Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Средь кленов девственных и плачущих березЯ видеть не могу надменных этих сосен;Они смущают рой живых и сладких грез, И трезвый вид мне их несносен.В кругу воскреснувших соседей лишь онеНе знают трепета, не шепчут, не вздыхаютИ, неизменные, ликующей весне Пору зимы напоминают.Когда уронит лес последний лист сухойИ, смолкнув, станет ждать весны и возрожденья, —Они останутся холодною красой Пугать иные поколенья.

Вольное обращение Фета со знаками препинания, которое, сочетаясь с затрудненным «горацианским» синтаксисом, делало многие его стихи темными уже для первых читателей 73 , хорошо известно литературоведам. Своего рода эмблемой этих трудностей, вошедшей в текстологические учебники 74 , служат строки «Не стану кликать вновь забывчивую младость / И спутницу ее безумную любовь» с их роковой амфиболией (безумная любовь или безумная спутница?). «Пунктуирование стихотворений Фета – непростая задача, – констатировал Б. Я. Бухштаб в 1935 году, заслуженно критикуя своих предшественников на этом пути Н. Н. Страхова и Б. В. Никольского. – Корректур своих изданий (во всяком случае до „Вечерних огней“) Фет не держал, знаки расставлялись редакторами и корректорами, но и там, где есть автографы, сохранять их пунктуацию нельзя. Фет был крайне скуп на знаки препинания; есть стихотворения сложнейшей синтаксической конструкции почти без единого знака» 75 .

73

В октябре 1893 г., в пору совместной работы над посмертными «Лирическими стихотворениями» Фета, К. Р. писал Н. Н. Страхову: «Благодаря исправленным вами знакам препинания многие стихотворения, которых я просто не понимал, получили для меня свою надлежащую прелесть» (К. Р. Избранная переписка / Сост. Л. И. Кузьмина. СПб., 1999. С. 416; ранее этот фрагмент письма был процитирован в работе: Соколова М. А. Состав и принципы издания // Фет А. А. Вечерние огни. М., 1971. С. 641).

74

Рейсер С. А. Палеография и текстология Нового времени. М., 1970. С. 180; Он же. Основы текстологии. Л., 1978. С. 59.

75

Бухштаб Б. Я. Фет и другие: Избранные работы. СПб., 2000. C. 183.

Предлагаемая нами поправка основывается в первую очередь на смысле фразы; и тем не менее, сколь ни шаткой опорой является пунктуация рукописей Фета, в нашем случае ее, как кажется, можно привлечь в союзники. В черновом автографе стихотворения, сохранившемся в так называемой Второй рабочей тетради, ст. 5–6 имеют такой вид:

Глядя надменно, как бывалоНа жертвы холода и сна 76 .

Эта пунктуация верна, пусть, может быть, и непривычна современному глазу. Частица бывало по значению приближается здесь к полноценному наречию времени: «глядя надменно, как когда-то на жертвы холода и сна» 77 . Что до обессмысливающего обособления «глядя надменно, как бывало, на жертвы…», которое превращает как бывало в придаточное сравнения, то оно зафиксировано в журнальной публикации стихотворения 78 , затем перешло в первый выпуск «Вечерних огней» (1883) и оттуда – во все посмертные издания. То, что речь в этом случае нужно вести не о какой-то иной синтаксической интерпретации пассажа, а всего лишь об ошибке пунктуационного оформления, показывает место из «Двенадцати» Блока, которое современные публикаторы, опираясь на текст «алконостовского» издания, справедливо печатают так:

76

Фет А. А. Сочинения и письма: В 20 т. Т. 5. СПб., 2014. С. 341.

77

Ср., напр., заключительные строки не публиковавшегося при жизни Фета стихотворения «Я в моих тебя вижу всё снах…»: «И во сне я так полно живу, / Как, бывало, живал наяву»; в автографе (запись в альбоме А. Л. Бржеской; см. воспроизведение: Новое время. 1903. 3 июля. С. 5) бывало не обособлено.

