Гоголь превосходно играл комические роли и позже, в Петербурге, пробовал поступить на сцену, но неудачно. В то время на сцене ещё
держались старые традиции. Игра актёров была условной и мало естественной. Актёр не умел и не мог изображать человека, каким он являлся в жизни. Он не мог просто ходить, говорить или улыбаться, но должен был «играть», т. е. декламировать, сопровождая свою игру эффектными позами и жестами. Гоголь на испытании в Петербургском театре читал просто и естественно, и ему было отказано в приёме. Неудача на экзамене объясняется ещё и тем, что Гоголь, превосходный комический актёр, выбрал для чтения не свойственную ему трагическую роль.К драматургии Гоголь обратился в самом начале своей писательской деятельности. В 1832 г. он задумывает комедию из жизни петербургской бюрократии под названием «Владимир 3-й степени». Главным лицом этой комедии должен был стать один петербургский чиновник, больше всего в жизни ценивший ордена. Его страстным желанием является получение ордена Владимира 3-й степени. От этой навязчивой мысли он в конце концов сходит с ума и начинает самого себя воображать Владимиром 3-й степени.
Комедия была задумана как обличение высшего чиновного круга. В ней, по словам Гоголя, было много «злости, смеха и соли». В одном из писем писатель говорил, что его «перо так и толкается об такие места, которые цензура ни за что не пропустит. А что из того, что пьеса не будет играться: драма живет только на сцене. Без неё она как душа без тела».
Однако комедия «Владимир 3-й степени» не пропала для русской литературы совсем. В дальнейшем из неё вышли одноактные пьесы, окончательно отделанные Гоголем к 1842 г. Это – «Тяжба», «Утро делового человека», «Лакейская» и «Отрывок». Во всех этих драматических отрывках нужно отметить новаторство Гоголя как в содержании, так и в реалистических приёмах его обработки. Из небольших драматических опытов Гоголя надо упомянуть одноактную комедию «Игроки». Пьеса интересна своим построением. В ней нет обычной любовной интриги, нет даже ни одной женской роли, и вместо обычной темы обманутой добродетели выведены мошенники, обманутые ещё более ловкими мошенниками.
В 1833 г. Гоголем была начата комедия «Женихи», переделанная затем в «Женитьбу», законченную в 1842 г. Это была первая в русской литературе комедия, в которой изображались черты быта средних слоёв городского общества. Действие происходит в среде петербургского купечества и мелкого чиновничества. Купеческая дочь собирается замуж и ищет мужа с помощью свахи. Через дом невесты проходят несколько женихов, интересующихся не столько невестой, сколько приданым. Гоголем удачно схвачены и убедительно изображены характерные черты действующих лиц, в первую очередь – Подколесина и Кочкарёва. В пьесе много комических ситуаций, в которых проявляются метко подмеченные особенности изображаемой среды.
В «Женитьбе» Гоголь открыл целую область русской жизни, фактически ещё не затронутую русской литературой. Здесь он явился предшественником А.Н. Островского с его многочисленными бытовыми пьесами.
«Ревизор». Убеждение Гоголя, что театр – это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра, вдохновляет его: «Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображение то, что в нём может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек, и что вся эта толпа, ни в чем не сходная между собою, разбирая по единицам, может вдруг потрястись одним потрясеньем, зарыдать одними словами и засмеяться одним всеобщим смехом». В этом своём убеждении Гоголь черпал силы для многократных переделок и дополнений к «Ревизору». В результате, если текст комедии занимает в последнем варианте приблизительно 120 страниц, то приложения к ней – 90. Причем сегодня разбираться в «Ревизоре», не привлекая такие из них, как «Предуведомление для тех, которые пожелали бы сыграть как следует “Ревизора”», «Театральный разъезд после представления новой комедии», «Развязка “Ревизора”», недопустимо.
Много сил потратил писатель на то, чтобы разъяснить замысел комедии, которой он отдал восемь лет труда: «В «Ревизоре» я решился собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем».
Первое представление «Ревизора» состоялось 19 апреля 1836 г. В театре присутствовали царь, его семья и его приближенные: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне более всех!» – такое впечатление произвел спектакль на высочайшего зрителя. Он повелел министрам, петербургским чиновникам побывать на представлении, а автора наградил золотой табакеркой. Об этой особенности своего таланта придавать характер всеобщности изображённому Гоголь знал: «…Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счёт», – и много пострадал от этого. В письме к М.С. Щепкину он поделился своими впечатлениями от первых спектаклей «Ревизора»: «Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях; полицейские против меня; купцы против меня; литераторы против меня. Бранят и ходят на пиесу; на четвертое представление нельзя достать билетов. Если бы не высокое заступничество государя, пиеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении её. Теперь я вижу, что значит быть комическим писателем. Малейший призрак истины – против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия».