Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова
Шрифт:
В нашей культовой сокровищнице, в публичной библиотеке Румянцевского музея, пойман «с поличным» московский декадент-литератор г. Эллис, самым варварским образом вырывавший десятки страниц книг… Уличенный в таком зулусском бесстыдстве московский Джэк-книгокромсатель – г. Эллис, оправдывался: – У меня нет времени выписывать цитаты… 35
Ярко выраженная гротескность описания свидетельствовала, что история Эллиса как информационный повод себя исчерпала 36 .
35
Раннее утро. 1909. № 181. 8 авг. С. 4.
36
8 августа также вышла статья Е. Янтарева (Е. Бернштейна) «Господин Эллис» (Голос Москвы. 1909. № 181. 8 авг. С. 2). Несмотря на то, что в статье приводилась достоверная информация о событии и повторялись «заветные» слова «кража» и «национальный» («возмутительный для культурного человека факт порчи книг и кражи целых страниц из национального книгохранилища»), публикация Янтарева имела очень личный характер, объектом ее являлся не инцидент в музее, а Эллис как человек и литератор. Именно поэтому, вероятно, статья вызвала наибольшее возмущение Эллиса и стала предметом рассмотрения в суде чести Общества деятелей
После этого инцидент с Эллисом стал темой преимущественно стихотворных фельетонов, реальные обстоятельства дела нивелировались, а само происшествие мифологизировалось. Так, в «Газете-копейке» 8 августа появился стихотворный текст «Берегитесь!», начинавшийся строками: «Осторожней, господа! / Декадент из декадентов – / Господин Ловимоментов / Приближается сюда. // Если книги у вас есть…» 37 – и заканчивавшийся словами: «Перепортит и уйдет, / Гордый славой Герострата: / Для него ничто не свято… / Берегитесь же: идет!» 38 . Показательно, что имя Эллиса в этом стихотворении даже не упоминалось, а его поступок лишь дополнил существовавший в массовой культуре миф о декадентах как психически нездоровых людях, любым путем стремящихся прославиться, лишенных каких-либо моральных принципов и своими действиями разрушающих литературу, культуру и общество.
37
Стихотворение отсылает к известной сатирической песне Беранже («Monsieur Judas», 1815) в переводе В. Курочкина («Господин Искариотов»; впервые опубликована в 1861 году в «Искре», № 38). Ср.: «Тише, тише, господа! / Господин Искариотов, / Патриот из патриотов – / Приближается сюда» (Мастера русского стихотворного перевода / Вступит. статья, подг. текста и прим. Е. Г. Эткинда. Л., 1968. Т. 2. С. 27).
38
Газета-копейка. 1909. № 94. 8 авг. С. 3.
Этот образ получил развитие в опубликованном на следующий день в «Раннем утре» (за подписью «Некто в черном» 39 ) фельетоне под названием «Герострат-декадент» и с подзаголовком «(К похождениям „Эллиса“ в Румянцевском музее)». Эллис описывался как бездарный поэт, печатающийся в «Весах» и «Скорпионе», стремящийся занять место на литературном Парнасе, но до сих пор так и не признанный современниками. Ради славы он готов пойти на все, в том числе на преступление, но бдительные журналисты разоблачают его:
39
Такой псевдоним использовал журналист, поэт и фельетонист Родион Абрамович Менделевич (1867–1927).
40
Раннее утро. 1909. № 182. 9 авг. С. 4.
И наконец, финальным аккордом газетного скандала стало сворачивание темы до бытового анекдота. Все в той же газете «Раннее утро» в рубрике «Литературный календарь» появилась заметка: «Румянцевский музей. Хранителем музея и библиотеки назначается г. Эллис» 41 .
Таким образом, случай с Эллисом наглядно показал, как развитие скандала на страницах газет проходило через несколько этапов, на каждом из которых публикации имели свои жанровые особенности: на первом этапе статьи носили информационный характер, сообщали о случившемся; на втором – аналитический, происшествие подвергалось оценке, обобщалось и типологизировалось; затем актуальность информационного повода терялась, уникальность события стиралась, оно становилось частью общей мифологии и, как следствие, на заключительном этапе – темой для художественно-публицистических текстов, стихотворных фельетонов и анекдотов бульварной прессы.
