Русская литературная усадьба
Шрифт:
В мае 1886 года Островский отправился в Щелыково тяжело больным. Это стало его последним путешествием. Перед отъездом из Москвы Островский вовсе не был уверен, что он благополучно доберется до Щелыкова. Однако, оказавшись в своем любимом месте, он почувствовал облегчение и по привычке с жаром окунулся в работу. Его последним трудом был прозаический перевод трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра», который он собирался со временем переложить в стихи. К сожалению, улучшение самочувствия оказалось кратковременным. Утром 2 июня, когда жена с младшими детьми была в церкви, сидевший за письменным столом Островский потерял сознание, и вскоре его не стало.
Островский не раз говорил, чтобы его похоронили в московском Новодевичьем монастыре рядом со старым другом А. Ф. Писемским. Сначала семейные решили соблюсти его волю. Но спешно приехавший из Петербурга брат-министр настоял на том, чтобы усопший нашел свое
5 июня гроб с телом Островского был положен в костромскую землю, которую он любил страстной, прихотливой любовью.
Ясная Поляна
О Ясной Поляне можно рассказывать бесконечно. Это один из самых знаменитых уголков России. Нет усадьбы, которая превосходила бы ее славой.
Вот что пишет о ней сам Л. Н. Толстой:
«Деревня Ясная Поляна Тульской губернии Крапивенского уезда, которая теперь, в 1879 году, принадлежит мне и 290 душам временнообязанных крестьян, 170 лет назад, то есть в 1709 году, в самое бурное царствование Петра I, мало в чем была похожа на теперешнюю Ясную Поляну. Только бугры, лощины остались на старых местах, а то все переменилось. Даже и две речки — Ясенка и Воронка, которые протекают по земле Ясной Поляны, и те переменились — где переменили течение, где обмелели… Где теперь три дороги перерезают землю Ясной Поляны, одна старая, обрезанная на тридцать сажен и усаженная ветлами по плану Аракчеева, другая — каменная, построенная прямее на моей памяти, третья — железная, Московско-Курская, от которой не переставая почти доносятся до меня свистки, шум колес и вонючий дым каменного угля, — там прежде, за 170 лет, была только одна Киевская дорога, и та не деланная, а проезжая… Народ переменился еще больше, чем произрастания земли, воды и дороги. Теперь я один помещик, у меня каменные дома, пруды, сады; деревня, в которой считается 290 душ мужчин и женщин, вся вытянута в одну слободу по большой Киевской дороге. Тогда в той же деревне было 137 душ, пять помещиков, и у двух помещиков свои дворы были, и стояли дворы эти в середине своих мужиков, и деревня была не в том месте, где теперь, а крестьянские и помещичьи дворы как расселились, кто где сел, так и сидели на том месте над прудом, которое теперь называется селищами, и на котором, с тех пор как я себя помню, сорок лет сеют без навоза, и где на моей памяти находили кубышки с мелкими серебряными деньгами…» [158]
158
Толстой Л. Н. Собр. соч. в 22 т. Т. 10. М., 1982. С. 445–448.
В 1763 году Ясная Поляна уже принадлежала одному помещику — генерал-майору князю С. Ф. Волконскому. Рассказывали, что в походах он носил на груди образок, подаренный женой; эта иконка однажды спасла ему жизнь, став преградой вражеской пуле. Великий писатель был хранителем семейных преданий. В «Войне и мире» княжна Марья отдает брату драгоценную реликвию — «овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе, на серебряной цепочке мелкой работы», который «дедушка носил во всех войнах». Но князю Андрею при Аустерлице он не помог.
Его сына, а своего деда Николая Сергеевича Волконского (1753–1821) Толстой сделал одним из главных героев первого тома «Войны и мира». Он дослужился до генерал-аншефа, но его карьера была неожиданно прервана. Человек строгих правил и решительного характера, он в резкой форме отказался от женитьбы на племяннице и любовнице Потемкина Вареньке Энгельгардт. По воспоминаниям писателя, реакция деда на такое недвусмысленное предложение была далека от светской корректности. В отместку его фактически сослали военным губернатором в Архангельск, где он пробыл до воцарения Павла I. Выйдя в отставку, он женился на княжне Е. К. Трубецкой (1749–1799) и безвыездно поселился в Ясной Поляне. После неожиданной смерти жены у него на руках осталась единственная любимая дочь Мария, будущая мать писателя.
