Русская весна

XXVI

Со времени последней встречи Бобби с Натаном Вольфовицем прошло около десяти лет. Сейчас он не был похож ни на прежнего партнера Бобби по покеру, ни на образ, созданный газетами и телевидением – вовсе не потому, что он облекся в ауру президентства. Вольфовиц не был похож на человека, вознесшегося по нежданному капризу судьбы. Он не был похож на человека, чей злейший враг только что свалился мертвым.

Вольфовиц выглядел дерьмово.

Его густые с проседью волосы были всклокочены. Президентский синий костюм измят, словно Нат спал в нем. Галстук сполз набок. Его лицо было пепельно-бледным; глаза затравленные. Спектакль обескураживающий – и для тех, кто голосовал за «американского Горбачева», и для функционеров администрации Карсона, которую вместе с политикой, способной присниться лишь в кошмарном сне, с кошмарной стремительностью унаследовал Вольфовиц.

Бобби ожидал, что Вольфовиц будет нервничать – все против него, от конгресса до ЦРУ, но такого он не предвидел: этот король покера, безупречно игравший еще в Беркли, этот бойкий оратор, испытанный в тысяче и одной телепередаче, был неуклюж, не пускал в ход традиционное сладкоречие – словом, был выбит из седла.

Бобби перевернул небо и землю, добиваясь у «Стар-Нет» командировки в Вашингтон, на первую пресс-конференцию Натана Вольфовица. Он без зазрения совести упирал на «личное знакомство» с новым президентом. Штука в том, что саркастический совет Сары насчет Вольфовица и выездной визы обрел иной смысл. Вольфовиц уже не был вице-президентом, загнанным на задворки, – он стал всевластен. Он мог решить дело единым росчерком пера – лишь бы добраться до него и попросить. И вот Бобби в Белом доме, в толпе репортеров, – но черт побери, как ему подобраться в Вольфовицу? Чтобы тот его услышал? И как ему могло помститься, что президент вспомнит его, давнего партнера по картам?

Вольфовиц вел себя так, что казалось: если он помнит, что надо застегнуть брюки, – это уже чудо.

Репортеры наседали на президента.

– Господин президент, что реально означает формула: «Украина находится под ядерным щитом “Космокрепости Америка”»?

– Хм... в данный момент Москва знает об этом столько же, сколько я.

– Вы хотите сказать, что не знаете даже, какая сегодня политика?

– Я хочу сказать, что прежняя политика умерла вместе с Гарри Карсоном и что у меня не было времени в ней разобраться.

– Господин президент, что будут делать Соединенные Штаты, если Красная Армия захватит Украину?

– Я, э-э... уверен, что господин Горченко тоже хотел бы это знать...

– Господин президент, вы поддерживаете стремление народов Советского Союза к независимости?

– Э-э... Было бы недипломатично давать комментарии, которые могут быть истолкованы как попытка повлиять на выборную кампанию в Советском Союзе.

Так оно и шло; Вольфовиц увиливал от прямых ответов, глаза его исступленно бегали, руки подергивались, сжимая край трибуны. Он был похож на человека, поставившего на кон ферму и увидевшего в чужих руках ту самую карту, которой ему не хватало. Или на человека, только что узнавшего страшную тайну.

Бобби вспомнил книжку, читанную им в юности в Париже – «Проклятье Овального кабинета». Автор – Тимоти Лири, язвительный гуру шестидесятых годов – выдвинул гипотезу: над президентским кабинетом висит проклятие, под гнетом которого люди сходят с ума. Лири указал на Линдона Джонсона и войну во Вьетнаме, на Ричарда Никсона и Уотергейт. В то время Бобби посчитал это забавным. Сейчас это не показалось бы смешным.

– Господин президент, поддерживаете ли вы связь с правительством Украины?

– Мм... комментариев не будет...

– Господин президент, не планируете ли вы обсудить создавшийся кризис непосредственно с президентом Горченко?

– Мм... я готов говорить с кем угодно обо всем, что может вывести нас из тупика...

«Господи, что за напасть, – думал Бобби. – Что случилось с этим человеком?» Вольфовиц после каждого вопроса оглядывался через плечо, как бы в надежде, что кто-нибудь появится и сгонит его со сцены.

