Русские исторические женщины
Шрифт:
Ле-Брюн говорит, что царевна Анна и две другие ее сестры – чрезвычайно мягкого характера и обворожительно любезны. Когда он рисовал портреты царевен, они не знали, как и чем его угостить, часто удерживали у себя обедать и за столом нарочно для него подавали скоромные кушанья, хотя весь двор в то время, по случаю великого поста, не употреблял скоромной пищи.
В 1709 году царевне Анне исполнилось шестнадцать лет, и Петр задумал немедленно выдать ее замуж. Брачные союзы Петр считал «сикурсом» в своих политических рассчетах, и в данном случае политически соображения руководили им в выборе жениха для своей племянницы в лице шестнадцатилетнего курляндского герцога Фридриха Вильгельма.
В апреле 1710 года намеченный Петром жених уже писал царю, что желая выразить полную доверенность
Портреты были посланы.
Герцог, никогда не видавший царевен, почему-то остановился на портрете Анны Иоанновны.
«Мы не имеем вполне достоверных данных, – говорит один из новейших писателей, – почему выбор герцога упал не на пухлую, бойкую, румяную царевну Екатерину, а на смуглую, угрюмую и рябоватую Анну, позволяем себе только догадываться на основании некоторых фактов, что со стороны герцога выбор не был произволен».
Царевна Анна была менее любима матерью, чем сестра ее Прасковья: для последней ожидался, вероятно, более выгодный жених.
Как бы то ни было, но жених казался доволен своей невестой.
«Вы не только помогаете мне обеспечить обладание моим наследственным герцогством, обещая силой поддерживать меня против внешних и внутренних нападений, но даже пожаловали мне в супруги ее высочество царевну Анну – дражайший и любезнейший залог благоволения ко мне вашего величества»… Вот что писал герцог царю.
Со своей стороны, царевна, по приказу старших, написала жениху любезное письмо на немецком языке, письмо витиеватое, но слишком казенное.
«Из любезнейшего письма вашего высочества, – пишет невеста, – я с особенным удовольствием узнала об имеющем быть, по воле Всевышняго и их царских величеств, моих милостивейших родственников, браке нашем. При сем не могу не удостоверить ваше высочество, что почти не может быть для меня приятнее, как услышать ваше объяснение в любви ко мне. Со своей стороны, уверяю ваше высочество совершенно в тех же чувствах, что при первом, сердечно желаемом, с Божьей помощью счастливом, личном свидании предоставляю себе повторить лично, оставаясь, между тем, светлейший герцог, вашего высочества покорнейшей услужницей. Анна».
Ясно, что это уже прием нового времени. Мы видели, что не так королевич Вольдемар сватался за бабушку царевны Анны Иоанновны, за царевну Ирину Михайловну: пять лет прожил жених в Москве, и ему ни разу не показали не только невесты, но даже и ее портрета – «парсуны».
В августе 1710 года жених Анны Иоанновны, в сопровождении фельдмаршала Шереметева, прибыл в Петербург.
Начались пиры, катанья, фейерверки. Пиры того времени отличались гомерической невоздержностью относительно питья крепких напитков – и юный жених пил много, чем, кажется, и погубил себя.
Бракосочетание происходило 31-го октября. Описание брака разослано было по всем европейским дворам, в доказательство, что Россия перестала быть варварской страной и по-европейски справляешь царские свадьбы.
Но старая Русь с ее поверьями и предрассудками пряталась за европейскими формами, за немецким платьем.
Над головой новобрачной висела корона из лавровых листьев; над молодым герцогом – лавровый венок. Петр во время пира сорвал венок герцога и советовал ему, по русскому обычаю, сорвать корону, висевшую над головой новобрачной герцогини. Юноша не в силах был сорвать корону руками, а отрезал ее ножом.
Старая Русь стала шептаться, что это не к добру.
Но Петру было не до старой Руси: он хотел, чтобы и новая Русь сказалась в этом торжестве. Эта последняя сказывалась в танцах и в безумном веселье гостей, наконец, в пренебрежении старых обычаев.
Из «юрналов» (журналы) 1710 года, в которых описывалась свадьба Анны Иоанновны, мы узнаем, что царь за обеденным столом выдумал оригинальную забаву. На главном столе поставлены были два огромнейшие пирога, вышиной более аршина. Пироги изображали десерт. Когда обед был кончен, царь, вскрыл
пироги – и вместо начинки из пирогов выскочили две карлицы. Изумление пирующих было неописанное. Петр перенес карлиц на другой стол, и на этом столе сидевшие в пироге живые существа исполнили менуэт!Но старая Русь не даром шептала, что быть худу.
