Русский мир. Часть 2

Процесс развития образования набирал быстрый темп на протяжении всего XVIII в. Конечно, исследователи отмечают много недостатков в системе просвещения того времени, что справедливо, особенно если смотреть вперед и ориентироваться, например, на XIX в. с его достижениями и с уже сложившейся системой, однако если посмотреть всего на несколько десятилетий назад, то становятся заметными удивительные результаты.

В середине XVIII в. возникает новый для России тип учебного заведения, так называемые кадетские корпуса. В отличие от демократичных петровских школ они носят замкнутый сословный характер, предназначаются только для дворянства, а вместо конкретных практических навыков учащимся предлагается широкая общеобразовательная программа, в которой важное место отводится обучению тем навыкам, которые теперь необходимы дворянину: хорошим манерам, иностранным языкам, изящным искусствам, танцам. Открываются они в Петербурге, уже упрочившем к тому времени свое положение столичного города. Указ о создании первого такого заведения подписала Анна Иоанновна, в 1732 г. был открыт Корпус кадетов, с 1743 г. переименованный в Сухопутный шляхетный кадетский корпус. Об укрепившемся в дворянском обществе желании учиться говорит тот факт, что уже в первый год в кадетский корпус было набрано 360 человек, хотя планировалось 200. Указывает это и на широкое распространение начального и среднего образования в дворянской среде, так как первоначально в корпус принимались только грамотные дети, имевшие определенный уровень подготовки, в возрасте 13–18 лет. В 1752 г. Морская академия и другие морские школы, созданные в Петровскую эпоху, преобразуются в Морской корпус, в 1759-м открывается Пажеский корпус, готовивший дворян к придворной и административной службе; в 1762-м создается Артиллерийский и Инженерный корпус.

Самым популярным и престижным из них в XVIII в. был Сухопутный корпус, по его образцу строилось обучение и в других корпусах. Учились в нем первоначально 5–6 лет, выпускники получали офицерские чины или унтер-офицерские звания, в зависимости от успехов. По сути это было высшее специальное учебное заведение, выпускавшее не только военных, но и государственных служащих, дипломатов, судей. В дворянских корпусах давалось довольно широкое гуманитарное образование. Директор Морского корпуса И. Л. Голенищев-Кутузов писал: «Сколь нужные науки – философия, мораль, история и география для человека и гражданина, – всякому известно»⁴¹. Сословный состав этих заведений (кроме Пажеского корпуса) расширялся, в эпоху Екатерины II в Сухопутном корпусе, например, училось до 150 детей мещан и крестьян. Изменялись по мере развития и совершенствования образовательной системы в стране и правила набора: детей брали с 6 лет и обучали 15 лет, т. е. соединив функции начальной, средней и специальной школы. С течением времени подобного рода кадетские корпуса открывались в различных губернских городах.

С. А. Тучков, сделавший блестящую военную карьеру, вспоминая о своем детстве в 1780-х гг., писал, что родители собирались отдать его в Кадетский корпус, т. к. «там больше идет наук, потребных для общественного воспитания и для военной службы, там же французский и немецкий языки довольно хорошо тогда были преподаваемы. А особливо потому, что известные ученостью своей люди не только в России, но и во всей Европе, находились тогда там в качестве учителей!» Вот сколь высока была репутация этого учебного заведения! Однако сам Тучков так и не поступил в него, потому что «столь долговременная разлука в юном возрасте показалась слишком чувствительной для матери моей, и потому решили воспитывать меня дома»⁴². Конечно, уровень обучения в корпусе был разным в различные эпохи, однако о широте его гуманитарного образования говорят имена выпускников, среди которых были не только крупные военные, но и такие известные литераторы, как А. П. Сумароков, М. М. Херасков, И. П. Елагин, Я. Б. Княжнин, а о правильно выбранном направлении и форме – долгая жизнь этих учебных заведений, большая часть которых была закрыта только в 1917 г.

