Русская жизнь. Земство (апрель 2008)
Шрифт:
Недавно я, кажется, понял, в чем состоит принципиальная разница между так называемыми «охранителями» и так называемыми «обновителями» города. Дело не только в том, что это продолжение старого противостояния физиков и лириков, экологов и урбанистов, пассеистов и певцов прогресса. Дело именно в отношении к тому, что принято называть «дальнейшим развитием города» - правда ли это развитие? Или стремительная деградация, которая, без сомнения, также является одной из форм прогресса? Итоги Хитровского противостояния - какими бы они ни были - позволят продолжить обсуждение основного вопроса сегодняшней московской философии на принципиально новом уровне.
Павел Пряников
Молиться - в сосняке
Подмосковные староверы
Время - песок
Как только растаял снег, Василий Полуэктович
Впрочем, Василий Полуэктович, если приглядеться, ретуширует действительность: поодаль от кладбища растут и березы, и дубы. Но елок, действительно, я нигде в Гуслицах не увидел.
Гуслицы, местность километрах в ста на юго-восток от Москвы, всегда отличались некоторой странностью, непохожестью на соседние, «никонианские» села (как гусличане называют их до сих пор). В здешние сосняки и болота триста лет назад бежали раскольники, спасаясь от расправы никонианцев, чуть позже они стали пристанищем дезертиров. К началу XIX века здесь сложилась прочная в экономическом отношении община. Опять же стилем жизни совершенно непохожая на «никонианские» села.
О нем рассказывает экспозиция школьного музея в селе Ильинский Погост. Директор этого музея и по совместительству учитель информатики Сергей Сергеевич Мишин подводит меня к одному из стендов и с гордостью показывает на оригинал рапорта Богородского уездного исправника Московскому губернатору о необходимости отзыва войск, присланных для борьбы с фальшивомонетчеством от апреля 1872 года. «Чего греха таить, - вздыхает он, - очень многие крупные купцы-старообрядцы так сколотили свой капитал в то время, даже Морозовы». Доходило до того, что на местных рынках фальшивыми ассигнациями торговали в открытую, по 20-30 копеек за рубль (основными рисовальщиками были иконописцы, набившие руку на тонкой работе). «А те, кто не был способен к купеческому, иконописному или фальшивомонетческому делам, держали монополию в Московской губернии на травлю тараканов. За работу тараканник брал от 20 до 50 копеек, травил раствором мышьяка. Из гуслицких тараканников два мастера этого промысла имели постоянную работу в Москве, один - в Большом театре, другой - в Кремле!» - с гордостью сообщает Сергей Сергеевич, сам, естественно, тоже из потомственных старообрядцев. Кстати, этот музей не получает никакого государственного финансирования со дня своего основания в 1984 году, все расходы на себя берут активисты местной общины белокриницкого согласия. Сергей Сергеевич Мишин лишь скромно добавляет: «Ведь и нынешний митрополит старообрядческой церкви Корнилий - наш, из Гуслиц».
Сегодня, конечно, размах «непохожести» гусличан не тот - сказались и гонения на них (как, впрочем, и на остальных верующих) в советское время, и общий упадок местной экономики, и забвение молодыми традиций предков. Да и молодых-то в Гуслицах почти не осталось, как и в остальной глубинке - тут все держится на стариках.
Например, в начальной школе в селе Степановка сейчас учится 4 человека - на 4 класса. И эта школа, скорее, не храм науки, а храм старообрядческой жизни: местная активистка Устинья Григорьевна Андреянова создала в ней еще один музей. 75-летний Борис Трофимович Трофимов, его смотритель и по совместительству рабочий школы (здание до сих пор отапливается дровами, удобства и колодец во дворе), показывает мне воссозданную в одном из классов старообрядческую избу. Как и остальная духовно-просветительская жизнь в Гуслицах, этот музей тоже финансируется самими старообрядцами. Например, на печи в этой избе висит табличка: «Дар Балашова Александра Владимировича, директора Куровского мехсемлесхоза». «И вообще, к нам в музей каждую неделю приезжают экскурсии старообрядцев со всей России и, случается, даже из-за границы. Даже японские старообрядцы жертвуют!» - Борис Трофимович при этих словах почему-то показывает мне топор производства 1819 года.
В селе Степановка вообще жизнь держится на вот таких активистах. Рядом со школой местная община поставила памятник погибшим в Великой Отечественной войне, причем это единственное место в России, где светский монумент соседствует с огромным восьмиконечным старообрядческим крестом. Да и местный деревенский парк из двух десятков голубых елей и с розарием тоже кажется экзотикой для любой деревенской местности России, а не только этой.
