Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
Отвечая церковному публицисту, владыка Никон (Рождественский) убедительно показывает, что с экклесиологической точки зрения такая постановка вопроса, названная им юридической, является совершенно неосновательной, ибо именно Церкви Господь дал на земле власть «вязать и решить», причем все то, что будет связано на земле, будет связано и на небе. Конечно, посмертная участь писателя представляет великую загадку. Конечно, милосердие Божие не может быть измерено человеческими категориями. Но именно поэтому любые спекуляции на данную тему являются непростительной и мечтательной демагогией, в которой видится характерное для русского интеллигента стремление быть большим роялистом, чем сам король, т. е. любить человечество больше Самого Господа.
И дело тут не только в значимости приговора «Церкви земной», церковная история знает замечательные примеры того, как этот приговор не принимался «народом церковным»: так было в жизни святителя Иоанна Златоуста, так было в жизни русского борца против государственного произвола в церковных делах митрополита Арсения (Мацеевича). Но церковная история не знает ни одного примера, чтобы приговор высшей церковной власти подвергался сомнению или
Следует заметить, как это ни горько, что последние годы и дни жизни Л. Н. Толстого несут на себе явный знак какой-то мистической оставленности. Кажется, это чувствовал и сам писатель, именно поэтому в своих воспоминаниях его сын, Л. Л. Толстой, подчеркивает, говоря об отце, что в этот период «более, чем когда-либо, особенно в последние месяцы своей жизни, он искал не внутри себя, но вовне моральную и религиозную поддержку», нуждался в «поэзии религии, от отсутствия которой он страдал» [1140] . Именно оставленностью объясняется финальный крах жизни писателя: смерть не в родном поместье, а на чужбине, в пути, в чужом доме, без церковного напутствия, невозможность проститься с женой, с которой прожил 48 лет жизни, крах учения, которое было глубоко чуждо окружающим, не проявлявшим к нему ничего, кроме равнодушия, наконец, железное кольцо, созданное ближайшим учеником, в искренности намерений которого были серьезные основания сомневаться.
1140
Цит. по: Духовная трагедия Льва Толстого. С. 52–53.
Именно поэтому в контексте упомянутой дискуссии владыки Никона и Е. Поселянина следует рассматривать переписку Л. Н. Толстого с теми или иными священнослужителями, которая должна помочь ответить на вопрос, мог ли в последние два года жизни писатель пересмотреть свои взгляды на Церковь.
Предварительно следует сказать несколько слов об оппозиции «Л. Н. Толстой – отец Иоанн Кронштадтский».
Безусловно, св. прав. Иоанн Кронштадтский был самым грозным обличителем Л. Н. Толстого. Правда, это заключение требует некоторой корректировки. Своеобразный тон дальнейшим высказываниям отца Иоанна задает великий русский святитель XIX в. Феофан Затворник, который в одном из писем подчеркивал: «У этого Льва никакой веры нет. У него нет Бога, нет души, нет будущей жизни, а Господь Иисус Христос – простой человек. В его писаниях – хула на Бога, на Христа Господа, на Св. Церковь и ее таинства. Он разрушитель царства истины, враг Божий, слуга сатанин <…> Этот бесов сын дерзнул написать новое евангелие, которое есть искажение Евангелия истинного. И за это он есть проклятый апостольским проклятием <…> В евангелии богохульника сего цитаты похожи на наши, например: Ин. гл. 1-я, ст. 1-й, а самый текст – другой. Посему он есть подделыватель бесчестнейший, лгун и обманщик» [1141] .
1141
Цит. по: Духовная трагедия Льва Толстого. М., 1995. С. 106. Это письмо святителя Феофана впервые было опубликовано в 1895 г. в «Тамбовских епархиальных ведомостях» (№ 32).
Однако отзыв свт. Феофана – частный, а публично с обличениями идей Л. Н. Толстого, когда они получили широкое распространение, выступал именно св. прав. Иоанн Кронштадтский. В своих проповедях и дневниковых записях он формулирует два важных принципа, которые, с его точки зрения, формируют общественный взгляд в России на Л. Н. Толстого.
Первый принцип заключается в том, что творчество Л. Н. Толстого и его деятельность являются своеобразным «тестом» на церковность русского человека: «Граф Толстой – пробный оселок для людей; на нем испытываются и познаются сердечные помышления людей, шаткость и твердость сердечных убеждений, вера или неверие, гордость или смирение, простота или лукавство сердечное, чистота или нечистота сердечная, покорность или сопротивление древним Божественным заветам, откровенным Богом» [1142] .
1142
Цит. по: Зайцев К. И. Толстой как явление религиозное // Русские мыслители о Льве Толстом: Сборник статей. Ясная Поляна. 2002. С. 520.
Второй принцип – это констатация того факта, что чуть ли не вся образованная Россия в конфликте писателя с Церковью поддерживает Л. Н. Толстого, а не Церковь: «Ученик реального училища – неверующий вследствие зачитанности Толстым. Учитель земской школы – неверующий по причинам увлечения Толстым, но желающий быть верующим. Яд учения Толстого в семействах: матери и отцы плачутся на своих детей, не верующих, бросивших Церковь и не покоряющихся и не почитающих родителей; девушки-курсистки, неверующие и вопиющие за Толстого; сотрудники либеральных газет, вроде астраханской, ополчающиеся за Толстого и ругающие нас» [1143] .
1143
Иоанн Кронштадтский. Христианская философия: Избранные работы. М., 2004. С. 406–407.
