Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты

От имени новгородских сословий был заключен договор 1611 года. Тогда «утвержденную запись» дали «Исидор митрополит и архимариты (так в документе. — Г. К.), и игумены, и дети боярские, и гости, и пятиконецкие старосты, и всякие торговые и жилецкие люди». Декабрьский приговор о посольстве в Швецию также был составлен при участии дворян, дьяков, детей боярских, голов казачьих и стрелецких, пятиконецких старост и посадских людей, приложивших к нему свои руки. Можно предположить, что все они принимали участие в обсуждении приговора. В дальнейшем многие важнейшие вопросы решались с участием дьяков, дворян, гостей, пятиконецких старост и всяких чинов людей.

Несмотря на всю сложность ситуации, Новгород в Смуту в известном смысле был островком относительной стабильности, основным фактором и в то же время признаком которой была четкая работа административного аппарата и его служб — приказной избы, таможни, судной избы, монетного двора, кабаков, общественной бани. Была даже ферма по разведению лебедей. Шведская исследовательница Хагар Сюндберг считает, что «эффективная гражданская администрация действовала до конца оккупации. Сделки и купчие составлялись профессиональными городскими подьячими, приходо-расходные книги велись в различных учреждениях, и толковые дьяки продолжали работать в приказах».

Отношения новгородцев со шведами складывались не просто. Сохранились многочисленные челобитные, в которых горожане жаловались на плохое обращение шведских солдат, крестьяне — на высокие налоги и конфискации; требовали компенсацию за поврежденную или утраченную собственность. Были конфликты со шведами и на бытовой почве, хотя источники фиксируют их крайне редко. Известно, например, что в кабаке на Рогатице шведские солдаты разбили кувшин о голову целовальника. А вот конфликты на религиозной почве не зафиксированы вообще.

Известно, что в годы оккупации многие представители новгородской элиты служили шведским властям или сотрудничали с ними. Как отметил современный шведский исследователь Александр Пересветов-Мурат, «решение служить шведам могло быть вызвано несколькими мотивами: принуждение, оппортунизм и самая простая алчность, но также и убеждение… Вопрос этот очень сложный ввиду того, что в дискуссии слишком легко исходить из поздних постромантических концепций о родине и национальности и из представлений о старой Руси как об исконно однородном государстве с закономерной «конечной станцией» — Москвой. К этому надо добавить трудность четко различать службу Новгородскому государству при шведском режиме и службу шведскому королю. Шведские военачальники уговаривали влиятельных новгородцев перейти невидимую грань между той и другой». Отметим, что таких были считаные единицы (Федор Аминов, Никита Калитин, Михаил Клементьев, Мурат Пересветов).

Служивших шведам или сотрудничавших с ними новгородцев часто характеризуют как предателей или, в лучшем случае, «шведскую партию». Между тем это была скорее партия порядка или партия власти. До тех пор, пока шведские власти в Новгороде не перешли к политике присоединения Новгородских земель к Шведской короне, их интересы совпадали. Поэтому на этом этапе сотрудничество со шведами вряд ли можно поставить им в вину. За исключением нескольких человек, перешедших на шведскую службу, никто из них не присягнул шведской короне.

В июне 1611 г. Совет ополчения принял решение о возможности избрания одного из сыновей Карла IX русским царем: «все чины Московского государства признали старшего сына короля Карла IX… достойным избрания великим князем и государем московитских земель». После смерти Карла IX речь могла идти о младшем брате Густава II Адольфа Карле Филиппе. По мнению шведского историка Бенгта Янгфельдта, осуществление этого решения «изменило бы не только карту, но и историю Европы». Делагарди принял активное участие в его реализации. Он хотел добиться избрания на российский престол шведского принца Карла Филиппа и стать создателем новой правящей династии в России [11] . В этом плане его интересы совпадали с интересами тех новгородцев, которые надеялись в лице Карла Филиппа обрести не только твердую власть, но и гарантию от территориальных притязаний со стороны Густава II Адольфа.

11

Это был не первый опыт его участия в большой политике. Во время своего пребывания в Голландии в 1606 — 1608 гг. он пытался содействовать заключению брака между принцем Морицем Оранским и шведской принцессой Анной.