По давней традиции такие пресс-конференции закрывались не президентом, а старейшиной корреспондентов, аккредитованных при Белом доме; он говорил: «Спасибо, господин президент». Но сегодня ни он, ни кто-либо другой не собирался положить конец этой муке. Лица репортеров становились все более и более угрюмыми. После каждого ответа по залу прокатывались волны тревожного гула, кое-кто даже негромко ругался. Бобби и не думал задавать вопросы; в голове крутился лишь один: «Что с тобой, Нат, черт побери?» Он стал пробираться сквозь толпу к трибуне, что оказалось не так уж трудно, потому что все вокруг подпрыгивали и размахивали руками. Он не знал, что будет делать, но он не мог уйти, не попытавшись войти в контакт с Натаном Вольфовицем.

– Господин президент, не считаете ли вы, что должны сказать американскому народу хоть что-нибудь о политике, которую вы намерены проводить для предотвращения ядерной катастрофы? Честно говоря, господин президент, вы пока не сказали ничего путного.

Внезапно наступила тишина, все затаили дыхание в ожидании ответа. Неожиданный огонек – как у прежнего Натана Вольфовица – мелькнул в глазах жалкой фигуры на трибуне, украшенной президентской эмблемой.

– Каких, черт побери, слов вы от меня ждете? – взорвался Вольфовиц. – Мир на грани катастрофы, я получил в наследство политику всевластного маньяка! Вы на самом деле ждете, что я начну идиотически молоть языком, хотя у меня не было секунды, чтобы подумать? Нравится вам это или нет, но я не Гарри Карсон. Не кажется ли вам, что достаточно безответственного дерьма было выдано вот отсюда?

Эти слова ошеломили даже ветеранов пресс-службы Белого дома. Ни один президент публично не называл своего предшественника идиотом и маньяком – когда тело не успело остыть. Ни один не сказал «дерьмо» по национальному телевидению. И ни один президент еще не признавался, что ему нужно время подумать. Несколько долгих секунд никто не двигался, не произносил ни звука.

Наконец старейшина корреспондентов милосердно произнес магическое: «Спасибо, господин президент», – и началось столпотворение.

Все завопили разом. Одни репортеры бросились к выходу, другие пробирались вперед, пытаясь задать вопрос Вольфовицу, все еще стоявшему на трибуне с растерянным и отсутствующим видом. Позади него возникли три агента секретной службы. Один деликатно взял его за локоть, другой что-то сказал, и они стали его уводить.

Не раздумывая, Бобби кинулся в толпу и, когда Вольфовиц со своим эскортом уже уходил в коридор, завопил за его спиной: «Нат, Нат!»

Его схватили сзади. Президент обернулся. Их глаза встретились.

– Нат! Нат! Пожалуйста! Я должен поговорить с тобой! – во всю мощь своих легких орал Бобби – его уже тащили назад.

Не мелькнуло ли что-то в глазах президента? Безнадежно...

– Малая Москва! Беркли! Бобби Рид! – отчаянно вопил Бобби. – «Пришло время последних козырей», помнишь, Нат?

– Ах, говорите, говорите, – загадочно пробормотал президент и чуть улыбнулся.

Охранники двойным замком держали руки Бобби. Эскорт президента выступил вперед и закрыл его своими телами.

– Нат! Пожалуйста! Мне нужна твоя помощь!

Президент Вольфовиц протиснулся между охранниками.

– Стоп, я хочу поговорить с этим человеком!

– Господин президент...

– Выполняйте! – приказал Вольфовиц. – Вы! – крикнул он. – Ведите его сюда!

Никто не двинулся. Один из охранников снова встал между ним и Бобби. Вольфовиц раздраженно оттолкнул его.

– Я кто, сраный президент или нет? – рявкнул он. – Делайте как я говорю или прощайтесь со своим местом!

Бобби потащили вперед – все еще со скрученными за спиной руками. Вольфовиц повернулся, прошел футов десять по коридору – все шли за ним, – обернулся, посмотрел на Бобби и странно ухмыльнулся.