Русские инородные сказки - 5

Ничего не отвечает человек. Да и что тут ответишь?

День сидит, два. Вот и неделя пробежала. Уже и слух в народе прошел: это ж надо! смех какой!

Повадились на базар дети бегать, на человека смотреть, потешаться. Прибегают стайкой, смеются, дразнятся, пальцем показывают. «Злой Маантхэ Уджайя'ха, — думает человек, — вместо Счастья выпали на мою долю одни насмешки. Плохой совет дал».

Тут птица пролетала. Увидела просо, присела на край мешка да и склюнула зернышко.

— Что ж ты, птица, делаешь! — ужаснулся человек. — Мне велено каждое зерно продать, а не задарма вам скормить! Была б моя воля…

— Не пугайся, — отвечает птица. — Вот тебе плата.

Сбросила в руки человеку перышко и упорхнула.

Обрадовался человек. Да и как тут не обрадуешься, если вместе с зернышком будто камень с души свалился. «Ай да Маантхэ Уджайя'ха, здорово все-таки, хитрец, придумал!»

Тут и дети смекнули, какая хорошая игра из того может получиться, стали наперебой таскать ему кто былинку, кто ягодку, кто цветочек, кто жука-жужелицу, а кто и куклу из соломы скрученную — потехи ради ведь не жалко. А зернышки на нить нанизывали, чтобы не потерялись. Оно и украшение новое — не все ж бусы мастерить из гороха сушеного да речной гальки!

Бойко пошла торговля у человека. К вечеру треть мешка продал, а вырученного — еще один мешок скопился. Пришлось домой тащить, по полочкам расставлять и раскладывать. Провозился до полуночи. Тут и умаяться бы, а человеку все нипочем, все легче легкого. «Никогда такого не бывало!» — радуется человек.

На другой день уже и взрослый люд потянулся. Кто лоскуток одеяла несет, кто косточку от дыни, кто струну старую от каарт'х'ан, а кто и наконечник от копья — ржавый и негодный. Рассудили так: худа, мол, не будет, потеха большая. А то, глядишь, и удача какая выпадет. И то правда. Всяк кто ни купит, если глуп был — тут же умнеть начинает; если на охоте нерасторопен — тут же чудесным образом выходит быстрым и ловким; если у кого огород чах, по нерадивости или от скудости почвы, — сразу цвести начинает.

«Колдовство великое делается», — решили старики. И если кто из молодых пренебрегал покупкой, того вразумляли и наставляли всячески.

К вечеру вырученного скопилось столько, что понадобилось человеку целый воз снаряжать — в руках и не унесешь, а на базаре не бросишь. Не по правилам оно, если выручку на базаре оставлять. Домой привез, до утра раскладывал по местам. А что в самом чиа'та не поместилось, то поверх да около пристроилось. Хотел было подумать, что он со всем этим теперь делать станет — да некогда ведь. Ну и ладно.

На третий день осталось у человека всего одно зерно. Тут сама К'та как выглянула из-за окоема, спустилась с неба и так говорит:

— Ничего у меня нет, добрый человек, кроме света, тепла да этого мира. Мир круглый, как и зернышко просяное, — не равноценный ли обмен? Вот, возьми себе.

— Да разве ж можно такое? — дивится человек.

— Что можно, а что нет — то мне решать, — заявляет К'та. — Ты дело делай.

Страшно человеку. Мир ведь такая штука — за пазуху не положишь, в руки не возьмешь, даже взглядом не окинешь. Что с ним делать? Но кто ж с К'та станет спорить?!

Так и продал последнее зерно.

А Счастье тем временем идет по деревне и видит: нет нигде человека. Куда подевался? Заглянуло к нему в чиа'та, да так и остолбенело. Повсюду перья птичьи, листья прошлогодние, осколки кувшинов глиняные, ягодки засушенные, кусочки коры древесной — да мало ли всего! Так много, что и не разглядишь, не сосчитаешь. В углу мыши гнездо свили, по столу жуки-жужелицы бегают, хлебные крошки подъедают, на полу жаба сидит, с видом негостеприимным пялится: дескать, чего приперлось? Оправилось Счастье от потрясения да и бросилось искать человека. Ибо непорядок.