41
Раннее утро. 1909. № 187. 15 авг. С. 6.
Попытки героя скандала самооправдаться или выступить в печати с каким-либо публичным заявлением должны были бы привести к новой волне интереса к инциденту. Однако Эллис публично выступить в свою защиту смог только через шесть дней 42 : 11 августа в «Русских ведомостях» было опубликовано его «Письмо в редакцию» 43 с разъяснениями по поводу всего дела. Однако, как мы показали, к этому времени тема изжила себя, письмо осталось не замеченным газетами 44 , следствием его явились лишь несколько стихотворных фельетонов и анекдотов 45 . Все дальнейшие перипетии истории с музеем (а это и суд чести Общества деятелей периодической печати и литературы, и постановление Мирового суда, и публикации разъяснительных писем Эллиса в «Весах») интереса для большинства столичных газет не представляли и если упоминались, то в нейтральном хроникальном тоне 46 или в контексте иных, более актуальных общественных тем 47 .
42
Как утверждает А. Белый, Эллис был так увлечен написанием книги «Русские символисты», что первые дни ничего не знал о происходящем вокруг его имени. Когда же узнал, требовать от газет опубликовать опровержение было
уже поздно, попытки повлиять на ситуацию через знакомых журналистов также успеха не имели (Белый А. Между двух революций. М., 1990. С. 331). Сам Эллис в письме А. Белому сообщал: «Я писал оправдания с третьего дня, но сплоченные газеты не напечатали их. Теперь среди газетчиков нашлись мои союзники» (ОР РГБ. Ф. 25. Карт. 25. Ед. хр. 31. Л. 7).43
Русские ведомости. 1909. № 183. 11 авг. С. 5.
44
Единственным изданием, перепечатавшим его, были «Московские ведомости» (1909. № 184. 12 авг. С. 4).
45
Например, фельетон «Чтение ножницами» (Раннее утро. 1909. № 183. 11 авг. С. 2), басня «Эллис и книга» в газете «Новая Русь» (Новая Русь. 1909. № 222. 15 авг. С. 3), приведенный выше анекдот в рубрике «Хроника».
46
Например, заметка из «Биржевых ведомостей» от 21 августа: «Вчера особая комиссия при Румянцевском музее совместно с г. Эллисом установила, что из библиотеки попорчены только две книги, которые придется вновь переплести и вставить вырванные листы. С г. Эллиса было взыскано на переплет 90 копеек. О поступке г. Эллиса решено довести до сведения судебной власти» (Биржевые ведомости. 1909. № 11271. 21 авг. С. 2).
47
Как, например, в статье из «Голоса Москвы» от 11 ноября, которая посвящена Румянцевскому музею и существовавшим там проблемам. Случай с Эллисом ставился в один ряд с другими громкими музейными процессами, в том числе кражами гравюр (Голос Москвы. 1909. № 259. 11 нояб. С. 2).
Ольга Довгий (Москва)
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О СТАТЬЕ В. Я. БРЮСОВА «КАНТЕМИР» 48
Статья одного писателя о другом, как правило, вызывает двойной интерес и две разнонаправленные системы интерпретаций. «Что дает статья каждому из двух писателей?» – так можно условно обозначить суть этих подходов. Чтение сквозь принципиально разные призмы и результаты приносит разные.
Статья Брюсова о Кантемире 1891 года введена в научный оборот совсем недавно 49 . Опубликовавшая статью И. А. Атаджанян смотрит на нее именно так – с двух сторон: «со стороны» Брюсова и «со стороны» Кантемира:
48
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-012-00106.