Поддержав кандидатуру Карла Филиппа, Новгород стал альтернативой Москве, призвавшей на российский престол королевича Владислава. Свой выбор новгородцы объясняли этническим родством их кандидата с пресекшейся династией. В этой связи Г.А. Замятин заметил, что «в вопросе о происхождении первых русских князей новгородцы были, выражаясь языком XIX в., норманистами».

В этом есть прямая аналогия с ситуацией середины X в., описанной И.Н. Данилевским: «Необходимость призвания иноплеменника в качестве главы государства — насущная необходимость, возникающая, прежде всего, в условиях межплеменного общения, доросшего до осознания общих интересов. При решении сложных вопросов, затрагивающих интересы всего сообщества в целом, вечевой порядок был чреват серьезными межплеменными конфликтами. Многое зависело от того, представитель какого племени станет руководить народным собранием. В такой ситуации предпочтительнее было обратиться за помощью к иноплеменникам. Приглашенные правители играли роль третейского судьи, который в силу своей нейтральности мог сгладить противоречия и быть полезен для поддержания единства».

Однако династические планы Делагарди противоречили территориальным планам Густава II Адольфа и не встретили одобрения в Стокгольме. Молодой король решил взять бразды правления в оккупированных Новгородских землях в свои руки, поэтому он медлил с решением этого вопроса и задерживал отъезд Карла Филиппа на переговоры. Когда он, наконец, отпустил его на переговоры с новгородцами в Выборг, время было упущено. Делагарди на эти переговоры не поехал, так как уже не верил в их успех. Он склонялся к миру с Россией и советовал королю начать переговоры с Москвой. Не случайно по приезде в Москву в 1615 г. новгородский архимандрит Киприан говорил, что к миру «снисходительнее всех Яков Пунтусов» (Делагарди. — Г. К.). Делагарди не проявлял особого усердия в том, чтобы привести новгородцев к присяге шведскому королю, на чем последний настаивал. Вопреки воле короля он не вывез из Новгорода бронзовые врата Софийского собора, которые, как полагал Густав Адольф, когда-то были взяты новгородцами в Сигтуне.

Хорошо знавший ситуацию в России, Делагарди принял участие в русско-шведских переговорах 1616-1617 гг. и поставил свою подпись под Столбовским договором, по условиям которого его войска оставили Новгород в марте 1617 г. Среди трофеев, вывезенных им из России, был так называемый Новгородский оккупационный архив — материалы делопроизводства Новгородской приказной избы за время шведской оккупации. Сегодня он хранится в Государственном архиве Швеции и содержит более 30000 листов, являясь крупнейшим собранием документов по русской дореволюционной истории в зарубежных архивах.

Литература:

Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000; Almquist H. Sverge och Ryssland. 1585-1611. Uppsala, 1907; Sveriges krig. 1611-1632. Bd. I. Stockholm, 1936; Zeeh E. Jacob de la Gardies Anabasis i Ryssland // Landstormsmannen. № 23. 1940; Замятин Г.А. Россия и Швеция в начале XVII века. СПб., 2008; Коваленко Г.М. Договор между Новгородом и Швецией 1611 г. //Вопросы истории. 1988/11; Кобзарева Е.И. Шведская оккупация Новгорода в период Смуты XVII века. М., 2005; Селин Л.А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008; Селин А.А. Новгородские судьбы Смутного времени. Великий Новгород, 2009.

Псковский «анабасис» Густава Адольфа

Героическая оборона Пскова в 1615 г. осталась в истории России как один из ярких подвигов русского народа в борьбе с иностранными интервентами. Она сыграла важную роль в прекращении военных действий и ослабила позиции Швеции в переговорах, закончившихся подписанием Столбовского договора.

Подчеркивая значение героической обороны Пскова, автор первой специальной статьи о ней П. Орлов отмечал, что в 1615 г. потерпела поражение одна из лучших европейских армий. Он, в частности, писал: «Внутри Швеции было все спокойно, никто ей не угрожал, армия ее считалась одной из лучших в Европе, во главе ее стоял великий полководец — сам король… Он имел в своем распоряжении блестящую хорошо обученную и вооруженную армию, с прекрасным корпусом офицеров, опытными инженерами и артиллеристами».