Да только где его теперь сыщешь? Он и сам не знает. Как думать мысли разные — позабыл. Как жил раньше, что делал — позабыл. А может, и не жил никак. Может, вчера только родился. Кто его знает? Да и какая разница?

Идет — спрашивает у Дороги дорогу. Дорога и рада рассказывать, знай только ногами перебирай. Проголодается — спрашивает у Леса еды. Лес и дает: то шишку со сладкими орешками, то куст со спелыми ягодами, то дупло, медом благоухающее. Пить захочет — Речку спросит. Речка и старается: тут родничком пробьется, там водопадом обрушится, а то и прямо на дороге лужицей обернется.

А спать ложится — спрашивает у Звезд сны. Звезды и дают — жалко им, что ли? Сны-то один другого чудесней: в этом рыбой станешь, в другом деревом, а в третьем — и вовсе необычным существом, которому и названия-то нет в нашем Мире. Да и Мир не тот. Другой Мир совсем. Интересно! Это тебе не в огороде копаться.

Так и путешествует человек по сей день. А за ним по пятам Счастье бегает, все догнать пытается, непорядок исправить, порядок навести. И где ни пробежит — там все сразу счастливыми делаются. Вроде бы и не с чего, ан вот ведь!

А хитрый Маантхэ Уджайя'ха сидит себе в чаще, ухмыляется: здорово всех провел!

Хыр'ке та эйя'н р'ха [1]

Жил в одной деревне человек по прозвищу Айю-хыр. [2] И был он страшно ленив — ничего не хотел делать. Бывало, придут к нему уэр'эх, [3] станут звать с собой на охоту, а он им: «Что я пойду? Ногами землю топтать — велик ли прок?»

Или детишки прибегут, попросят:

1

Хыр'ке та эйя'н р'хаприблизительно переводится как: «Дурные затеи никогда не приведут к счастью» ( ушальт.).

2

Айю-хырприблизительно переводится как «хороший человек, но сбившийся с правильного пути» ( ушальт.).

3

Уэр'эх — воины-охотники ( ушальт.).

— Айю-хыр, принеси нам крылья, как у птицы К'па Анр.

А он им:

— Что я буду за птицами бегать? В небесах птиц высматривать — велик ли прок?

Так и жил Айю-хыр, совсем от лени дурной стал: взял в голову, что все вокруг должно само собою делаться. Ягоды А'ха Рэ — сами в рот прыгать, вепри Уджайя'эх из леса — сами шубы приносить к зиме, рыбы Амэй'тэ — сами каарт'х'ан [4] мастерить и играть на нем чудесные мелодии.

И удумал Айю-хыр такое колдовство учинить, чтобы так все и стало — по его разумению. А колдовство то сложное оказалось, хоть сперва и казалось Айю-хыру, что тут такого.

4

Каарт'х'ан— струнный щипковый музыкальный инструмент. Изготавливается из головы большой рыбы, пожелавшей обрести после смерти дар речи ( ушальт.).

Вот день проходит, месяц, год. Заперся Айю-хыр у себя в чиа'та, [5] никого видеть и слышать не хочет, мастерит колдовство день-деньской. С лица спал, дым из ушей, глаза ввалились — хоть младенцев путай. Да разве ж он младенцу на глаза покажется? Его и за порог не выманить!

К'та с неба смотрит, дивится: где Айю-хыр? Был человек и нету. А К'та за всеми должна приглядывать. Как что — с кого спрос? К'та выше всех — с нее и спрос.

Озаботилась К'та, позвала Маантхэ Уджайя'ха: «Сходи, Маантхэ Уджайя'ха в деревню, погляди, где Айю-хыр пропал, был человек — и нету».

5

Чиа'та— жилище ушальт ( ушальт.).