В кадетских корпусах, конечно, обучали не только гуманитарным наукам, но и прежде всего военному делу. Большое место уделялось физическим упражнениям и закаливанию. С. Н. Глинка, будущий известный поэт и литератор, обучавшийся в Сухопутном корпусе в конце XVIII в., писал о том, что кадетов «приучали ко всем воздушным переменам и, для укрепления телесных наших сил, нас заставляли перепрыгивать через рвы, влезать и карабкаться на высокие столбы, прыгать через деревянную лошадь, подниматься на высоты». Он с гордостью вспоминал, что, когда он, будучи молодым адъютантом князя Ю. В. Долгорукого, сопровождал его и его свиту (дело было в сильный январский мороз), все вокруг закутались в тяжелые меховые шубы и только бывшие кадеты оделись в щегольские мундиры. «Видя, что не мороз нас, а мы проняли мороз, князь сказал: “Это могут вытерпеть только кадеты да черти!”» Обучали в корпусе и хорошим манерам и, конечно, танцам. Умение танцевать было не только данью моде и подготовкой к светским приемам. Тот же Глинка считал, что «выправкой танцевальной приготовляли нас к выправке фронтовой», и, вспоминая далее своего учителя танцев, писал о том, что «ремесло свое он почитал делом не вещественным, но делом высокой нравственности. Нордень говорил, что вместе с выправкой тела выправляется душа и что рука граций образует движение ревностного поклонника Терпсихоры»⁴³.

Правительство, как и в предшествующие периоды российской истории, в XVIII в. играло решающую роль в развитии образования, которое занимало все более важное место в ряду государственных задач. Весьма характерным свидетельством этого является «Манифест о вольности дворянской» (18 февраля 1762 г.). Вся его композиция говорит о том огромном значении, которое придавалось теперь образованию как наиважнейшей государственной задаче.

Начинается манифест с краткого обзора деяний предшественников Петра III, прежде всего Петра I, наипервейшей задачей которого было, согласно тексту манифеста, «приучить и показать, сколь есть велики преимущества просвещенных держав… против безчисленных народов, погруженных в глубине невежеств…», после чего царь-реформатор приказал «обучать благородное юношество… посылая оных в европейские государства и для того же самого учреждая и внутрь России разные училища, дабы с наивящшею поспешностью достигнуть желаемого плода». Отметив, что первоначально такое образование порой казалось дворянству «тягостным и несносным», в манифесте подчеркивается, что начинание это было весьма полезным и ему последовали все российские монархи, «а особливо любезная наша тетка, блаженной памяти государыня императрица Елисавета Петровна… знание политических дел и разные науки распространила и умножила». Положительные результаты просвещения не замедлили сказаться – «истреблена грубость в нерадивых о пользе общей, переменилось невежество в здравый разсудок, <…> благородные мысли вкоренили в сердцах истинных России патриотов безпредельную к ним верность и любовь, великое усердие и отменную в службе нашей ревность», что и позволяет, продолжает манифест, отменить для теперь уже просвещенных дворян «принуждение к службе».

Документ этот, освободив дворян от обязательной службы, по сути официально закрепил обязательность образования для дворянства: «Чтоб никто не дерзал без обучения пристойных благородному дворянству наук детей своих воспитывать под тяжким нашим гневом». Завершается манифест угрозами в адрес тех, кто будет «в лености и праздности все время препровождать» и «детей своих в пользу отечества своего ни в какие полезные науки не употреблять»⁴⁴, за это им будет не только всеобщее презрение, но и отказано в допуске ко двору и в публичные собрания. Так манифест подчеркнул значение образования в жизни государства, его важную воспитательную роль, особое покровительство, которое оказывает ему правительство. Обучение рассматривается как способ служения отечеству, а дворянская вольность становится понятием относительным, т. к. обязательная служба заменилась обязательным образованием.

В «Манифесте о вольности дворянской» допускались различные возможности дворянского образования: обучение за границей, в государственных заведениях и дома. Именно эти способы обучения продолжали преобладать в России.