78

Русский вестник. 1865. № 4. С. 585.

Помнишь, как бывалоБрюхом шел вперед,И крестом сиялоБрюхо на народ?

Бывало здесь, как и у Фета, означает «неоднократно прежде», и контекст не оставляет в этом сомнений; однако в черновой рукописи Блок – конечно, имея в виду тот же самый смысл – написал «Помнишь, как бывало, / Брюхом шел вперед…» 79 .

P. S. В 1982 году Н. Н. Берберова опубликовала (по копии, восходящей к тексту из архива Л. В. Горнунга) воспоминания А. И. Чулковой-Ходасевич. В их составе впервые увидело свет шуточное гекзаметрическое стихотворение Ходасевича, обращенное к жене и начинающееся так: «Бедный Бараночник болен: хвостик бывало проворный / Скромно поджав под себя и зубки оскаливши, дышит…» 80 . В последующих переизданиях этих воспоминаний начальная строка обросла абсурдными запятыми: «хвостик, бывало, проворный / Скромно поджав…» 81 . Между тем уже в 1989 году, републикуя эти стихи в томе Ходасевича из «Библиотеки поэта», Н. А. Богомолов вернул им связность, расставив знаки препинания точно и недвусмысленно: «хвостик, бывало проворный (т. е. прежде бывший проворным. – В. З.), / Скромно поджав…». Этот незаметный эпизод текстологической работы юбиляра подал нам повод предложить его вниманию маргиналию, также связанную со словом бывало и прихотями его обособления в русской поэзии.

79

Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 5. М., 1999. С. 123 (подг. текста О. П. Смолы).

80

Russica-81: Литературный сборник / Под ред. А. Сумеркина. Нью-Йорк, 1982. С. 281; то же: Часть речи. Вып. 2/3. Нью-Йорк, 1982. С. 273.

81

Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 397; Современники о Владиславе Ходасевиче / Сост. А. С. Бергер. СПб., 2004. С. 27; и др.

Ксения Кумпан (Санкт-Петербург) СУБСТРАТ ХРЕСТОМАТИЙНЫХ ГИМНАЗИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ В JUVENILIA Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО 82

Настоящая заметка является «побочным продуктом» источниковедческих и текстологических разысканий о гимназических годах Д. С. Мережковского 83 .

Большой свод архивных сведений, извлеченных из фонда третьей гимназии и личного архивного фонда писателя, позволил установить, что в гимназии широко практиковались письменные переводы, пересказы и изложения художественных и исторических текстов. Это были не только переводы с новых и древних языков на русский, но и переводы с русского на изучаемые языки, c одного древнего языка на другой, c древнего языка на один из новых 84 , а также вольное изложение того или иного иностранного текста на языке подлинника.

82

Приношу глубокую благодарность за ряд ценных указаний Марии Галь, Вере Мильчиной и Лидии Семеновой.

83

Они оформлены в виде статьи «Мережковский – ученик третьей гимназии: (Заметки комментатора)», предложенной в ближайшие номера журнала «Русская литература».

84

Так, например, в тетради с черновиками встречаются фрагменты из первой книги «Истории от основания города» Тита Ливия в переводе на французский (эпизоды о происхождении Ромула и Рема, о войне сабинян и Ромула, о царствовании Нумы Помпилия и т. д.) (ИРЛИ. № 24360а. Л. 37 об. – 38, 40 об., 44, 76 об.).

На творчество Мережковского гимназические практики переводов и переложений не могли не оказать определенного воздействия. Полифония языковых пластов и разнообразие культурных кодов стали истоком поликультурной ориентации его поэзии и прозы. Это отмечали, в частности, критики, называя отличительной чертой поэзии Мережковского обильное использование переложений и пересказов произведений мировой культуры 85 .

