Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
Именно злоба и смех – только эти чувства могли вызывать в образованной среде распоряжения Св. Синода в начале XX в. И только очень немногие люди в этой ситуации были способны осмыслить это важнейшее событие русской жизни и понять, что церковная власть не могла поступить иначе: из двух зол – оставлять своих чад в неведении и великом смущении по поводу кощунств Л. Н. Толстого и пытаться вступить в компромисс с интеллигенцией или, наоборот, вызвать опубликованием синодального решения в обществе волну осуждения и глумления над Церковью – церковные иерархи мудро выбрали меньшее. Так было всегда в истории Церкви: любой мужественный, самостоятельный шаг Церкви или кого-то из ее членов всегда вызывал в «обществе» более-менее решительное осуждение и всегда с радостью и благодарностью принимался «народом церковным».
Синодальный акт от 20–22 февраля 1901 г. сыграл важнейшую роль в дальнейшей жизни Л. Н. Толстого: вопреки распространенному мнению о его полном равнодушии к этому слову церковной власти он был глубоко оскорблен и обижен. Именно это обстоятельство имеет решающее значение в истории последних десяти лет жизни Л. Н. Толстого, некоторые аспекты которой будут рассмотрены в следующем разделе работы.
Однако прежде чем обратиться к вопросу об отношении Л. Н. Толстого к русскому духовенству, следует остановиться еще на одном значимом эпизоде, в котором очень ярко
28 августа 1908 г. – значимый день в жизни Л. Н. Толстого, день его 80-летнего юбилея.
Для русского правительства ситуация с юбилеем писателя была крайне двусмысленной: с одной стороны, он отлучен от Церкви, с другой – Л. Н. Толстой является для всего мира в начале XX в. своеобразным символом русского государства, его праздник готовится шумно и с политическим эпатажем отметить вся «прогрессивная» Россия. Очень характерно, что именно в 1908 г. известный фотограф С. М. Прокудин-Горский создает первый русский цветной фотопортрет. Это был не портрет императора или какого-нибудь видного политического деятеля, а портрет Л. Н. Толстого.
В связи с подготовкой толстовского юбилея премьер-министр П. А. Столыпин был вынужден разослать секретный циркуляр с разъяснениями по поводу празднования этого события. Интересно, что, хотя сам документ был разослан достаточно рано, 18 марта 1908 г., в нем присутствует некоторый налет обреченности – премьер-министр заранее признает, что празднование юбилея «неминуемо» будет сопровождаться «внешними проявлениями со стороны разных слоев общества» [1110] . В этой ситуации местной администрации предлагается не препятствовать «общественным кружкам, органам прессы и частным лицам в обсуждении и подготовлении празднования», но «внимательно наблюдать за тем, чтобы как предварительная газетная агитация и предварительная разработка» юбилея, так и само его проведение «не сопровождались нарушением существующих законов и распоряжений правительственной власти», а в случае нарушения «твердо и неуклонно прекращать такие незакономерные проявления всеми зависящими средствами, привлекая виновных к законной ответственности» [1111] .
1110
[Столыпин П. А.] Циркуляр министра внутренних дел П. А. Столыпина о праздновании юбилея Л. Н. Толстого // Толстой и о Толстом: Новые материалы / Труды Толстовского музея. Сб. 1. М., 1924. С. 82.
1111
Там же.
Это состояние некоторой растерянности и даже, быть может, беспомощности правительства очень ярко иллюстрирует знаменитая запись в дневнике А. С. Суворина от 29 мая 1901 г., которая обычно цитируется в урезанном виде. Однако в данном случае представляется целесообразным привести всю цитату: «Два царя у нас: Николай второй и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая и его династии. Его проклинают, Синод имеет против него свое определение. Толстой отвечает, ответ расходится в рукописях и в заграничных газетах. Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит, и наша администрация поджимает хвост. Сипягину ничего не остается, кроме утешения в фразе, которую он сказал государю: «Если напечатать ответ Толстого Синоду, то народ его разорвет». Утешайтесь, друзья, утешайтесь, скудоумные правители. Герцен громил из Лондона. Толстой громит в Лондоне из Ясной Поляны и Москвы, громит в России при помощи литографий, которые продаются по 20 коп. Новое время настает, и оно себя покажет. Оно уже себя показывает тем, что правительство совершенно спуталось и не знает, что начать. «Не то ложиться спать, не то вставать». Но долго ли протянется эта безурядица? Хоть умереть с этим убеждением, что произвол подточен и совсем не надо бури, чтобы он повалился. Обыкновенный ветер его повалит» [1112] .
