Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

Мы расположились в доме, в котором проживали пять темноволосых девушек: Вера, Мария, Хивря, Наташа и пятая девушка, имя которой мы так и не смогли разобрать, несмотря на все наши старания. Они только что вернулись с поля после уборки урожая. Мать следила за каждым их шагом строгим, хотя и дружелюбным взглядом. Но ей не стоило опасаться ни меня, ни Гетца, ни Блума. Вскоре она смягчилась и даже спела, подыгрывая себе на балалайке. Девушки, одетые в безрукавки, стали ей подпевать.

Это взволновало Блума, его потянуло на философию, и он заговорил со мной о Хайдеггере [44] , которого, по его заверению, он слушал во Фрайбурге. Поражаясь осведомленности Блума, я заметил, что Хайдеггер наверняка был бы тронут пением девушек, народной музыкой и первозданной поэзией. Но Блум принимал только критическую сторону философских учений и для разрешения нашего с ним спора позвал Гетца. Тот только улыбнулся и сказал, что мало разбирается во всем этом.

44

Хайдеггер Мартин (1889–1976) – один из крупнейших философов XX века.

Было забавно наблюдать за тем, как наши мужчины стали окружать хор из девушек во главе со своей матерью. Они не понимали ни единого слова в их пении. Один наш солдат, который, хотя и был родом из Силезии и немного владел местным языком, попытался было коротко передать содержание песен, но безуспешно. Тем не менее очарование от пения прекрасных девушек растопило лед отчуждения, возникшего вначале, и смыло налет солдатской грубости. У песен, у поэтов их написавших да и у самого этого народа была своя, настоящая история. И сейчас все, что ей противоречило, ушло.

С приходом подлинного просвещения все наносное исчезает и проступают очертания истины. Отсюда и сохранение истоков, которые не смогли поколебать у русского народа попытки навязать ему догмы марксистского учения, как у немецкого – гитлеровского. Эти учения народами были восприняты как сиюминутная данность, которая не затронула их исторические корни. Все наносное связано с той или иной трактовкой истории. Я так и сказал Блуму, что утверждение о том, что «история» правит миром, является губительной сутью всякого ложного учения.

Он поинтересовался:

– Тогда кто правит миром?

К моему удивлению, Гетц избавил меня от необходимости отвечать, за что я был ему бесконечно благодарен, четко произнеся на чистейшем швабском диалекте:

– Господь.

На следующий день мы двинулись дальше. Наш путь проходил через Лузановку, Малую Смелянку и Великую Яблоновку. Наконец показался полностью разрушенный город Смела. Нам там делать было нечего.

Здесь, в долине самого Днепра с песчаной почвой, встречались настоящие барханы высотой до 10 метров. Среди этих гор движущегося песка затерялись странные деревни с кособокими домами. В общем, полная противоположность тому, что мы видели раньше, когда шли по украинскому чернозему. Тут на песчаных полях царила нищета, а там было богатство.

Песок доставлял немало хлопот, и нам с трудом приходилось преодолевать одну дюну за другой в надежде, что эта последняя. Время от времени вдали справа от нас просматривались солнечные блики, отражавшиеся от поверхности большой воды. Это был Днепр, вторая по величине после Дуная река в Европе [45] . Ее ширина, вероятно, составляла 1000 метров, а берега были пологими и песчаными. Возникало даже сомнение, судоходна ли она, так как песчаные мели, частично поросшие деревьями и кустарником, доходили до ее середины.

45

Автор забывает про Волгу, которая является самой крупной рекой в Европе. (Ее протяженность составляет 3530 км, а площадь бассейна – 1360 тыс. кв. км). Второй по величине рекой выступает Дунай (2857 км и 817 тыс. кв. км соответственно), третьей – Днепр (2285 км и 504 тыс. кв. км).

Как-то вечером мы стояли возле большого города Черкассы с мостами через реку. Он был наполнен русскими воинскими частями, и через оптику нам удавалось рассмотреть бесконечные колонны машин, отходящих по автомобильным мостам с деревянными настилами на восток. Надо признать, что русские – изрядные умельцы в ремесленном производстве. Сооружения, которые мы строим только при помощи техники, они возводят руками в короткие сроки. В этом отношении Россия напоминает фараоновский Египет. С помощью лопат и тележек здесь прокладываются большие каналы и железные дороги без оглядки на то, имеется ли в лагерях для заключенных достаточное количество рабочих, соответствует ли ручной труд велению времени [46] .

