Русские против пришельцев. Земля горит под ногами! (сборник)
Шрифт:
– Ишь ты! – возмутился дед Илья. – Енто ты тут, что ли, ночевать навострился? А ну-ка, давай отседова! – Петух с интересом разглядывал зеркало и покидать помещение отказывался. – Слышь, Полкан, я тваво помета в избе не потерплю! Шарахаться за тобою по горнице мне не с руки, а вот кнут ременной у меня возле двери висит, он длинный: поперек спины тебе перетяну – лепешкой станешь. Сам понимашь – и тебе удовольствия мало, и мне, обратно, уборка. Так что думай.
Петух подумал и, видимо, решил, что уж ночь-то он как-нибудь потерпит. Взгромоздился на спинку стула в углу, нахохлился, приготовился спать. Укоризненно покачав головой, дед
Вернулся на печку, укрылся стеганым одеялом, сказал в темный потолок:
– Ты, Полкан, наверно, тоже думашь, что я тут помирать остался. Ну, как там завтра сложится – енто пока непонятно. Но хочу довести до тваво сведения, что я тут остался жить. Вот так и учти себе.
Дед Илья глянул на наручные часы и полез с печки.
– Кибернетический ты петух, Полкан! – похвалил он орущую птицу. – Именно тогда закукарекал, когда просыпаться надобно. Не лопни от натуги – встал я уже, встал!
Погремев в сенях умывальником, старик надраил пуговицы гимнастерки, до блеска начистил сапоги, подпоясался ремнем, причесался. Осталось слазить в погреб за льдом для пулеметного кожуха. Как сохранить лед на горке, если вдруг Монарх на рассвете не пойдет в атаку, дед Илья не знал, а потому решил сразу не колоть на кусочки помельче и взять побольше, ведра два – может, тогда не весь успеет растаять.
В последний раз оглянувшись на село, старик шагнул на тропку – и едва не споткнулся.
– Обратно ты! – осерчал он. – Куды намылился? Ступай в дом! Я тебе там ларь с зерном открытым оставил – до весны хватит, ежели что! Ступай, тебе говорят!
Полкан наматывал круги, скакал по тропинке, ловко уворачиваясь от сапог и ведер, которыми старик пытался отогнать непонятливую птицу.
– Не позорь ты меня! – взмолился дед Илья. – Ну, будь ты и впрямь собакой или, там, конем верным, я бы обязательно тебя с собою взял! А так – ну представь: там космический Монарх прет дурниной, с лазерами и прочим атомом, а тут я на битву выхожу с петухом – здра-ааасьте! Стыдоба!
Петух, склонив голову и свесив гребень, задумался, но с тропинки не сошел.
– Холера тебя задери! – в отчаянье вскричал старик. – Чичас же светать начнет, а я ишшо внизу торчу, с домашней птицей спорю! Тьфу на тебя, флюгер недоделанный, суп несваренный!
Попыхтев сердито, дед Илья успокоился, усмехнулся в усы:
– Ишь ты, что деется! Ну, тады так: посколь скорости у нас несогласованные – тебе раньше идти, а я уж после, погодя, а на вершине как раз и встренемся. Ясна задача? Начинай бежать.
И Полкан, будто и впрямь поняв, припустил вверх по тропке.
Когда дед Илья часть льда накрошил в кожух, а часть оставил в тенечке под елями, за спиною уже вовсю грохотало. Оглядываться старик не спешил – он по-прежнему всматривался в туманную дымку на северо-западе, по-прежнему молитвенно причитал:
– Отзовись! Откликнись, пора уже!
Не было ответа с той стороны.
Трещали внизу, за спиною, стволы, лязгал-скрежетал металл, подрагивала земля, и в ужасе тряслись лапы окружающих полянку елей. Старик знал, что сейчас,
обернувшись, может увидеть Монарха – но пока не был готов посмотреть тому в лицо.– Откликнись! – стонал Илья, но не было отклика.
Метался возле ног Полкан, масляно сверкал на солнце пулемет «Максим», и, похоже, не оставалось у старика другого выхода, кроме как устроить супостату «сплошную глобальную катастрофу» длинной очередью из смертоубийственной «машинки» – как, бывало, в Первую мировую, и в Гражданскую, и в Отечественную…
Громоздкое и злое ухало и скрежетало уже совсем рядом, и медлить стало нельзя. Только раз глянул в сторону Монарха дед Илья – и сердце сжалось, подскочило к самому горлу, затрепыхалось: шел по тайге многолапый железный паук, шел внизу, под Иваевской горкой, но росту был такого, что казался выше старика, выше самой высокой ели, растущей на вершине. Левее из-за горизонта выползал второй, правее – третий…
– Ты лучше откликнись! – разозлившись, с угрозой крикнул старик за реку. – Это сколько же лишних лет я небо коптил, ожидаючи?! И что? И зачем?
Будто поняв важность момента, завопил Полкан, закукарекал во все петушиное горло – туда, туда, за реку, за тайгу…
Невесело усмехнувшись, дед Илья покачал головой.
– Ну что, петушок – золотой гребешок? Игнорируют нас? Не горюй, сами как-нибудь управимся.
Старик лег на живот, поплевал на ладони, звякнул прицельной скобой, взялся за ручки, довернул ствол «машинки» – и вдруг наконец почувствовал, как первая, тоненькая и слабая струйка коснулась его распростертого тела, вошла в грудь…
Найдя путь, ринулись к нему соки земли русской, наливая силой щедро, до отказа, как в былые времена. Не видел Илья, да и не мог видеть, но твердо знал, что где-то точно так же сию минуту распрямляется спина Микулы, возвращается зоркость глаз Алеши, расправляются плечи Добрыни…
И началась потеха.
Сергей Волков
ДЕРЖИСЬ, БРАТАН!
(Из дневника Николаса Кляйнмихеля, капрала Иностранного легиона)
Файл «3 июля 2012 года. docx»
Аргентина, Перито-Морено
Не люблю русских. Когда всем страшно – им весело, а это раздражает…
Сегодня в полдень наш взвод высадили на каменистом плато у подножия Анд, близ местечка Перито-Морено, в одной из точек вероятного десанта противника. Мы разбили лагерь и занялись подготовкой позиций перед грядущим боем.
Так вот о русских… Я швейцарец из кантона Вадуц, и в моей семье все мужчины всегда были солдатами. В Иностранном легионе я служу уже второй контракт. Еще четыреста лет назад мой предок состоял в личной гвардии римского папы. Иногда мне кажется, что о том, что такое война и каково это – страх перед боем, я знаю на генетическом уровне.
Я никудышный писатель, я – солдат, но капли росы на вороненом стволе штурм-райфла Mrak и темные силуэты деревьев на фоне светлеющего неба… Не умея достойно описать, я всегда снимаю это на камеру, и в моем архиве порядка сорока файлов с названием «Пейзаж перед боем».
Для каждого настоящего солдата подобные моменты – самые святые, самые волнительные мгновения в жизни. Ночь перед битвой, встреча рассвета на позициях, часы, минуты и секунды, остающиеся до первого выстрела… Душа замирает, перед мысленным взором проносятся самые яркие мгновения прожитого.