Дед оставил по себе память как строгий, но умный помещик. Толстой слышал от крестьян о нем только добрые слова, полные похвалы его умелому хозяйствованию. Он всячески заботился об их благосостоянии,
справедливо полагая, что благополучие крепостных — залог благополучия барина. В Ясной Поляне он много строил; при кажущейся внешней простоте все возведенное им не только функционально, но и отличается своеобразным изяществом. Хорош был и разбитый им парк. Все это позволило Толстому отметить у деда тонкое эстетическое чувство. Старый воин также любил музыку и содержал для себя и своей дочери небольшой оркестр.Пути судьбы неисповедимы. На закате жизни дед писателя неожиданно для самого себя сблизился с той самой Варенькой Энгельгардт, о которой некогда неблагосклонно выразился. Она вышла замуж за князя С. Ф. Голицына, на которого посыпались чины и ордена. Оба семейства сдружились до такой степени, что юная княжна Мария была с детства обручена с одним из сыновей Вареньки Энгельгардт — Львом. Л. Н. Толстой считает, что этот молодой человек был предметом единственной подлинной любви его матери. К сожалению, свадьбе не суждено было состояться; жених неожиданно умер от горячки накануне венчания. По семейному преданию, будущий писатель был назван в его память; но сам он этому не особенно верил.
Вскоре после смерти Энгельгардта М. Н. Волконская вышла замуж за сына казанского губернатора Н. И. Толстого. По всеобщему мнению, брак отца и матери писателя был устроен родственниками. Невеста была богатой, но уже не первой молодости. Брак оказался счастливым; молодые поселились в Ясной Поляне. Крестьяне считали своего барина добряком, но находили, что у него уже нет хозяйственной хватки старого князя Волконского. Его любимым занятием была охота.
Первой постройкой в Ясной Поляне был так называемый «дом Волконского». Он стоит с конца XVIII века. Дед писателя выстроил его сразу же по приезде в усадьбу для собственного житья. Это вытянутое одноэтажное строение простой, но не лишенной выразительности архитектуры, по-видимому, с самого начала рассматривалось владельцем как временное пристанище. Действительно, вскоре он приступил к масштабному оборудованию своей вотчины. На высоком месте началось возведение основного усадебного ансамбля. Он состоял из главного дома и двух флигелей. Работа растянулась на годы; старик Волконский не дожил до завершения ее; строительство закончил отец писателя в 1824 году. В прежнем же «доме Волконского» были поселены дворовые.
О главном доме Ясной Поляны можно судить только по старым фотографиям. Он был в три этажа со строгим фронтоном, лишенным каких-либо украшательств. Его поддерживали неизменные восемь дорических колонн, стоявших в ряд по балкону фасада. В этом доме родился Л. Н. Толстой. Но к сожалению, до наших дней он не дошел. Уже в 1854 году его продали на своз помещику-соседу в село Долгое. К концу века он окончательно обветшал и накануне Первой мировой войны то, что от него осталось, разобрали. Последний раз Толстой видел его в декабре 1897 года, когда ездил в Долгое, и написал в дневнике об умиленном настроении при виде гибнущего дома и о нахлынувшем рое воспоминаний.
После продажи главным домом стал бывший северо-восточный флигель старого «дома Волконского». Он был значительно перестроен и расширен. Более скромный, он, по-видимому, соответствовал вкусам писателя.
В усадьбе не было церкви, и это особенность Ясной Поляны. Владельцы и крестьяне были прихожанами Никольской церкви в селе Кочаки, находящейся в двух с половиной километрах. Она построена около 1650 года, но последующие «топорные» переделки и прибавления отнюдь не способствовали сохранению ее первоначального облика. Кладбище около церкви стало семейным некрополем Толстых. В фамильном склепе похоронены отец и мать писателя; в 1928 году на это кладбище был перенесен из московского Спасо-Андроньевского монастыря прах «старого князя» Н. С. Волконского.
Л. Н. Толстой был последним из четырех братьев. Правда, разница в возрасте между братьями была небольшая. Старший Николай превосходил Льва всего лишь шестью годами. Уже в детстве он проявил себя человеком замечательных душевных качеств. Л. Н. Толстой вспоминал:
«Он-то, когда нам с братьями было — мне 5, Митеньке 6, Сереже 7 лет, объявил нам, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. (Вероятно, это были Моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья). И я помню, что слово «муравейные» особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру.