Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Да если бы тут таилась только теоретическая проблема! Поскольку от заложников трясет весь мир, проблема эта, как всемирно-историческая, таковой и является. Для потенциальных историков. Но в нашей-то обстановке, в нашей геополитической ситуации (назовите ее евразийской, славяно-исламской, всероссийской, постсоветской — как угодно) чресполосье оборачивается каждодневной болью и ежесекундной неразрешимостью.

Драма в том, что, получив во владение «пятнистый» мир, мы пытаемся сладить с ним при помощи старой «линейно-фронтальной» логики.

Логика Вл. Коваленко опирается на следующую аксиому: «Москва» издавна последовательно и насильственно русифицирует окраины Империи, подавляя в них все национальное.

На верхних

этажах власти — это кадровая политика, умещающаяся, по Авторханову, в формулу: если шеф — национал, то его первый зам — непременно москвич.

Авторханов, правда, как мыслитель осмотрительный, этого самого «москвича» слегка варьирует. То это у него «москвич», то «московский посланец» или «товарищ из Москвы».

«Интересная Москва», скажу я в интонации Владимира Коваленко. А нельзя ли уточнить, кем был такой «товарищ» прежде, чем записаться в «москвичи»? И чьим «посланцем» в Москве он побывал прежде, чем стать «московским посланцем» где-нибудь в «угнетаемом» регионе? Вообще много ли коренных москвичей обреталось в высших эшелонах советской власти? Не считали? В основном, евреев считали в составе ВЦИКа, на остальных бумаги не хватило. Так без всяких подсчетов ясно, что это не «Москва» формировала страну своею волей и политикой, а страна через Москву формировала самое себя. А та «Москва», которая выступает в подобных уравнениях под маской главного русификатора, — есть результат того, что через нее шло все: и смешение языков, и формирование единого пространства. Было время, когда аналогичные процессы шли через Киев. Ни никто же не говорит, что князь Игорь подступал к древлянам с идеей «украинизации» — его вздернули совсем за другие грехи.

Теперь вот выясняется: имперские кадры, посылавшиеся по стране в качестве русских, были столько же русскими, сколько и украинскими. То есть «товарищ из Москвы», садившийся за спиной «национального шефа» где-нибудь в тюркской или прибалтийской республике, был чуть не в каждом втором случае по происхождению украинец. Сюжет, достойный кисти Айвазовского, в том смысле, что «все течет», и украинцы теперь должны костить и проклинать ту «империю», которую сами же и строили в роли «русских». Никакого изначального разделения ролей тут, кстати, не было: был естественный отбор, и крепкие мужики с хозяйственной жилкой в характере по праву выходили на руководящую роль в обкомах. Так не в качестве же украинцев или русских они ими становились, а в качестве коммунистов. Это их сейчас высвечивают — в качестве украинцев. А были они ими не больше, чем переселенцы столыпинских или достолыпинских времен. Мужики с топорами могли целый порядок объявить «своим» где-нибудь в уральском Висиме, — такой украинский порядок (в деревенском значении слова, то есть край, улица) был хранилищем национальной памяти, важной в быту, но никто тогда не ощущал себя представителем незалежной Украины, и тем более — «пятой колонной» в потенции.

Как никакой «пятой колонной» не ощущали себя и русские переселенцы. Империя — это общее пространство, где каждый едет туда, где есть работа и где он чувствует себя нужным. Затем империи и строятся. Желания сплотить их сверху в конечном геополитическом балансе бывает приблизительно столько же, сколько снизу — желания не знать границ и гулять, где охота. Правда, какой-нибудь одесский растиньяк, едущий учиться в Москву, воображает, будто он ее «завоевывает». Давай, Вася! Много бы ты завоевал, если бы не «империя».

Задним-то числом можно и на Хмельницкого всех собак навешать, и на Бутурлина, но дело же не в политических пасьянсах, а в психологических фронтах. В ХVII веке стояло против Украины три фронта: фронт католический (Польша), фронт мусульманский (Турция) и фронт православный (Россия). Выбрано было то, что «сохраняло душу». Теперь, конечно, душу можно сохранить и без таких ужасов, как Переяславская Рада: ну, перепишется Украина к туркам, и что? Поедет Владимир Евгеньевич вслед

за новыми русскими отдыхать в Клуб Салима, да хоть в самую Гранд-Висту в Анталии. Нормалек.

Правда, чтобы это стало возможно, надо, чтобы идейно-политические разборки не переходили в военно-политические. И вообще чтобы старая логика сменилась на новую.

По-старому как? Силовой борьбе предшествовала словесная: религиозная, классовая. Иначе ее и затевать было незачем, если на силу не уповать. Сейчас в той же роли словесность национальная. Да силы не те. И сил на такую борьбу нет, и народ на это не пойдет, поэтому разборка словесная идет как бы понарошку. А ну-ка выясним, кем был Хрущев: украинцем или русским? А Брежнев? Ах, Брежнев писался и так, и эдак? Это о чем говорит? Своих не узнавал?

Да ему, Брежневу, как коммунисту, это было неважно. Как и Хрущеву, перекидывавшему Крым с руки на руку. Как и Варенику, переписавшемуся в Варенникова. Они не в русских переписывались, они в единое государственное подданство шли. На великую службу. Под сильную руку. И сами же этой силой становились. Как Розум, переписавшийся в Разумовского. Его что, тоже насиловали? Гоголя из Нежина насильно тянули в Москву и Питер?

Теперь эти счеты можно сводить до бесконечности. Но это бессмысленно, потому что никаких «чисто русских», «исконно русских», «изначально русских» вы не найдете ни в Москве, ни в Киеве (как, впрочем, не найдете «праказахов» в Приаралье или «праангличан» в Британии). Все — результат смешений. Чьего в ком сколько — не взвесишь. Как все это теперь «делить»?

По-старому бы так: раз в исторически сложившейся общности полно оказалось инонациональных анклавов («пятых колонн» в потенции), — так распихать бы их всех по однородным стратам. Чтоб сидели и не дергались.

Они, правда, дергаются, и начинается морока с тем, какой анклав в каком случае считать «титульным». Приходится выяснять, кто, когда, кому и по какому праву этот «титул» вручил. Например, греки несомненно «сидели» в Крыму раньше немцев, турок и славян, но немцы «сидели» дольше. И еще надо доказать, что нынешние немцы и тогдашние готы — один народ. Такие доказательства появляются «сами собой», когда берет свое сила. Например, когда немцы в 1941 году захватили Крым, тут выяснилось, что исторически это Готенланд, и славяне с татарами тут ни при чем. Потом немцев прогнала Советская Армия… Не выяснить ли теперь, какая она была фактически: русская или украинская? Выяснили же, что при Нахимове русская армия была фактически украинская.

Может, и была. Только она этого не знала. Это сейчас надо задним числом выяснять. Так же задним числом выясняем, что советская власть на одной шестой части земной суши была наполовину украинская. Неудобство только в том, что советская власть теперь — плохая. И городом украинской славы Севастополь называть не хочется. Потому что его все-таки сдали. А то бы почему нет?

А реальность под всеми этими словесными баталиями одна и урок один: никакая империя не создается прочно и не живет долго, если она себя мыслит как мононациональная. Гитлер подорвался именно на том, что новый мировой порядок проектировал — для немцев. Самоубийственный, тупиковый путь — в этом Вл. Коваленко абсолютно прав.

Но именно поэтому проводить подобную аналогию с Советским Союзом абсурд. Не говоря уже о том, что по душевной ситуации — кощунственно. Да, между гитлеризмом и сталинизмом много общего. Но сталинизм все-таки не выставлял в качестве цели уничтожение немецкого или какого-либо другого народа, а гитлеризм именно и выставлял целью войны и политики — уничтожение других народов, в том числе славян. Правда, этих последних было слишком много; поскольку извести столько людей разом технически трудно, то готовились превратить их сначала в полулюдей, в рабов; а чтобы этого достичь, — собирались расколоть: столкнуть русских с украинцами, белорусами, казаками и по очереди вышибать из жизни.

Поделиться с друзьями: