Русские символисты: этюды и разыскания
Шрифт:
Проехав в течение пяти недель фактически через всю Италию — от альпийского городка Бормио до южного порта Бриндизи на берегу Адриатического моря, — Волошин и его друзья отплыли 18/31 июля на пароходе в Грецию. Пребывание там было кратковременным: путешественники осмотрели только Коринф и Афины (эти впечатления Волошин отразил в стихотворении «Акрополь» [1036] ) и отправились в Константинополь. В этом городе 24 июля / 6 августа была внесена последняя запись в «Журнал путешествия».
1036
См.: Волошин Максимилиан. Собр. соч. T. 1. С. 21.
Вновь путешествовать в сопровождении тех же спутников Волошину больше не приходилось. С Л. В. Кандауровым он сохранил добрые отношения на всю жизнь (последнее письмо Кандаурова к Волошину датировано 11 декабря 1929 г.). Кандауров первоначально, как было решено его спутниками, хранил «Журнал путешествия» у себя. 19 сентября 1900 г. он писал Волошину: «Дневник наш доставил много материала для чтения по вечерам у Поленовых. Поленовы желали бы с Вами познакомиться».
1037
ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 617.
В конце июля (ст. ст.) 1900 г. Волошин вернулся домой в Крым. Там он был вскоре неожиданно задержан жандармами и препровожден в Москву; арест был, несомненно, связан с прошлогодними преследованиями Волошина за деятельное участие в студенческом движении. «После двухнедельного заключения Волошина выпустили, сказав, что дело еще не закончено, что возможна далекая высылка, — пишет исследователь этой поры жизни Волошина Р. П. Хрулева. — Не дожидаясь ее, Волошин принял предложение знакомого инженера В. О. Вяземского поехать на изыскания по строительству железной дороги Ташкент — Оренбург» [1038] .
1038
Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1973 год. С. 140. См. также: Купченко Вл. Странствие Максимилиана Волошина: Документальное повествование. СПб., 1996. С. 7–18.
Пребывание в Средней Азии (с августа 1900 по февраль 1901 г.) сыграло большую роль в биографии Волошина. В его сознании стал вырисовываться образ Востока как огромной и загадочной пространственной и духовной сферы, подчиняющейся своим особым законам и властно воздействующей на современного человека. Внимание к «восточным» вопросам Волошин проявляет уже в Италии, в связи с китайским «боксерским» восстанием и подавлением его путем интервенции Японии, США и шести основных европейских держав, в том числе и России. Китайские события Волошин воспринял не только как социальный всплеск, но и как столкновение двух противоположных миров (отчасти под влиянием историософской концепции Вл. Соловьева, изложенной в его только что вышедшей в свет предсмертной книге «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории»), как событие всемирно-исторического значения. В статье «Эпилог XIX века» он утверждает: «XIX век родился в 1789 году в Париже и умер в 1900 году в Пекине» [1039] . Напряженный интерес к Востоку, грозящему явить свое лицо в больших исторических катаклизмах, вызывал у Волошина и стремление познать — уже как бы со стороны — значение и ценность подлинной европейской культуры, ее общечеловеческую миссию, и этому не мог не способствовать опыт совершенного путешествия.
1039
Русский Туркестан. 1901. № 1, 1 января.
Находясь в среднеазиатской пустыне, Волошин заново переживает перипетии летних странствий по Европе, в его внутреннем мире возникает сложный контрапункт «восточного» и «западного» начал. Чтение трагедии Габриэле Д’Аннунцио «Джоконда», действие которой происходит во Флоренции и на взморье близ Пизы, воскрешает в нем собственные впечатления; с такими же ощущениями прочитал Волошин и роман Мережковского «Воскресшие боги», печатавшийся в журнале «Мир Божий»: «Опять для меня целый ряд жгучих наслаждений и воспоминаний об итальянских впечатлениях» [1040] .
1040
Письмо к А. М. Петровой от 11 декабря 1900 г. // Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. Вып. 1. С. 120.
Свои воспоминания об Италии Волошин пытался закрепить и в стихах. «Я кое-что начинал писать об Италии. Но всё пока обрывки», — сообщал он Я. А. Глотову 20 января 1901 г. [1041] . Эти «обрывки» стихов занесены в ту же записную книжку, в которой Волошин фиксировал свои итальянские впечатления. Наиболее пространным и законченным из них является стихотворение о посещении Тиволи [1042] . Остальные фрагменты относятся, по всей вероятности, к неосуществленному стихотворению об Италии в целом, об ее историко-культурном значении — строка «Италия с детства манила меня»; зачеркнутые строки: «Италия… Рим!.. Существуют слова // Великого смысла и силы»; вероятный набросок начала стихотворения:
1041
ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 29.
1042
См.: Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. Вып. 1. С. 282–284; Волошин Максимилиан. Собр. соч. М., 2004. Т. 2. С. 518–519.
Один из этих стихотворных набросков Волошин опубликовал в статье из цикла «Листки из записной книжки» в ташкентской газете «Русский Туркестан»:
«В Италию!» — громко звенело в ушах, «В Италию!» — птицы мне пели, «В Италию!» — тихо шуршали кругом Мохнатые старые ели [1044] .1043
ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 1. Ед. хр. 437. Л. 22–22 об. Ср.: Волошин Максимилиан. Собр. соч. Т. 2. С. 522.
1044
Русский Туркестан. 1901. № 34, 18 марта; Волошин Максимилиан. Путник по вселенным. М., 1990. С. 46–47.
В «Русском Туркестане» Волошин предполагал поместить серию очерков о летнем путешествии. Первым опытом явился очерк «В Обер Аммергау (Из странствий)»; в нем Волошин рассказывал о знаменитых мистериальных представлениях в этой баварской деревне, глубоко его разочаровавших и вызвавших только «глубокое отвращение к этому жалкому, исковерканному остатку „прекрасного средневековья“, лишенному своей первобытной свежести и религиозной наивности ради удовлетворения нахально-праздного любопытства скучающей толпы европейских туристов…» [1045] . С января 1901 г. Волошин стал публиковать в «Русском Туркестане» серию путевых очерков под общим заглавием «Листки из записной книжки» [1046] . Основу их составили подлинные путевые записи Волошина, развернутые из кратких заметок об увиденном в подробные, литературно обработанные описания.
1045
Русский Туркестан. 1900. № 1,1 октября; Волошин Максимилиан. Путник по вселенным. С. 28–29.
1046
См.: Русский Туркестан. 1901. № 13, 28 января; № 18, 9 февраля; № 20, 16 февраля; № 26, 2 марта; № 34, 18 марта.
В первом очерке Волошин привел свои «путеводческие» афоризмы, взятые эпиграфом к «Журналу путешествия», и охарактеризовал тот текст, который послужил ему источником для работы: «…моя записная книжка: истрепанная, измятая, в черном клеенчатом переплете, покрытая какими-то желтыми пятнами и подтеками. <…> Между ее страницами лежат альпийские розы, сорванные на склонах Ортлера, кипарисная ветвь с виллы Адриана, лавровая веточка с могилы Шелли, сорная травка, выросшая между мраморных плит театра Диониса, веточка какого-то вьющегося растения, с очень тонкими вырезанными листочками, которым был обвит старый фонтан на вилле д’Эсте, и, наконец, пыльная ветка оливы, выросшей на склонах Афинского акрополя» [1047] . Изложив этими словами как бы программу начатого труда — описание основных этапов летних странствий, — Волошин, однако, не сумел довести до конца свое намерение: в «Листках из записной книжки», помещенных в «Русском Туркестане», он успел охарактеризовать только «доитальянскую» стадию путешествия — Вену с ее собором Св. Стефана, Мюнхен с его «Новой Пинакотекой» и картинами Бёклина, Тироль и альпийский переход — и закончил описанием городка Бормио. В феврале 1901 г. Волошин уехал из Ташкента, и постоянное сотрудничество его в «Русском Туркестане» прервалось; вскоре затем он отправился во Францию, где его ожидали новые яркие впечатления, сделавшие невозможным завершение начатых в Ташкенте путевых записок.
1047
Там же. 1901. № 13, 28 января; Волошин Максимилиан. Путник по вселенным. С. 29.
В один из очерков, однако, Волошин успел ввести итальянскую тему. Речь в данном случае шла о том, какие красоты предвкушает увидеть и какие картины минувшего надеется воскресить автор, стремящийся в Италию, но на самом деле, конечно, Волошин дает здесь резюмирующие определения, выстраивает тот синтетический образ Италии, который сложился у него после путешествия:
«Маленькие итальянские городки эпохи Возрождения, старые, красивые, милые, обвитые зеленью, с толстыми крепостными стенами, узенькими уличками; красивые молодые художники с длинными волосами, работающие в своих мастерских, монастыри с их таинственностью и бесконечным спокойствием, пестрая средневековая толпа, веселые приключения и анекдоты Боккаччио, борьба во имя новой красоты, возникающей из недр земли, гуманизм, борьба партий в маленьких городках, пышность папского двора, фрески Ватикана, музеи Флоренции, восемнадцатый век с его упадком, грацией и великолепными виллами римских аристократов — все это, вычитанное из книг и украшенное воображением, возникало в уме моем при слове „Италия“.
Потом вставали другие тени — тени XIX века: скорбная, благородно-прекрасная голова Маццини, легендарно громадная и простая фигура Гарибальди, мечтательно-отважная тень Пизакане, а за ним другие бледные окровавленные тени итальянского Risorgimento: Медичи, Орсини, Марнара, Саффи…
И тут уже вставал пред глазами другой Рим — Рим художников: Рим красивых альбанских крестьянок, транстеверинок, развалины водопровода, ленивые фигуры быков, остатки форума, Колизея…» [1048]
1048
Русский Туркестан. 1901. № 26, 2 марта; Волошин Максимилиан. Путник по вселенным. С. 44. Марнара — видимо, искаженная форма имени генерала Ламарморы.
Таким образом, несмотря на разнообразные творческие планы, единственным материалом, характеризующим итальянские впечатления Волошина 1900 г., все же остались его заметки в «Журнале путешествия» и записной книжке, а также письма к близким. Вновь Волошин отправился в Италию летом 1902 г. вместе с драматургом А. И. Косоротовым, в маршрут входили как уже виденные места (Милан, Венеция, Неаполь, Рим, Пиза, Генуя), так и новые для Волошина области (Корсика, Сардиния, Капри); но это путешествие требует специального освещения.