49
Статья Брюсова «Кантемир» и материалы, собранные Брюсовым по литературе XVIII в. / Вступит. заметка, публ. и примеч. И. А. Атаджанян // Неизвестный Брюсов (публикации и републикации). Ереван, 2005. С. 6–28. Ссылки на эту публикацию дальше даются в тексте, с указанием номера страницы в квадратных скобках. Исследовательнице принадлежит и специальная статья, посвященная брюсовской рецепции творчества Кантемира: Атаджанян И. А. Кантемир в оценке Брюсова // Брюсовские чтения 1996 года. Ереван, 2001. С. 235–244.
И если учесть, что работ о Кантемире написано не так уж много, а проблемы творчества вообще обойдены, то эти материалы к изучению творчества Кантемира приобретают особенно важное значение 50 .
Насколько нам известно, публикации И. А. Атаджанян – пока единственные, где идет речь о роли брюсовской статьи в кантемироведении. Автор подчеркивает, что интересы Брюсова «не выходят за рамки текстологических и биографических разысканий» [с. 6] – и в этом суть его подхода ко всем авторам XVIII века. Признавая, что «изучение творчества Кантемира, как и впоследствии других поэтов XVIII века, связано с деятельностью Брюсова-теоретика стиха» 51 , И. А. Атаджанян особое внимание при изложении содержания статьи уделяет оценке Брюсовым стихотворной техники Кантемира.
50
Там же. С. 244.
51
Там же. С. 236.
Статья Брюсова очень важна для кантемироведения по многим причинам. Мы продолжим разговор о ней, не боясь впасть в дублирование уже имеющихся материалов по теме. Нас будут интересовать другие аспекты. И сразу обозначим свой подход: это заметки читателя «со стороны Кантемира», с зарубками на память для дальнейшей работы.
Статья о Кантемире – первая в ряду брюсовских статей о русской литературе XVIII века. Для Кантемира это несомненный плюс. Мы знаем многих исследователей, начинавших историю русской литературы с Ломоносова и полностью игнорировавших Кантемира. А Брюсов не просто включает его в русский литературный поток, но ставит в начало – как увидим, не только хронологически.
Статье предпослан четкий план. Она состоит из двух частей. Первая носит название «Несколько слов о Кантемире». В ней Брюсов рассматривает Кантемира по трем направлениям: как русского, как человека, как поэта. Вторая часть посвящена разбору второй сатиры («На зависть и гордость дворян злонравных»). Каждая часть завершается заключением.
Сразу возникают вопросы – для какого издания готовилась статья и какими материалами о Кантемире располагал Брюсов. Ни на один из них исчерпывающего ответа дать мы пока не можем. Единственное, что можно утверждать с полной уверенностью, это наличие у Брюсова «ефремовского» двухтомника с большой вступительной статьей В. Я. Стоюнина 52 . Кроме того, Брюсов неоднократно цитирует статью Белинского «Кантемир», опубликованную в «Литературной газете» (1845. № 6–8).
52
Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы: В 2 т. / Статья и примеч. В. Я. Стоюнина; под ред. П. А. Ефремова. СПб., 1867–1868.
Начинается статья программным пассажем:
Кантемир стоит почти совершенно отдельно в русской литературе. Подражать ему было некому, преподавателей у него явиться не могло. Его нельзя присоединить к писателям и виршеслагателям XVI и XVII столетий, так как он был представителем уже преобразованной России, но нельзя и поставить во главе новой, начавшейся тогда, литературной жизни, так как его произведения не могли иметь большого влияния на литературу. Очень немногие из них были в то время напечатаны или, по крайней мере, ходили по рукам в списках, большая же часть оставалась совершенно неизвестной. Хотя Кантемир сделал много для создания русского языка и разработал впервые много вопросов и типов, вошедших потом в русскую литературу, но позднейшие писатели принуждены были начинать все сначала и повторить самостоятельно эти труды. Кроме того Кантемиру не позволила стать творцом русской поэзии форма стихов, тогда уже начинал свою деятельность Ломоносов, который глубже вник в природное свойство стиха и который был истинным отцом российской словесности [с. 10–11].