Русские инородные сказки - 5

Заглянула Ою в нору к рыбе У и так говорит:

— Что ж ты, глупая рыба У, свою стихию покинула, в чужую бродить пошла? Кто так делает?

— Вот, — рыба У, зубами стуча, отвечает. — Все мне было хорошо, да невидимость покоя не давала. Сама посуди: в разговор никто не вступит, в игры не примет, песню не споет. Разве ж это жизнь? По мне, так лучше тут пропаду.

— Хороший ответ. Коли так, айда ко мне, на небо?

— Да разве ж такое можно? Кем я у тебя на небе сделаюсь? — удивляется рыба У.

— А не все ли тебе равно?

— Ну кто я такая, чтобы от твоего подарка отказываться? Пусть так! — отвечает рыба У и сама на себя дивится: откуда смелости-то столько?

С тех пор так и стало, как и по сей день: рыба У на небе звездочками ясными сияет. Рядом неразлучные Отака и Потака. И им веселее, и рыбе У счастье — хорошая компания. Ою с Маантхэ Уджайя'ха тоже не нарадуются: раньше нет-нет да Отака с Потакой и передерутся, перессорятся, разобидятся на весь свет. А миру от этого темно делается. Нынче же, чуть что, рыба У их быстро примирит.

У людей же повелось по ночам хороводы водить и такую песню петь на особый лад:

Отака-Потака, Уууууууууууу! Отака-Потака, Уууууууууууу!

Бывает, к ним в круг и волки заглянут, подпевают:

«Ууууууууууу! Уууууууууууу!» — как это у волков в обычае. Да только теперь все знают, что та песня значит.

Случается, и Ветер задует: носится себе вихрем вокруг хоровода, песню свою поет, а вреда никому не чинит. Оно и правильно. Оно и добро.

Эхык'та Айя Ишха Тээ [9]

Явился как-то один человек к большой птице К'па Анр, что сидит вечерами на дереве Эх'х за холмами, и повел такую речь:

— Вот, К'па Анр, смотри, как выходит: у вас, птиц, есть крылья, чтобы летать, а у нас, людей, есть ноги, чтобы бегать. Смотри и обратно: вы, птицы, захотите бежать, а не сможете. Так же и с нами: захотим лететь, да не выйдет ничего.

— Верно, — отвечает К'па Анр. — На то и порядок заведен, чтобы птицы летали, а люди снизу смотрели! Иначе отродясь не бывало.

9

Эхык'та Айя Ишха Тээв одном случае переводится как: «Нарушая установления, иногда можно сотворить великое дело»; в другом случае: «Как один человек летать научился» ( ушальт.).

— Вот и я то же думаю, — говорит человек. — Не бывало, так отчего б не стать? Давай меняться: ты мне крылья, я тебе ноги!

— Странные вы, люди, мысли думаете. Непорядок это. Не буду меняться! — сказала птица и улетела.

Огорчился человек, домой пошел.

Прознал о том хитрый Маантхэ Уджайя'ха. Обернулся птицей, полетел в деревню, нашел того человека и говорит:

— Вот, знаю я, что за колдовство ты удумал. Брату моему не по нраву пришлось, а мне как раз по душе. Так, значит, тому и быть.

Тут враз и выросли у человека огромные крылья. Перья сверкают, переливаются, искрятся драгоценными камнями, как и положено птицам К'па Анр. Сами в полет просятся. А у Маантхэ Уджайя'ха в облике птицы, стало быть, ноги вымахали. Поднялся он и в лес убежал, как ни в чем не бывало.

А человек рад-радехонек — взмыл в небо! Поначалу, правда, чуть не свалился, да быстро освоился, чай, наука нехитрая. Да и крылья сами подсказывают: тут взмахнуть, тут помедлить немного, а тут поворотить так-то и так-то. Полетел человек над лесом, над полем, над холмами. Так и до гор долетел — повыше поднялся, да и еще выше. А там, глядь, вроде и до самой К'та недалеко. «Дай, — думает, — залечу-ка к ней в гости! Когда еще доведется?»

Взмах за взмахом, так и полетел — все вверх да вверх. Тут и припекать стало сильно: К'та-то ведь всю землю обогревает, жара в ней поболе, чем в печи будет! Так и сгореть недолго. Уже и перья потрескивать стали, словно уголья. А меж них пот да жир струится. Испугался человек. Ему бы назад поворотить, да уж сильно обидно стало. Расскажешь кому в деревне — засмеют!

Думал-думал человек, что с этой бедой делать, да и придумал. Кликнул Охэн'эх [10] да такую речь завел:

10

Охэн'эх— родовое имя облака ( ушальт.).

— Вот, был я человек ходячий, а как стал с крыльями, так быстрее и ловчее меня никто летать не может. Птицам и то не догнать. А уж вам-то, бескрылым, и подавно! Как вас еще только небо держит!

Собрались тут Охэн'эх над человеком в большую стаю и как пошли смеяться!

— Вот глупый человек! Ох, глупый! Не успел в небо подняться, а уже задумал с нами тягаться? Ох, смех, да и только!

И так они смеялись шибко — аж слезы из глаз брызнули. От этого и дождь приключился.

А человеку только того и надо. Слезы у Охэн'эх холодные-холодные, сразу весь жар погасили. Окрепли крылья, дальше в полет запросились. Летит человек, только Охэн'эх раззадоривает. Они за ним — уж больно весело!

Так и добрался человек до самой К'та. Залетает к ней в чиа'та.

— Здрасте! — говорит. — Вот, мимо пролетал, дай, думаю, в гости заскочу, чашку-другую чаю выпить, о том о сем поболтать.

— Ну здрасте, коли так! — удивляется К'та. А сама уже и на стол собирает: и то ведь, не каждый день у нее крылатые люди гостят. — Только, — просит, — поведай уж мне, как такое приключилось, что ты вроде и человек — а летаешь? Интересно ведь!

Ну, человек и рассказал. Жалко ему, что ли?

— Ох, глупый человек! — смеется К'та. — Да какой же птице под силу такое колдовство учинить? Знаю я, чьи это проделки: опять Маантхэ Уджайя'ха все по-своему устраивает да переиначивает. Никакого порядка нет! Ну что мне с ним делать? — Вроде как и ругается, а самой-то весело, по глазам видать. А когда К'та веселится — то и на земле всем особенно тепло и хорошо делается.

Так и допили они чай. Призвала К'та Охэн'эх своих, велела человека до земли проводить — от жара защитить. Вернулся человек в деревню, кому рассказал — не поверили! Да видят — и правда, крылья у него, как у птицы К'па Анр. А то и лучше — сияют, будто сама К'та на землю сошла. Тут и призадумались: чего-то только на нашей земле не случается!

А хитрый Маантхэ Уджайя'ха сидит у себя в лесу, улыбается, деревьям подмигивает. Вот как ловко у него вышло — самому удивительно!

Константин Наумов Из путевых заметок

* * *

…убедительных теорий, объясняющих происхождение этого обычая, хотя общепринятой… <…> Были выброшены на остров, но никто не знал языка своего товарища по несчастью.

…Близлежащая гряда рифов исправно снабжала поселенцев пополнением — счастливчиками, спасшимися после неизбежной гибели корабля… <…>… не очень долго, судя по записям и дневникам старейших поселенцев — не более двухсот лет, то есть до тех пор, пока выжившие не соорудили маяки и не составили отличные карты глубин и не стали сами проводить корабли пришельцев через скальную гряду, после чего кораблекрушения практически прекратились. Но дело было сделано, и в городе с трудом можно было найти двоих говорящих на одном языке, не считая, конечно, путешественников.