Друзья познаются в беде
Вообще,
о старообрядческой солидарности тут говорят очень много. Каким-то позитивным экономическим моментам местной жизни даже придается статус мифа - как и в остальной России, в Гуслицах люди воспринимают позитив как конспирологические действия, обязательно с тайным подтекстом. Например, сейчас в Гуслицах вовсю идут работы по газификации деревень. И местные старообрядцы тут же выстраивают вокруг этого миф. «Вот смотрите - местные совхозы „Титовский“ и „Ильинский“ сейчас скупило „Мосэнерго“. А „Мосэнерго“ - это кто? Лужков плюс „Газпром“! А Лужков-то - наш, у него и фамилия произошла от беспоповского согласия „лужковцев“. Да я его двоюродного дядю лично знал, Царствие ему небесное!» - крестится двумя перстами Борис Трофимович Бирюков.Потом в Гуслицах еще человек пять говорили мне о связи «лужковцев» и газификации района. «Лужковцы», кстати, в Гуслицах есть до сих пор, в основном в селе Хотеичи, хотя преобладают тут старообрядцы Белокриницкого и Поморского согласий.
А пока «Газпром» тянет к людям в дома газ, старообрядцы тоже не сидят без дела. Старики заполняют свою жизнь «мелким богоугодным трудом». Так, в селе Степановка до 2005 года висело 18 старых, еще дореволюционной отливки колоколов. Старообрядцы вешали их на ивах, на воротах домов, в специальных будках-молельнях, сваренных из железных швеллеров. На праздники или на поминки в Степановке собираются большие процессии, люди идут с иконами, крестами и останавливаются каждый раз у колоколов, звонят в них, читают молитву и отправляются дальше. «Пока все 18 колоколов обойдешь, полдня пройдет. Вот как веруют у нас! Но три года назад москвичи-дачники стащили все колокола», - сообщает Борис Трофимович. Тема москвичей-дачников тоже относится к конспирологическим, в их действиях усматривают какие-то тайные нехорошие помыслы, хотя доля истины в этом есть: их деструктивные проявления можно усмотреть в свалках на окраинах деревень, кострищах в лесу и глушении рыбы в реке Гуслица электрическим током.
Общины старообрядцев борются с этим как могут. «Вместо колоколов мы повесили отрезки рельса, все 18 на месте, в них теперь звоним. А что свалки? Собираем субботники, ликвидируем мусор. Вот с 2009 года обещают нам реальное самоуправление - тогда подумаем о том, чтобы от москвичей колючей проволокой отгородиться», - говорит Борис Трофимович, сидя на полатях в воссозданной старообрядческой избе.
В Гуслицах низовое самоуправление строится все же не столько на борьбе с москвичами-дачниками, сколько на религиозной жизни. Большинство верующих недовольны тем, что государство проводит реституцию в основном в отношении РПЦ. «Пора бы и нам земли возвратить. До революции гусличане ведь побогаче москвичей были! У кого тогда по 50 рублей на семью в месяц выходило, считался бедным. Вот мой дед был хмелеводом, по 1000 рублей в год выходило! А сейчас что? Дали бы нам землю, промыслы - мы бы тут зажили!» - переживает 72-летняя Фаина Ивановна Корзенкова, служка при старообрядческой церкви Святителя Николая в селе Устьяново. Церковь эта, что интересно, не закрывалась при Советской власти, поэтому и тогда, и сегодня она оставалась центром местной духовной, да и экономической жизни старообрядцев в Гуслицах. В советское время сюда съезжались паломники со всего СССР, оставляя кто рубль, кто сто, тут открыто продавалась старообрядческая литература, писались иконы дониконианских образов (существует в иконописи даже особый, гуслицкий стиль).
Сейчас старообрядцы со всего мира (а уже не только из бывшего СССР) собирают деньги на проведение в церковь газа - она до сих пор отапливается дровами, и, как надеется Фаина Ивановна, вместе с газом в местную жизнь войдет больше благодати. «Газ - ведь это прогресс! Он из-под земли людям дан не просто так - а с тайным умыслом: это ведь кто в землю лег, стал газом, - делится своей эсхатологией Фаина Ивановна.
– Когда-то и у нас газ добывать будут. Вон, на кладбище людей-то год от года прибавляется». На Устьяновском кладбище тоже, как и на других, сидят старики. От церкви метров за сто видно, что сосновая роща с кладбищем украшена яркими лентами, венками, висят и несколько новогодних игрушек.
В Устьяново остались почти одни старики (как и в других гуслицких деревнях), но не потому, что молодежь вымерла или уехала в Москву. Как говорит Фаина Ивановна, очень многие сейчас переезжают отсюда в другие старообрядческие местности, например, Вятку или Кострому, устраиваются там священниками или простыми служками - ведь связь поколений, традиции в Устьяново не были утрачены, в отличие от других староверских деревень.
Фаина Ивановна в красках рассказывает об упрочении местных старообрядческих традиций: «Наконец-то мужчины стали бороды носить! С бородой-то как красиво! А то ведь наш отец Алексий до причастия не допускал безбородых. И вина теперь почти не пьют!» Она берет в руки можжевеловый веник, крутит его в руках, потом дает посмотреть мне. «Видишь, какая древесина? Обувные гвоздики из можжевельника - самые лучшие! Дали бы нам экономическое послабление, мы бы во весь мир поставляли эти гвоздики!» - а пока за неимением такой возможности Фаина Ивановна использует веник для подметания в церкви («Тараканы не выносят можжевелового духа»).