46

Грандиозные стройки в СССР осуществлялись далеко не только трудом заключенных. (Примеч. ред.)

Эти деревянные мосты через Днепр чем-то напомнили мне мосты в Баварии через Изар и Мангфалль. Только здесь, учитывая подъезды к ним, они были намного длиннее. Таким мог бы выглядеть Рейнский мост Цезаря, который представлял собой каркасную конструкцию из параллельных носителей, укрепленных на сваях. Он хорошо сочетался с плоской местностью, уходящей в бесконечную даль. Как и у всех русских рек, у Днепра восточный берег не был крутым.

Город располагался большим полукругом перед предмостным укреплением, развернутым в западную сторону, и регулярно подвергался бомбардировкам нашей авиацией. Он представлял бы собой великолепный вид на тихий городок, если бы не рев моторов бомбардировщиков и зарева пожарищ с поднимающимися клубами черного дыма. Мы медленно продвигались с юга вдоль реки по дюнам к упорно сопротивляющемуся городу. За три дня батальон, к которому был прикреплен наш взвод, потерял 74 человека убитыми. Погиб и его командир, последний кадровый офицер в батальоне.

Мне навстречу попался Вайбл, старый товарищ, которого я знал еще с Польской кампании. Руки у него были все в бинтах, а в глазах стояли слезы. Он хотел стать офицером, но теперь этим мечтам пришел конец. Вместе со своим пулеметным расчетом ему пришлось штурмовать крутой берег Днепра. Русские стали забрасывать их ручными гранатами-лимонками, но они все-таки пробились и выполнили поставленную задачу. В петлице форменной куртки Вайбла уже блестела орденская ленточка.

Я производил замеры на позиции у Хюбла и Колба и, лежа на соломенной подстилке, впал в полудрему. Мне даже стали сниться воспоминания о Берлине и Вене. Вдруг совсем рядом раздался истошный крик. Вскочив, я увидел застывшего как столб Колба и лежащих рядом с ним троих солдат. Все трое были ранены и громко стонали. Среди них оказался и столяр Брайтзаммер, который считал, что вши возникают в результате смешивания опилок с мочой. Хюбл, бледный как смерть, выбрался из своего окопа.

– Ствол разорвало, – заикаясь, предположил Колб. Но ствол был в полном порядке.

Фербер стал осматривать укрытие, замаскированное подсолнухами, по цвету походившими на львиную шкуру.

– Похоже, что по недосмотру разорвалась наша граната, – пробормотал он.

Мы ошалело посмотрели друг на друга.

– Прямое попадание противника, – отрезал Хюбл. – Пойду доложу Гетцу.

Он так и сделал. Сказка о вражеском прямом попадании нашла понимание. Мы перевязали раненых и осторожно оттащили в сторону. По счастливой случайности осколки лишь задели их, не причинив серьезного вреда, но вызвав обильное кровотечение. Брайтзаммер закурил и, глядя на меня счастливыми глазами, прошептал:

– Похоже, для меня война закончилась. Ты как думаешь?

– Может быть. Не забудь своим и про нас написать.

– Обязательно напишу и пошлю пачку сигарет, – отшутился он.

Возвращаясь на наши передовые позиции, на одной из дюн я увидел оседланную русскую лошадь, обгладывавшую куст чертополоха. И хотя она мне не очень понравилась, я быстро вскочил в деревянное седло и дал ей шпоры. Она заржала, поднялась на дыбы и галопом помчалась прочь, не слушаясь поводьев. Пришлось попытаться вразумить ее ударами по шее плоскостью штыка от винтовки. Внезапно из облака пыли вынырнул огромный танк. Лошадь испугалась, вновь поднялась на дыбы и крупом задела какой-то забор. Я не стал искушать судьбу и спрыгнул.

– Что вы здесь делаете? – послышался громкий голос. – Взбирайтесь скорее к нам. Вам что, жизнь не мила?

Человек, протянувший мне руку, чтобы подтянуть меня на броню, оказался моложавым полковником Филиппом.

– Вы следуете не в ту сторону, – насмешливо проговорил он.

Полковник отличался отчаянной храбростью, и это его качество было хорошо известно среди солдат. Он достал карту, сориентировал меня и ссадил на ближайшем перекрестке. Больше мы с ним не встречались.

Здесь, на Днепре, мы впервые почувствовали на себе применение русскими тактики нанесения массированного минометного огня. Днем свободно передвигаться стало очень трудно.