Оппозиция «Л. Н. Толстой – св. прав. Иоанн Кронштадтский», как показывает диак. Ф. Ильяшенко, должна рассматриваться в контексте поисков «героя своего времени, человека с большой буквы» [1144] .
С этой точки зрения их «столкновение» было неизбежным. Обращает на себя внимание характер реакции о. Иоанна: он обличает Л. Н. Толстого не за его художественное творчество, а за активные попытки совращения народа.В последние месяцы своей жизни о. Иоанн молился о том, чтобы Господь скорее призвал Л. Н. Толстого на Свой суд, ибо «земля устала терпеть его богохульство» [1145] , и предсказывал, что писатель не сможет покаяться перед смертью, ибо «чрезмерно виновен в хуле на Св. Духа» [1146] .
1144
Ильяшенко Ф, диак. Лев Николаевич Толстой и святой праведный Иоанн Кронштадтский: некоторые аспекты восприятия конфликта современниками // Яснополянский сборник. 2008. Тула, 2008. С. 432. Очень характерно, что такие разные люди, как гр. С. Д. Шереметьев и гр. А. А. Толстая, называют, помимо самого императора Александра III, именно Л. Н. Толстого и прот. Иоанна Кронштадтского «самыми замечательными и популярными людьми в России» (Захарьин (Якунин) И. Графиня А. А. Толстая. Личные впечатления и воспоминания // Вестник Европы. 1905. Апрель. С. 617).
1145
Иоанн Кронштадтский, св. прав. Предсмертный дневник. 1908. Май – ноябрь. СПб., 2003. С. 58.
1146
Цит. по: Арсений (Жадановский), архим. Граф Толстой и наше неверие. М.: изд. Чудова монастыря, 1911. С. 8. Существует свидетельство о том, что С. А. Толстая собиралась пригласить к своему мужу о. Иоанна Кронштадтского, но этот проект не осуществился (см.: [Скворцов В. М.] Ответ В. Скворцова Л. Н. Толстому // Граф Лев Толстой и Святейший Синод: Сборник. Берлин, 1901. С. 70).
Сколько-нибудь содержательных отзывов Л. Н. Толстого об отце Иоанне неизвестно (за исключением одного малозначительного отрывка). Однако благодаря расшифровке неизданной части дневника М. С. Сухотина удалось обнаружить крайне интересный отзыв последнего о кронштадтском пастыре. Отзыв относится к декабрю 1901 г. М. С. Сухотин сообщает, что 16 лет тому назад был в Кронштадте в квартире о. Иоанна и был поражен его «стальными, полными несокрушимой воли, глазами, властительной верой в самого себя и [зачеркнуто: в свое. – Свящ. Г. Ореханов] особое право [слово «особое» переправлено на «особой», а над строкой вписано «манерой, молясь». – Свящ. Г. Ореханов] не просить, а требовать от Бога». Второй раз Сухотин видел о. Иоанна также на частной квартире: «Сила и настойчивость, проявляемые им в его требованиях, обращенных к Богу (подай Господи!!! подай Господи!!!), меня поразили еще больше» [1147] .
1147
РГАЛИ. Ф. 508 (Толстовское собрание). Оп. 4. Д. 3. Л. 78 об. – 80. Цитируемый документ приведен в приложении к данной работе.
Нам представляется, что своего апогея противостояние св. прав. Иоанна Кронштадтского и Л. Н. Толстого достигает в вопросе о Евхаристии. С точки зрения писателя, главное христианское Таинство – мертвый символ, именно поэтому в кощунственном описании обедни в тюремной церкви в романе «Воскресение» он и прибегает к тому же приему, что и в описании театрально-оперной постановки в «Войне и мире», – «остранению», т. е. восприятию действия глазами незнакомца, ребенка, «естественного человека» с не замутненным культурой сознанием. С точки зрения Л. Н. Толстого, истинная жизнь вообще и истинная религиозная жизнь несовместимы с таким самообманом.
Наоборот, всей своей жизнью, проповедью, служением св. прав. Иоанн показывает, что все, что составляет содержание жизни современного человека, есть фикция жизни и свободы, более того, сама жизнь мертва, сам человек есть «мертвая душа» без Таинства Тела Христова, созидающего Церковь и оживотворяющего каждого ее члена.
Таким образом, отец Иоанн Кронштадтский являет пример ревностного пастыря, в течение многих лет обличавшего антицерковную деятельность Л. Н. Толстого. Другой пример такого рода представляет собой история взаимоотношений Л. Н. Толстого с протоиереем Дмитрием Троицким, который в течение многих лет демонстрировал замечательный образец пастырского смирения и любви, а также верности делу миссии. Эта деятельность нашла отражение в брошюре отца Дмитрия, в которой простой тульский тюремный священник отметил ряд интересных и важных обстоятельств, связанных с личностью писателя.
Во-первых, он говорит, что антицерковное выступление Л. Н. Толстого было для духовенства полной неожиданностью: «…наше русское православное пастырство не было приготовлено к воздействию на такую небывалую на Руси личность, как Толстой, с его крайним заблуждением» [1148] .
Во-вторых, прот, Д, Троицкий подчеркивает, что в Православной Церкви явились «кусающиеся пчелы», которые набросились на писателя и тем самым еще больше отдалили его от Церкви, Кроме того, прот, Дмитрий указывает, что в духовных журналах появились статьи, которые не соответствовали духу православия и кроткому духу увещания брата и поэтому верующих чад Церкви успокоить не могли, а для самого писателя послужили новым раздражающим фактором.
1148
Троицкий Д., прот, Православно-пастырское увещание графа Л, Н, Толстого, Сергиев Посад, 1913, С, 7,