1112
Дневник Алексея Сергеевича Суворина. Лондон; М., 1999. С. 417–418.
В 1908 г. и Св. Синод выступил с разъяснениями по поводу юбилея писателя. В соответствующем синодальном определении недвусмысленно подчеркивалось, что все, кто выражает сочувствие этому мероприятию, причисляют себя к единомышленникам Л. Толстого, становятся соучастниками его деятельности и тем самым «привлекают на свою голову общую с ним, тяжкую перед Богом, ответственность» [1113] . Смысл разъяснений Св. Синода выражен в статье архиеп. Сергия (Страгородского), где он призывает православных христиан не участвовать в чествовании писателя «вместе с явными и тайными врагами нашей Церкви, а молиться, чтобы Господь хотя в этот последний, единонадесятый час обратил его на путь покаяния и дал ему умереть в мире с Церковью, под покровом ее молитв и благословения» [1114] .
1113
Церковный вестник. 1908. № 34. С. 270.
1114
Колокол. 1908. 24 августа.
Эта же мысль звучит в решениях IV Всероссийского миссионерского съезда, проходившего в Киеве летом 1908 г. В частности, съезд предложил в последнее воскресенье, предшествующее 28 августа (день рождения писателя), во всех городских церквах и больших фабричных центрах, где предполагается чествование Толстого, отслужить молебен по чину в Неделю православия о заблудших, предварив его чтением соответствующего послания Св. Синода [1115] .
Представители православной интеллигенции вполне адекватно восприняли призыв высшей церковной власти и проявили полное понимание смысла юбилейных торжеств. Как подчеркивал председатель Московского губернского земского собрания А. Д. Самарин, отвечая на предложение губернской земской управы о чествовании Л. Н. Толстого, «нельзя присоединять к чествованию со стороны управы и наше, это значило бы присоединяться к тому чествованию Толстого, в котором он чествуется не только как художник, но и как религиозный и политический деятель» [1116] .
1115
РГИА.
Ф. 796. Оп. 189. Д. 8305. Л. 1.1116
Цит. по: Джунковский В. Ф. Воспоминания: В 2 т. М., 1997. Т. 1. С. 359–360.
Многие представители русской интеллигенции не откликнулись на призыв Церкви, в этом еще раз очень ярко проявился феномен ее расцерковленности. В наиболее законченном виде эта тенденция проявилась в словах А. Блока, который по поводу толстовского юбилея убеждал своих сторонников не обращать внимания на запреты Св. Синода радоваться по поводу юбилея, ибо русские интеллигенты уже давно привыкли без Св. Синода печалиться и радоваться. Не будем приводить многочисленные факты, иллюстрирующие ту мысль, что, как и в эпизоде с выходом синодального определения 1901 г., и в случае с юбилеем писателя ярко проявилось это стремление радоваться с Л. Н. Толстым, а не с Церковью.
Однако в ситуации с приближающимся юбилеем писателя государство и Св. Синод оказались в достаточно двусмысленном положении. Насколько сложной была атмосфера, связанная с личностью Толстого, свидетельствует эпизод, связанный с опубликованием Л. Н. Толстым в год своего юбилея брошюры «Учение Христа, изложенное для детей».
История этого издания такова. В 1908 г. Л. Н. Толстой указывал, что эта брошюра есть результат его работы с крестьянскими детьми и объяснение им наиболее простых мест Евангелия. Работа над рукописью начата Толстым 23 февраля 1907 г., уже 5 апреля он помечает в дневнике, что «кончил все начерно» (ПСС. Т. 37. С. 147). Затем последовала дальнейшая доработка рукописи. В середине марта 1908 г. рукопись передана Толстым И. И. Горбунову-Посадову и опубликована в издательстве «Посредник».
