Русская сатирическая сказка

Но эта характеристика не полна; к ней можно добавить одну существенную деталь, подчеркивающую, что сказочник Новопольцев был выразителем интересов бедняцкой среды. В сказке «Елевы шашки» рассказывается о том, как «жили два брата, один богатый, другой бедный»; бедный уезжает в Москву продавать шишки. Здесь Новопольцев вводит в повествование один штришок, позволяющий еще ярче понять его облик: «Он был бедный; поехал в Москву совсем раздевши, что я же». И мы ясно видим сказочника разутого, раздетого, бедняка.

Сатирические сказки Новопольцева «Елевы шашки», «Барин и мужик», «Мужик и поп» являют черты резкой социальной заостренности. Бедняцкой идеологией проникнуты все сказки Новопольцева, в первую очередь также сатирические: «Ванюша дурачок», «Спинка и брюшко», «Поп и дьякон», «О немце» и названные выше.

Сказочник Абрам Новопольцев — наследник скоморошьей традиции. Эта связь обнаруживается не только в концовке одной из его сказок: «... а нам молодцам по стаканчику пивца», от скоморохов у Новопольцева идет любовь к рифме и ритму (вроде «Байки про тетерева»: «... в снегу ночку ночевал, поутру рано встал, по вольному свету полетал, громко, шибко покричал, товарищев поискал...»), ощущение своего профессионализма, ироническая интерпретация даже драматических мотивов сказки.

К сожалению, Новопольцевым ограничивается наше знакомство с репертуаром сказочников-сатириков прошлого века. В современных сборнику Садовникова изданиях (у Худякова, например) нет имени сказочников-сатириков; названы лишь некоторые имена сказочников, рассказывавших в основном волшебные сказки.

Лишь работы собирателей, выступавших уже в девятисотых годах, дают сравнительно полное отражение облика сказочников-сатириков.

Галлерею образов сказочников-сатириков дал исследователь северной сказки Н. Е. Ончуков. Ончуков записывал сказки в Архангельской и Олонецкой губерниях в 1903—1904 гг., создав, в основном из этого материала, сборник «Северные сказки» (1908), где есть характеристики сказителей и впервые материал расположен по сказочникам.

Архангельский крестьянин Григорий Иванович Чупров рассказал собирателю 15 сказок, в значительной части сатирических. По словам исследователя, любимый жанр Чупрова — «смешные сказки». Его сказки «всегда остроумны, особенно если слушать их в его передаче... Григорий Иванович... никогда не унывающий, ни перед чем долго не задумывающийся человек, на все смотрящий глазами только постороннего наблюдателя, ищущий во всем смешного. Свой характер и свое отношение к жизни Григорий Иванович всецело передал и в сказках. Любимые сказки его — про попов и скабрезные, знает которых он множество» (Ончуков, стр. 49—50).

Психологическое обоснование обычного сказочного положения характерно для Чупрова. Умение одним штрихом дать герою жизненную черту отличает его сказки. Приведенных Ончуковым материалов вполне достаточно, чтобы отнести Г. И. Чупрова к числу оригинальных сказочников-сатириков; об этом свидетельствует и обилие присказок в его сказках (украшающих, например, сказку «Лисица, петух и журавль»), небылиц и острот.

Близок к Г. И. Чупрову и другой сказочник — Василий Дорофеевич Шишлов. Собиратель отмечает, что это «веселый, разухабистый мужик 40—45 лет, очень похожий характером на Г. И. Чупрова».

Сказки Н. П. Дементьевой, Павла Калинина, П. М. Кашина, И. А. Иванова, И. Н. Макарова (из того же сборника) отличаются остроумием, но и крайним натурализмом. Характерно, что самые непристойные, далеко оставляющие за собой сюжеты «Заветных сказок», истории прикреплены к духовенству, и именно это придает данным сказкам социальную остроту. Следует учесть, что многие из указанных сказочников — старообрядцы-беспоповцы, и поэтому сказки о «православных» попах приобретают в их изложении особенно яркие сатирические черты.

В русской деревне конца XIX — начала XX века происходит процесс развития капитализма. Появляются деревенская буржуазия, кулачество, деревенские пролетарии или полупролетарии. Но в народном творчестве того времени кулак-мироед еще не успел стать рядом с вековыми угнетателями помещичьей России. Еще попрежнему в центре внимания сказки — помещики-бары и попы.