Эксплуатацию тем, сюжетов и мотивов из различных источников можно отметить уже в гимназических стихотворениях. Это и прямые переводы из мировой поэзии (Гейне, Гете, Гораций, А. Доде 86 , Ю. Кернер, А. Мюссе, Т. Тассо, Карл Эгон фон Эберт), и стихотворные переложения различных легенд и мифов (античных, буддийских, индуистских, библейских, евангельских, мусульманских и т. д.) и подражания им. Иногда основу стихотворных произведений составляют хрестоматийные тексты, изучавшиеся в гимназическом курсе, в стилистической переработке, образной, просодической и жанровой перекодировке. На фоне наивной эпигонской лирики Мережковского-гимназиста эти поэтические переводы-переложения выглядят подчас более профессионально.

85

См., например, в ругательной рецензии Буренина на сборник «Символы» указание, что стихотворения Мережковского «извлечены из чужих песен и поэм, давно написанных и напечатанных в книгах» (Граф Алексис Жасминов [Буренин В. П.]. Литературный вечер у виконтессы Аврелии Иланг-Иланг // Новое Время. 1892. 28 февраля. № 5747. С. 2). Об этом пишет и М. Плотников в положительной рецензии на тот же сборник, отмечая поразительное «разнообразие затрагиваемых тем, сюжетов, мотивов» в книге и необычайное многообразие стран, в которых автор «черпает свое вдохновение»: «под ясным небом Греции или Италии, на высотах Альп, в древней Индии, библейской Палестине, современном Париже, как и под туманным небом Петербурга» (Волжский вестник. 1892. 6 июня. № 139. С. 2–3).

86

Мережковскому-семикласснику принадлежит перевод шуточного стихотворения А. Доде «Сливы» («Les Prunes») из его поэтического сборника-дебюта «Влюбленные» («Les Amoureuses», 1859) (ИРЛИ. № 24269. Л. 46–48).

Прежде всего отметим небольшой круг текстов, связанных с чтением и разбором «Метаморфоз» Овидия на занятиях латынью у замечательного латиниста Э. Э. Кесслера в пятом классе. Среди гимназических опусов сохранилось три поэтических текста, имеющих отношение к изложению мифа о Фаэтоне во второй книге этой поэмы. Первый – стихотворение под заглавием «Климена и Элиады» 87 , которое можно соотнести со ст. 333–366; второй текст под заглавием «Горесть Климены» 88 , являющийся сокращенной переработкой первого стихотворения (соотносится со ст. 333–339); третий – стихотворный перевод начала второй книги (ст. 1–11) 89 .

87

ИРЛИ. № 24271. Л. 118 об.—119.

88

ИРЛИ. Ф. 649. Оп. 4. Ед. хр. 234. Л. 35 об.

89

ИРЛИ. № 24271. Л. 92 об.

Стихотворение «Горесть Климены» Мережковской определил как «подражание». Стихотворение скорее выдержано в ключе эпических поэм Гомера, чем в лаконичной, как бы недосказанной манере Овидия, и более чем в два раза по объему превышает фрагмент подлинника за счет привнесения эмоциональных эпитетов и драматических подробностей, отсутствующих в оригинале 90 :

ГОРЕСТЬ КЛИМЕНЫ

(Подражание Овидию)

…Грустно, с слезами Климена, свершивши молитвы,Горю такому приличные, стала отыскивать тело.Или хоть кости драгие погибшего милого сына.Шла она долго в печали безумной, рыдая и плача,Перси и кудри свои и одежду терзая всечастно.Раз подошла она к брегу реки чужеземной,Камень могильный стоял на песке там, и кости лежали,И Фаэтона священное имя на нем прочитавши,С криком ужасным она на земле распласталась недвижно.С страстной любовью над камнем могильным склонилась Климена,Вместе с блаженством и с мукою милое имя читала,Белые перси открывши, она прижимала к нему их,С воплем отчаянья мрамор могильный, немой, безответныйПламенной грудью ласкала и грела в объятиях теплых.Мертвые кости она целовала так долго, так страстно,Как не целует любовница друга в минуту восторгов…

90

Ср. в оригинале:

at Clymene postquam dixit, quaecumque fueruntin tantis dicenda malis, lugubris et amenset laniata sinus totum percensuit orbemexanimesque artus primo, mox ossa requiresrepperit ossa tamen peregrina condita ripaincubuitque loco nomenque in marmore lectumperfudit lacrimis et aperto pectore fovit.