Худо действительно скоро совершилось.
В январе 1711 года Анна Иоанновна с мужем, после нескончаемых пиров и забав, выехали в свое герцогство, в Митаву.
Но в нескольких верстах от Петербурга, в Дудергофе, молодой герцог умер. Полагают, что юноша не вынес наших брачных пиршеств и умер просто жертвой непомерного питья горячих напитков.
Рано осталась Анна Иоанновна вдовой.
Тело герцога в великолепном гробе отправили в Митаву, в герцогский склеп, а молодая вдова воротилась в старый дом матери, в село Измайловское.
Но Петр не желал оставлять Курляндию без герцогини. Его желание было переселить туда все семейство царицы Прасковьи, и вот он, в апреле 1712 года, пишет сенату: «Понеже невестка наша, царица, Прасковья Федоровна с детьми своими в скором времени поедет отселе в Курляндию и будет там жить; а понеже у них людей мало, для того отпустите к ним Михаилу Салтыкова с женой, и чтоб он ехал с Москвы прямо в Ригу, не мешкав».
Через год после этого, мы видим уже Анну Иоанновну больной. Она гостит у матери, в селе Измайловском, а, между тем, Петр настаивает, чтобы она ехала с дочерью в Курляндию.
Мать Анны боится прогневить царя своею, медленностью, боится и ехать с больной дочерью.
«Алексей Васильевич, – пишет она кабинет-секретарю Макарову, – здравствуй на множество лет. Пожалуй, донеси невестушке, царице Екатерине Алексеевне, ежели мой поход замешкается до февраля или до марта, чтобы на меня какова гнева не было от царского величества, – во истинно за великими моими печалями. А печаль моя та, что не может у меня дочь, царевна Анна. Прежде не могла тринадцать недель каменной болезнью, о том и ты известен. А ныне лежит тяжкой болезнью, горячкой. А ежели им угодно скоро быть, и я, хотя больную, повезу. И ты пожалуй отпиши ко мне, как их воля мне быть – чтобы мне их не прогневать.
Скудное было житье Анны Иоанновны в Курляндии. Страна разорена войнами. Доходов никаких.
И вот, царица Прасковья плачется за свою дочь перед царем:
«Правительствующий сенат, не получая указу именного из походу (т. е. от Петра, постоянно отсутствующая), никакого денежного вспоможения на пути моей царевны учинить не хочет, о чем прошу указу тому сенату.
«Из моей определенной дачи, как вам известно, бывшую мой царевну отпуская,» всячески ее снабдевала, и посуду серебряную с нею отпустила; а ныне мне того учинить мочи нет.
«Соизволили писать ко мне, что в Курляндии все ей, царевне моей, определено; с чем ей там жить и по обыкновению княжескому порядочно себя содержать, о том именно не означено. Прошу о подлинном того всего себе уведомлении: из вашей ли казны, или с подданных того княжества назначенные денежные доходы впредь иметь ей?
«Извольте меня подлинно уведомить, чтобы мне и моей царевне впредь из какого недознания какой неугодности вам не учинить: что ей, царевне, будучи в том княжестве, по примеру ли прежних княжон вести себя и чиновнодворство содержать, или просто?
«Чтобы мне дозволено было самой проводить царевну мою до места на время, и потом в нужные случаи ездить к ней и видеться, чтобы при такой ее новости там во всем отпасть и управить.
«Карет и лошадей мы берем на долговных людей, по тамошнему чиновному порядку; также ей, царевне моей, без особой дачи исправить нечем. Прошу на то об указе.
«Повелите ли отчины дать царевне моей по тамошнему старому обыкновению имать из тамошнего ж шляхетства, по пристойности дела.
«Прошу вседокучно, по своей крайней милости и по своему слову, переменить оттуда прежнего гофмейстера, бывшего прежде при царевне моей, который там весьма несносен, и тем нас не опечалить, и быть на его место впредь иному, кому вы соизволите.
«На сие всепокорно прошу о милостивом вашем решении и об отповеди себе, чего я и моя царевна здесь ожидать будем, и для того нарочный с тем в поход до вас от меня послан».