Характерным сказочником-сатириком этого периода был сибирский крестьянин Доримон Михайлович Сизов из села Коуранского, Тареминской волости, Кузнецкого уезда, Томской губернии. Мы располагаем записью всего лишь одной его сатирической сказки о бабушке Домне. Весь сюжет сказки о ворожее перенесен в условия губернаторского дома. За старухой (Домной) посылается казак. Очень удачно короткое описание испуга старухи при виде его. В бытовых очертаниях дан эпизод встречи посланца губернатора с братьями, которым Домна нашла коня. «Настала осень. Братья на десяти возах повезли в город муку продавать. Вот приходит на базар посланный от губернатора, спрашивает у них: „Почем мука?“. — „Пятьдесят копеек“. — „Берите сорок девять“. — „Нет, пятьдесят. Что уж вам из-за копейки-то рядиться?“. — „Что рядиться: нынче вон у нашего губернатора четырнадцать тысяч рублей украли... Нет ли у вас в деревне ворожеи какой-нибудь поворожить, кто украл?“». [39] К сожалению, биография Д. М. Сизова нам не известна, но судя по языку записи (записи В. Ф. Булгакова, видимо, точны) сказочник принадлежал к числу передовых людей старой деревни. Убедительна завязка, развиты мотивы узнавания. Умело подчеркнуто классовое лицо героев.

39

Записки Красноярск. подотдела Вост.-сиб. отд. Русск. Географ. общ., т. I, вып. II, Томск, 1906, №№ 17, 19.

Революция 1905 года сильно подорвала наивную веру крестьянства в «царя-батюшку». Столыпинская реформа, с ее результатом в виде голодовки 30 миллионов, массовое разорение крестьян, появление и укрепление прочной опоры самодержавия в деревне — кулачества, все это никак не могло способствовать исчезновению или переадресовке в прошлое основных сатирических тенденций сказки.

На примере сказочников, чьи произведения были записаны в период после 1905 г. и до Октябрьской социалистической революции, мы можем проследить усиление социальных мотивов, учитывая, конечно, и периодические изменения в цензурном режиме, ослабевшем в годы революции и резко усилившемся в годы столыпинской реакции, что отразилось на составе сборников.

Особенной остроты сатирические антипоповские мотивы достигли в сказках вятского сказочника Андрея Ивановича Бледных, уроженца и жителя деревни Гостевской, Котельнического уезда. Сказки А. И. Бледных усвоены от солдат, чем и объясняется своеобразие их героев. Сказки А. И. Бледных настолько полемичны по отношению к духовенству, что собиратель неоднократно отмечает: «В сказках солдата А. И. Бледных силен элемент насмешника; направлен он, главным образом, против духовенства, к которому наш старик относится почему-то чуть не враждебно» (Зеленин, Вятск. сб., стр. XXII). Можно думать, что А. И. Бледных имел что-нибудь личное против духовенства, по крайней мере, в его сказках проявилось пристрастное отношение к этому сословию (там же, стр. 501), хотя, в сущности, сказки А. И. Бледных ничем, особенно в области интерпретации образов попов, от других сказок такого типа не отличаются.

Наиболее характерным сказочником-сатириком предреволюционных лет можно считать белозерского сказочника Василия Васильевича Богданова. Человек, работавший по сплаву, на заводе, а в момент записи — церковный сторож, тридцатилетний неграмотный крестьянин сумел придать своим сказкам «ярко сатирический, порой даже необычайно резкий, далеко отошедший от добродушного юмористического тона, характер. Один рассказ („Каспирко“) направил свои сатирические стрелы против бар, а три остальных касаются близко знакомого Богданову сельского духовенства. Все они высмеивают попов („Поп, дьякон и дьячок“, „Девица попа пристыдила“, „Старичок Осип и три попа“). Знанием быта духовенства объясняется то выпуклое описание отрицательных его сторон, которое мы находим в сказках В. В. Богданова. Жадность, скупость, требование „приношений“, использование святыни в целях наживы, порой даже кощунство, сластолюбие, зависть и мелкое недоброжелательство, склонность к выпивке, хвастовство — вот черты духовных героев, нашедших себе место в рассказах Богданова» (Соколовы, стр. 152). Собиратели отмечают следующие особенности стиля этого сказочника:

1) импровизаторские черты: обыгрывание имен слушателей, введение в сказку собственного образа; «так, про услужливого человека, помогшего старику Осипу потопить трех попов, он говорит, что этого человека „вроде как звали Василий“, с явным намеком на самого себя» (Соколовы, стр. LXXIV); Богданов ввел целый эпизод с церковным сторожем, ищущим попа после того, как потопил его (Соколовы, стр. LXXIV);

2) известная сценичность исполнения: в рассказе В. В. Богданов упоминал и находящихся около него слушателей, жестами и подмигиванием обращая внимание на них, «но лишь только одно из этих лиц подходило к столу и начинало прислушиваться, то В. В. изменялся, физиономия его принимала невинное выражение...» (Соколовы, стр. LXXIV);