Для этого сочинения Толстого характерны все традиционные для его позднего религиозного творчества особенности: очень ярко проявляется антицерковная направленность данного сочинения, подчеркивается неверие в Божественное достоинство Христа и Его Воскресение и вообще чудеса и т. д. Кроме того, здесь присутствует также характерное для писателя небрежное отношение к подлинному евангельскому тексту, очень вольная его интерпретация, определяющаяся на самом деле не апелляцией к греческому подлиннику (хотя на словах она провозглашается), а философскими установками самого автора. Проиллюстрировать эти утверждения будет достаточно только двумя примерами. Первый – изложение текста обличительной речи Христа против фарисеев, содержащейся в 23-й главе Евангелия от Матфея. В этом отрывке легко узнается общая неблагоприятная установка Л. Н. Толстого по отношению к православному духовенству: «Эти самозваные правоверные учители думают, что можно привести к Богу внешними образами, клятвами, а не видят того, что внешнее ничего не значит, что все в душе человека. <…> Они наружно и святых, и мучеников чтут. А по самому делу они-то и есть те самые, которые мучили и убивали святых. Они и прежде и теперь враги всего доброго. От них все зло в мире, потому что они скрывают добро и зло называют добром. <…> Это и делают эти самозваные пастыри. <…> Эти люди только умеют казнить учителей добра» [1117] . Вторая цитата очень ярко демонстрирует установку Л. Н. Толстого на тотальное отрицание факта Воскресения Христа. В соответствии с ней конец Евангелия должен выглядеть следующим образом: «Потом Иисус попросил: – Пить! – И один человек взял губку, обмочил ее в уксус и на камышине подал Иисусу. Иисус пососал губку и сказал громким голосом: – Кончено! Отец, в руки твои отдаю дух мой! – И, склонив голову, испустил дух» [1118] . Таким образом, весь отрывок, повествующий о Воскресении Христа, из книги изъят, и детям, которым данное сочинение адресовано, остается только домысливать, в чем же заключается смысл жизни и особенно смерти того простого человека, учению которого Л. Н. Толстой призывает их следовать.
1117
Толстой Л. Н. Учение Христа, изложенное для детей. М.: Посредник. [1908]. (№ 717). С. 45.
1118
Там же. С. 62–63.
Естественно, что новое сочинение Толстого по понятным причинам (если к тому же учесть главного адресата – детскую аудиторию) вызвало серьезную озабоченность церковной власти. В связи с этим Св. Синод поручил синодальному обер-прокурору (П. П. Извольскому) «войти в сношение с председателем Совета Министров и просить его о принятии соответствующих мер к изъятию означенной книжки из обращения в публике» [1119] . Соответствующий документ был направлен обер-прокурором Св. Синода П. А. Столыпину 27 октября 1908 г. Ответ был получен только 8 мая 1909 г. [1120] В ответе утверждалось, что в соответствии с докладом Главного управления по делам печати сочинение Толстого, о котором идет речь, «не содержит в себе прямого отрицания Божественности Иисуса Христа, противное же учению Церкви отношение автора можно усмотреть в полном умолчании его о Божественности Спасителя, Его чудесах, – в особенности о тех, коими окружены были Его рождение и смерть» [1121] . Далее, ссылаясь на ст. 73 Уголовного уложения, где говорится только о богохулении, кощунстве и оскорблении святыни, председатель Совета министров указывает, что российский закон «совершенно не предусматривает кары за отрицание догматов веры» [1122] . Ссылаясь на заключение Министерства юстиции, П. А. Столыпин подчеркивает в своем ответе: «Наше законодательство, с весьма давних пор, не признавало возможным следовать средневековому католическому принципу нетерпимости» [1123] . Вывод председателя Совета министров: причин для уголовного преследования автора за печатание книги и изъятия самой книги нет.
1119
РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8305. Л. 13.
1120
C февраля 1909 г. обер-прокурором Св. Синода являлся уже С. М. Лукьянов.
1121
РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8305. Л. 67.
1122
Там же.
1123
РГИА. Ф. 796. Оп. 189. Д. 8305. Л. 67 об.