Еще дальше от оригинала отстоит стихотворение «Нарцисс» 91 , написанное Мережковским через год. Сюжет из третьей книги «Метаморфоз» здесь сильно редуцирован: эпизоды о рождении Нарцисса и о неразделенной любви к нему нимфы Эхо отсутствуют, изменена стилистика и просодия – и по сути дела перед нами самостоятельная стихотворная версия древнегреческого мифа.

К отдельной группе гимназических «переводов» и «переделок» следует отнести крупные произведения на былинные сюжеты. Они были написаны Мережковским в пятом и шестом классах, когда на уроках русской словесности изучались и разбирались произведения устного народного творчества. На эти же годы, судя по всему, как раз приходится пик интереса поэта к фольклору и мифологии. Среди его поэтических опусов этого времени, кроме переложения библейских и евангельских сюжетов, сур из Корана, античных и восточных мифов, встречаются также стихотворные изложения греческих и татарских народных легенд и поверий, которые гимназист собирал во время поездок по Крыму, как раз в средних классах гимназии.

91

Отклик: Литературный сборник в пользу студентов и слушательниц Высших женских курсов города С. П. Б. СПб., 1881. С. 154–157, с подписью: «Д. Мережковский». Под беловым автографом текста стоит дата: «Февраль. 1881» (ИРЛИ. № 24269. Л. 137–139).

Самая близкая имитация былинного текста – «Песня про Илейку да Добрынюшку, про братцев названных» 92 . Она написана былинным стихом, с использованием былинной лексики и представляет собой контаминацию нескольких былинных сюжетов о русских богатырях. Автор в то время был в шестом классе, и именно в курсе шестого класса гимназисты разбирали былины об Илье Муромце 93 . Тогда же было написано и построенное на фольклорных образах, с имитацией былинной просодии стихотворение «Дуб» 94 .

92

ИРЛИ. № 24269. Л. 108 об. – 117. Эта «былина» датируется по расположению в тетради концом 1880 г., т. е. написана в конце первого полугодия шестого класса.

93

См. в программе по словесности за шестой класс: ЦГИА СПб. Ф. 439. Оп. 1. Д. 5089. Л. 10 об.

94

Голова горит, не спится все,

Шепчет на ухо мне греза томная:«За горами, за лесами дремучимиЗа степями, за песками сыпучими,У того ль пустынного помория,У того ли синего у взмория,Там возрос ветвистый дуб, зеленый дуб,А на нем гнездятся птицы райские,А кто ляжет под зеленым дубом тем,Сладким сном тому уснуть на веки вечные,От лихой тоски-злодейки исцелитися,Позабыть ему и горе-горькое.

и т. д. ИРЛИ. № 24269. Л. 147–147 об.; написано 25 февраля 1881 г.

Если «Песню про Илейку…» можно назвать «подражанием», то к другим текстам на былинные сюжеты это слово применить сложно. Так, невозможно назвать имитацией былинного текста стихотворение «Святогор» 95 . Хоть оно и имеет подзаголовок «былина» и сюжет его отсылает к тексту былины «Святогор и Илья Муромец», но и ритмически, и стилистически стихотворение по сути дела является балладой. Еще большей трансформации подвергнуты былинные тексты о Соловье Будимировиче в стихотворении «Песнь о Будимире» 96 , которое имеет тот же подзаголовок, но в нем не только не соблюден былинный размер, но и сам текст (контаминация нескольких сюжетов) переработан в сентиментально-романтическом ключе.

95

ИРЛИ. Ф. 649. Оп. 4. Ед. хр. 234. Л. 61–62 об.; ИРЛИ. № 24269. Л. 151–153 об. Датировано 30 апреля 1880 г., т. е. написано было в пятом классе.

96

ИРЛИ. № 24269. Л. 57–60 об. Датируется августом 1880 г., т. е. написано после окончания пятого класса.