Русская пляска

– Ну что же… Спасибо тебе, Игорёк. Ответа на записку не будет. А ты, если что, заходи и будь здоров.

Мальчишка убежал, а Олег долго не мог подняться с места, в голове был туман и только один вопрос: «Как она могла? Как она могла предать нашу любовь?»

Парень встал, походил по комнате. Мысли молоточками стучали в висок: «А я-то думал, что она меня любит. А я? Я любил её?.. Да, я любил, думал о ней каждую минуту, её черные глаза не давали мне покоя, я всё время хотел их видеть, чувствовать её дыхание, наслаждаться запахом её тела. У нас чуть было не дошло до близости, но я щадил её, боялся запятнать её девичью честь. Может, зря? Нет, не зря, я люблю её и сейчас и тогда не мог перейти черту.

А какие у нас были беседы! Сколько она дала мне в плане познания культурного наследия и языка. Ну почему она не нашла меня, не пришла ко мне, когда отец стал настаивать на замужестве? Нет, скорее всего, она не любила меня, отец оказался ей дороже. Но ведь нам было хорошо вместе. Было! Было! И это так!.. Было, а теперь не будет. Может, пойти к ней, забрать, увести, спасти от родителей и жениха? Но кто тебя просил спасать? В записке ясно написано: прости и прощай, а ты всё фантазируешь. Лучше оставь дурные мысли. Ты ей не нужен, значит, и она тебе не нужна. Упокойся – и всё!»

Но покой не приходил, хотелось с кем-то посоветоваться. Но с кем?.. Не с соседом же Юркой, абсолютным прагматиком, уверяющим всех, что истина в вине, проверяющим это на практике и приговаривавшим: «Любовь приходит и уходит, а выпить хочется всегда». Может, поговорить с Васей Головкиным? Но это равносильно признания своей слабости и растерянности. А вот с дедом, с дедом нужно и можно поговорить, он не осудит, не предаст и совет хороший даст.

Вечером внук беседовал с самым близким ему человеком. Юрий Павлович внимательно выслушал исповедь Олега о любви и дружбе, немного помолчал и коротко сказал:

– Оставь её в покое, просто забудь.

– Я не шучу, дедушка.

– Я тоже. Ты знаешь, у нас в испытательном цехе есть слесарёк, весёлый парень Генка Глазов, знаток пословиц и поговорок, так вот он часто говорит: «Не бегай за женщиной и электричкой, придёт следующая».

Может, и грубо это звучит, но по жизни справедливо, а ты жить только начинаешь, у тебя всё впереди.

– А я не хочу следующей любви, я хочу быть с Аллой!

– Но она-то не хочет.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, внучек, знаю. Если женщина что-то захочет, она добьётся.

Вырвет кусок изо рта, устранит соперницу, переплывёт моря и океаны.

– А если ей отец мешает? Скажи, почему он так поступает?

– Ну это, брат, не ново. Во все времена отцы мечтали выдать свою дочь замуж за власть имущего состоятельного мужчину и часто добивались этого, иногда перешагивая через неписаные законы сословий.

– О чём ты говоришь, дед? Какие сословия? Сословия похоронила революция в 1917 году.

– Э-э-э нет, внучек, не похоронила. У нас сейчас есть диктатура?

– Ну, есть диктатура пролетариата.

– А кому же диктует рабочий класс свою мораль и образ жизни?

– Известно кому, крестьянам, интеллигенции и прочим домохозяйкам.

– То-то же! Значит, уже есть сословия, только не называются они теперь так. Пусть это будет группа людей, у которых похожая работа, взгляды на жизнь, образование, думаю, ты не будешь отрицать, что у каждой группы свой подход к делу, свой лексикон, уровень культуры и конечно же отношение к семье и браку. Больше общаясь в какой-то среде, люди, как правило, находят здесь же свою вторую половинку.

– Что ты этим хочешь сказать? Мы что, с Аллой не одного сословия?

Мы же оба студенты.

– Конечно же не одного. Ты выходец из рабочего класса, мама твоя рабочая. Повар – это чисто рабочая специальность. А твоя Алла – дочь секретаря райкома партии. Улавливаешь разницу?

– Нет. Её отец член партии коммунистов, а партия – честь, ум и совесть нашей эпохи.

– Может быть, и так, хотя можно поспорить. Но ты же не будешь отрицать, что есть рядовые коммунисты и есть руководители компартии.

А руководители имеют привилегии и чем выше поднимаются по служебной лестнице, тем слаще привилегии. Вот и получается, что руководители в нашей стране – это как бы другое, особое сословие.

– Какие там привилегии, дед? Рабочим их тоже дают, путевки в санатории, и они покупают их не по полной цене, а по половине стоимости.

А рабочие на вредных производствах какие льготы имеют, сам знаешь.

– Олег, дорогой ты мой, знай, что дед твой тоже пользуется привилегиями. Я как конструктор, работающий с секретной техникой, прикреплён к больнице Третьего главка Министерства здравоохранения, пользуюсь бесплатными путёвками в санаторий. А статус наших лечебных учреждений намного выше обычных, что заметно и в уровне знаний медперсонала, и в медицинской аппаратуре, и в месторасположении в курортных городах. И доставляют нас туда с вокзалов персональные машины. А уровень всех учреждений ЦК КПСС и Совета министров ещё выше, чем у нас, и всё, то что там есть, полностью к вашим услугам. Так что отец Аллы пользуется всем этим и стремится подняться выше. Ты же сам радовал маму огурцами из обкомовской столовой. А у трудящихся свежие огурцы к празднику 8 Марта есть?.. Вот потому отдать свою дочь за дипломата хотелось бы каждому отцу, это не только престиж, но и выгода со всех сторон. Как вы там говорите, теперь усёк?

– Да я как бы в общих чертах это знал, но…

– Вот тебе и но! Так что начинай забывать свою Аллу. Года через два-три это будет казаться тебе красивым сном и приятным воспоминанием о юношеской любви.

Олег ничего не ответил. Попили с дедом чаю, поговорили о том о сём, и сын явился к матери, когда отчаяние почти покинуло его. Боль, однако, была глубокой и долго терзала душу студента. Олег часто, особенно по вечерам, возвращался к трагической, как он считал, ситуации, много размышлял, читал и постепенно менял своё отношение к женщинам. С той поры к комсомольской работе Олег начал относиться по-другому, ему теперь захотелось войти в это, как говорил дед, партийно-руководящее сословие, а путь в него лежал через комсомол.

Василий Головкин был на совещании в обкоме комсомола. Было это в конце июля, начиналась уже подготовка к новому учебному году. Комсомольцам промышленных предприятий необходимо было выяснить в подшефных школах, в какой помощи они нуждаются, и оказать её. После совещания к Василию подошла Тамара Бойцова, отвечающая за работу пионерских лагерей.

– Вася, родненький, выручай. Срочно нужен физрук в лагерь «Серебряные пруды». Парень, который там работал, заболел, его прооперировали, а у нас там смена трудных подростков, ну никак без физрука нельзя.

– Тамара, я-то тут при чём? У нас в городе есть физкультурный институт.

– Да говорила я с ними, у них все в отпусках, а у именитых спортсменов особый график тренировок, который ломать нельзя.

– Я не знаю, чем тебе помочь, подруга.

– Васенька, ну найди кого-нибудь. Может, на заводах есть ребята-спортсмены? Ну подумай, Вася.

– Постой, постой, я, кажется, уже подумал. Ты Олега Родина из горхоза знаешь?

– Что-то не припомню. Но при чём здесь горхоз, мне спортсмен нужен.