Русский мир. Часть 2

В уже упоминавшемся первом коллективном труде профессоров Московского университета по дидактике и методике преподавания, вышедшем в 1771 г. и названном коротко и ясно «Способ учения», первый постулат гласит: «Никто, не имеющий воспитания сам, других воспитывать не может, и учитель, не показывающий собою примеров честности, добродетели, непорочности нравов и благоразумия, больше вреда, нежели пользы, приносит воспитываемым»¹⁹⁷. А почти за пятьдесят лет до этого В. Н. Татищев, историк и государственный деятель, занимаясь устройством школ при уральских казенных заводах, подчеркивал ответственность, лежащую на учителе. «Учитель есть человек, который детей читать и писать или иным каким наукам и познанию полезных правил и жизни человеческой обучает, – писал он в специальной инструкции, составленной при создании школ, – и для того он, яко един отец им общий вместо многих родителей. Он должен по совести не токмо в их предпринятом учении, но во всех делах, обхождениях и поступках твердое и прилежное надзирание и попечение иметь, как отец о сущих детях»¹⁹⁸.

Много веков учение было неразрывно от веры. Учитель прежде всего учил грамоте, учил читать церковные книги. В чтении и осмыслении духовной литературы проходила большая часть общения между наставником и его учениками. Ситуация с течением времени менялась, образование «обмирщалось», но содержание понятия учительства во многом сохраняло свой прежний смысл. Неслучайно в России больше всего нареканий вызвали иностранные учителя, вторгшиеся в образовательную систему в XVIII в. Вне зависимости от уровня знаний их моральный облик вызывал недоверие. Чему могут научить они русского ребенка в плане нравственном – оставалось непонятным. Выше уже отмечалось, как разнятся между собой образы учителей-иностранцев, создаваемые правительственными и общественными документами и художественной литературой, с одной стороны, и воспоминаниями и мемуарами, т. е. реальными живыми людьми, с другой. Хорошие и плохие учителя были и среди русских, и среди иностранцев, но последние вызывали гораздо больше опасений и критики в свой адрес.

Успех процесса обучения зависел не просто от того, слушался ли подопечный своего учителя, но в большей степени от того, верил ли он ему. Может быть, именно поэтому в России религиозные центры столь долго имели образовательное значение, т. к. вызывали доверие прежде всего с духовной точки зрения. Независимо от уровня обучения и организации подобного рода образовательных учреждений, будь то профессионально организованные церковно-приходские школы или старичок-священник, собирающий деревенских ребятишек, их религиозно-нравственная основа вселяла доверие ученикам, их родителям и государству.

Значительное расширение и разнородность учительского состава, характерные для русской истории начиная с XVIII в., вызванные развитием системы образования в России и появлением большого числа новых учебных заведений, повлекли за собой появление разного рода документов, призванных контролировать этот процесс. Известный сербский педагог Ф. И. Янкович де Мириево, один из организаторов народного просвещения в России, занимавшийся по поручению Екатерины II совместно с профессорами Московского университета программами народных училищ, особо подчеркивал в «Руководстве учителям первого и второго классов народных училищ Российской империи» те высокие требования, который предъявлялись к учителям. Он отмечал, что «…учителя, не исполняя должностей звания своего, согрешают

а) пред Богом…

б) пред правительством…

в) пред родителями учеников…

г) пред детьми…

д) пред собою, ибо подвергают себя чрез то страшному суду Божию, отягощают свою совесть, из упущения должности своей подпадают опасности вечной казни»¹⁹⁹.

Составленные Янковичем «Правила для учащихся в народных училищах», в образовательной практике России один из первых подобного рода документов, предписывали уважение к учителю – главное условие успешного обучения. Находясь в училище, «каждый ученик должен чувствовать особливую любовь и суще сыновнюю доверенность к своему учителю; ученики обязаны своим учителям являть всякое почтение и беспрекословное послушание; также взором, словом и делом показывать, что признают сию свою обязанность и готовы исполнять ее…» Указывает Янкович и на ту опасность, которую таит в себе проявление неуважения к наставнику: «Кто в юности учителю не послушен, тот, возмужавши, и власти гражданской обыкновенно не покоряется…»²⁰⁰.

Эти идеи получили дальнейшее развитие в «Уставе учебных заведений, подведомых университетам» 1804 г. В нем отмечалось, что «учителя занимают у своих учеников место родителей и потому должны принять их чувствования, кротость, ласковость, терпение и внимание к их пользе, сердцу родителей свойственные». Согласно уставу, «строгость их не должна иметь в себе ничего сурового, а благосклонность – ничего мягкосердого, дабы не привлечь на себя ни ненависти, ни презрения. Они не должны быть ни сердиты, ни вспыльчивы; но не должны также пропускать без замечания проступков учеников своих, а в случае нужды и взыскания, которое никогда не должно быть производимо в жару и гневе и не прежде, как по надлежащем исследовании вины ученика»²⁰¹. Трудно представить себе реального, живого человека, способного удовлетворить всем требованиям, выдвигаемым уставом, но идеал был задан и в той или иной степени воплощен в жизнь.

Крайне либеральный во многих вопросах устав 1864 г. и «Положение о начальных народных училищах» того же года не только не изменили требований к учительскому составу, но даже и ввели новые. Так, теперь учителя, поступающие на работу в народные училища, помимо документов об образовании, должны были представить еще и особое разрешение уездного училищного совета, а также «удостоверение в доброй их нравственности и благонадежности от лица, совету известного». Контроль за деятельностью училищ, помимо совета, возлагался на местных приходских священников, призванных наблюдать за «религиозно-нравственным направлением» в школах.

Не только государственные документы обращали внимание на значение и роль учителя в отечественной системе образования. Большое внимание этой проблеме уделяла педагогическая литература. Великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев (1834–1907) был еще и известным педагогом, работавшим сначала учителем в гимназии, а затем много лет преподававшим в Московском университете, и автором трудов по теории педагогики. Он подчеркивал необходимость более требовательного отбора учительского состава, важность создания широкой сети учреждений, готовящих учителей для школ и гимназии, опасность попадания в их среду людей случайных, не готовых к учительскому подвигу. «На школьном же пути все просвещение основывается на учителях, – замечал ученый, – а потому на них, на их должную подготовку неизбежно обратить большое внимание. <…> В заботах о росте русского просвещения неизбежно необходимо иметь в виду прежде всего должную подготовку истинно просвещенных учителей всех степеней»²⁰².

О том, что строгое отношение к нравственному облику российских педагогов было не просто декларативным, а вполне реальным, причем как со стороны руководства, так и со стороны учащихся, говорят многочисленные свидетели. Институтка Энгельгардт вспоминает о том внимании, с которым наблюдали они за жизнью своих наставниц, причем не только в стенах института. На ее памяти произошел только один скандал, закончившийся немедленным увольнением классной дамы. Вина ее заключалась только в том, что она оставила у себя ночевать навестившего ее и засидевшегося допоздна брата, причем тот факт, что он был ее родной брат, ни у кого не вызывал сомнений. Строгости были порой столь велики, что граничили с абсурдом. Насмешливый Чехов заставил своего «человека в футляре» в ужасе воскликнуть: «Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипеде?»²⁰³

Особые требования предъявлялись к народным учителям. Крестьянин мог просто не пустить своих детей в школу, если не был уверен, что их правильно учат. Известный общественный деятель А. Н. Энгельгардт, написавший в 1870–1880-х гг. знаменитые письма из деревни, в которых он обобщил наблюдения и опыт общения с крестьянством, отмечал, что заметно все увеличивающееся стремление крестьян к образованию, что приводит к появлению все новых и новых школ в деревне. «Плохи, конечно, эти школы, – писал он, – плохи учителя, не скоро в них выучиваются дети даже плохой грамоте, но важно то, что это свои, мужицкие школы. Главное дело, что эта школа близко, что она у себя в деревне, что она своя, что учитель свой человек, не белоручка, не барин, не прихотник, ест то же, что и мужик, спит, как и мужик. Важно, что учитель учит тут, в деревне, подобно тому как для баб важно, что есть в деревне своя повитуха»²⁰⁴.

Советский период мало изменил положение и роль учителя в обществе. Новое правительство, придавая огромное значение образованию как важнейшему фактору построения нового общества, постоянно стремилось к повышению престижа педагогов. Основатель Советского государства В. И. Ленин считал, что «народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе»²⁰⁵. В этом соревновании с прежней системой не последнее место уделялось улучшению условий жизни и работы учителей, хотя и декларативно. Уже в «Обращении народного комиссара по просвещению от 29 октября 1917 г.» торжественно провозглашалось, что «государственная комиссия приветствует педагогов на арене светлого и почетного труда просвещения народа – хозяина страны. <…> Первейшей задачей своей Комиссия считает улучшение положения учителей, и прежде всего самых обездоленных и едва ли не самых важных работников культурного дела – народных учителей начальных школ»²⁰⁶. Правда, в основном реальные меры сводились к подъему престижа педагога, укреплению его роли в обществе; материальное положение учителей по стране, еще и при условии постоянного увеличения числа школ и расширения педагогического состава, оставляло желать лучшего.