Вторая половина XVIII в. привнесла много нового в историю российского образования. В это время развиваются традиционные виды обучения, а также появляются новые образовательные учреждения. В 1755 г. в Москве открывается первый российский университет – событие огромного значения, наглядно показавшее ту высоту, на которую поднялось образование в России за короткий период. Образование уже прочно вошло в русскую жизнь, все расширяется его социальный охват, все глубже становится уровень знаний, для дворянства теперь это не просто обязательная повинность, но и хорошо осознанная необходимость.

Причин подобных перемен в отношении к образованию было много: экономическое и политическое развитие страны, изменения в области быта и нравов, появление новых возможностей для обучения в связи с открытием сети учебных заведений всех уровней, многочисленные меры, принимаемые правительством для распространения просвещения, все более тесное общение с Европой, проникновение европейских идей в русское общество, наконец, освобождение дворянства от обязательной службы, приведшее к серьезным изменениям в его положении. В. О. Ключевский пишет, что, получив свободу, дворянство «почувствовало себя без настоящего, серьезного дела», началось «дворянское безделье», повлиявшее на всю историю русской культуры – дворянство с этого момента стало отрываться от реальной действительности и «создавать себе искусственное общежитие»⁴⁵. Согласившись с первой частью этого замечания, отметим, что это «безделье» привело к повышенному интересу к образованию, наукам, литературе, художественному творчеству, а в результате в короткие сроки к созданию той высокой, преимущественно дворянской, культуры конца XVIII–XIX вв., которую мы знаем сегодня.

Распространение образования в России отнюдь не было безоблачным. Оно сопровождалось спорами, борьбой различных идей и концепций, соперничеством и завистью, интригами и доносами, иногда откровенным противодействием. Особое покровительство двора образовательным учреждениям делало их часто объектом честолюбивых помыслов. Так, например, борьба М. В. Ломоносова с И. Д. Шумахером за перестройку деятельности Петербургской академии наук и академических учебных заведений вылилась, по словам Б. И. Краснобаева, в «войну – ожесточенную, непримиримую, только что не кровопролитную»⁴⁶. По сути это была война за существование национальной русской науки, за выход системы образования на новый виток – от школ, обучавших грамоте и практическим навыкам, к университетскому образованию, направленному на воспитание отечественных научных кадров.

Верный принципу «я сему себя посветил, чтобы до гроба моего с неприятельми наук российских бороться…», Ломоносов в результате трудной борьбы смог в некоторой степени перестроить работу академических учебных заведений, а главное, учитывая их опыт, открыл университет в Москве, основываясь на новых принципах, отражавших национальные интересы России. Отметим кстати, что победа Ломоносова в академии была недолговечной – сразу после его смерти положение в Академических университете и гимназии было тщательно проверено и признано, что перемены, проведенные Ломоносовым, «нимало не способствовали академии», что студентов гораздо удобнее и дешевле обучать наукам, иностранным языкам и светским манерам за границей⁴⁷. Вскорости они пришли в полный упадок и закрылись.

По мере расширения сети учебных заведений все отчетливее ощущалась нехватка учителей – проблема, которой в стране такого размера, как Россия, суждено было стать перманентной. Благие начинания часто не могли быть осуществлены или осуществлялись наполовину просто из-за того, что некому было учить, а те, кто был, нередко делали это из рук вон плохо.

Новый этап в развитии системы российского образования наступил в эпоху Екатерины II. В ее правление реформируются старые, открываются новые учебные заведения, ведется серьезная работа по разработке новых методов преподавания, развивается народное и женское образование. Просвещенная императрица считала образование одним из важнейших орудий в руках государства. Она утверждала, что только «заведением народных школ разнообразные обычаи в России приведутся в согласие, исправятся нравы». Вместе с тем она прекрасно сознавала, что орудие это может быть и опасным. В секретном письме графу Н. С. Салтыкову она писала: «Черни не должно давать образования: поскольку будут знать столько же, сколько вы да я, то не станут нам повиноваться в такой мере, как повинуются теперь»⁴⁸.