Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

— А мужиков в России много.

— Ошибаетесь! Настоящих мужиков в России осталось мало и скоро не будет совсем. Жадности цивилизации нет предела. Ваша человеческая порода будет переработана и уничтожена в ближайшие годы.

— Не понимаю.

— Вас выдернули из деревни и сделали милиционером, так? Других, таких же крепких, неглупых, непьющих русских мужиков, оставшихся в живых после военной мясорубки, растащили по городам. На вас держится городская цивилизация, ее промышленность, культура, искусство. Но только не явно, не на поверхности, а как бы под спудом. Из вас берут соки, здоровую кровь. Но все это скоро окажется трухой. Коммунистическую державу, созданную на ваших костях и крови, на весь мир объявят пугалом. Когда от вас не останется ничего, совсем ничего, придут новые люди. Не знаю, как они себя назовут, но только цинизм их будет беспределен. А вас, Максим Максимович, не будет. Для отбросов вашей породы отведут резервации, чтобы цивилизованные хамы на недорогих «фольксвагенах» могли заехать в русскую деревню, скажем, под названием Красный Конь, выпить кружечку ледяного кваса и скушать порцию «russian pelmeni». Вы понимаете, о чем я? В первую очередь цивилизация пожирает самое вкусное — человеческие породы. Чтобы напитать свой мозг, насытить воображение.

— Вы тоже из них?

— Разумеется! Я цивилизованный человек и, смею думать, человек будущего. Но мое настоящее время еще не пришло.

— А пока вы напитываетесь человеческой кровью?

Гнеушев неприятно засмеялся.

— Борис Вениаминович, два вопроса, — гнул свое Соколов. — Первый: откуда вы знаете про Красный Конь?

— Мне рассказывал Палисадов.

— Второй вопрос. Просто предположительно, могла ли убитая девушка представлять для вас интерес с точки зрения, так сказать, стопроцентной человеческой породы?

— Вы снова предлагаете игру, капитан? Говорите прямо.

— Вы ее убили?

— Предположим. Но я не Родион Раскольников, а вы не Порфирий Петрович. Если у вас есть доказательства, положите на стол.

— Доказательств нет. Но я думаю, что Лизу убили вы и что у вас не было для этого никаких личных мотивов. Вы не эстет, Гнеушев. Вы наемный убийца. Фигура в нашей стране редкая, но встречающаяся. И знаете что? В Малютове я готов был пристрелить вас, как взбесившегося пса. Я не сделал это только потому, что люди, стоящие за вами, не должны так просто отделаться. Сейчас вы сдадите мне этих людей с головой.

Гнеушев насмешливо смотрел на капитана.

— Неужели ты не понимаешь, бедный мой Соколов, что в этой игре ты даже не пешка? Ты пылинка на шахматной доске. Неужели ты не знаешь, что наемный убийца никогда не выдает заказчика, потому что никогда не знает его в лицо? Мне жаль тебя, капитан! Я мог бы придушить тебя, как ту твою глупую девку, и вывезти тело по частям на городские помойки. Но это неэстетично. Поэтому я просто говорю тебе: пошел вон, скотина!

Соколов грустно вздохнул.

— Не думал, что придется побывать в шантажистах. В этой папке, Гнеушев, на которую ты правильно с тревогой посматриваешь, есть один любопытнейший документ. Обозначу его пунктиром. Летние спортивные лагеря. Один из мальчиков загадочно исчез. Второй сошел с ума и попал в лечебницу. Третий повесился, оставив записку, где написал, что после того, что ты с ним сделал, он больше не может жить. Милиция обнаружила записку раньше родителей, но почему-то им не показала. Четвертый мальчик не закончил школу, ушел из дома и стал зарабатывать в качестве весьма специфической забавы для богатых иностранцев. Пятый… Мне продолжать?

Гнеушев побледнел.

— Откуда?

— Не имеет значения. Значение имеет то, что в случае моего исчезновения, а также твоего нежелания мне помочь, копии этих материалов будет разосланы родителям мальчиков, в школу, в газеты и, конечно, в прокуратуру. Где-то этим бумагам обязательно будет дан ход. Ты, Гнеушев, хотя и высокий профессионал, но по уши в дерьме. И когда все это дерьмо станет известным, спасать тебя никто не будет. И почему-то мне кажется, что первыми к тебе придут отцы тех мальчиков.

— Сволочь! — пробормотал учитель. — Недооценил я тебя. Надо было еще в Малютове тебя замочить. Но учти, с этой минуты ты все равно покойник. Это вопрос времени.

— Все под Богом ходим, — согласился Максим Максимыч.

— Твоя взяла, Соколов! Сдам я тебе их веселую гоп-компанию.

— Ты убил Лизу?

— Ты же знаешь.

— Не все. Скорее всего, тебя послали убить еще и Палисадова, единственного свидетеля той оргии. Бутылку с отравленным вином ты хорошо спрятал. Но я ее нашел.

— Где, интересно?

— Не надо было грибочки по кустам собирать.

— Понятно… Почему же Палисадов еще жив?

— Что-то тебя остановило. Но прежде позволь, Борис Вениаминович, проверить одно мое предположение. Ужасно мне это интересно! Почему ты опоздал на вокзал тем утром?

— Просто опоздал.

— Не верю. Не тот ты человек, чтобы опаздывать. Девушка была убита около шести часов утра. Московский поезд приходит в Малютов в семь тридцать и стоит десять минут. У тебя было достаточно времени, чтобы вернуться в гостиницу, вымыть обувь, переодеться и не спеша дойти до вокзала. А ты мало того что опоздал, но еще и так сделал, чтобы я перед приходом дневного поезда тебя с нетерпением ждал.

— Правда, забавно? — развеселился Гнеушев. — Продолжай, капитан! Ты мне снова стал интересен.

— Благодарствуйте. Когда я выяснил, каким образом убили Лизавету, то сразу понял, что убийца не местный, а гастролер. Но зачем было гастролеру намеренно указывать на то, что он гастролер? Не логичнее ли имитировать местное убийство? Пырнуть ножом, просто задушить руками? А тут откровенная демонстрация: никаких признаков ограбления, изнасилования. Может быть, маньяк? Маньяк, который убивает жертв таким необычным способом и получает от этого удовольствие? Тогда каким образом местная горничная оказалась наедине с приезжим маньяком в такой ранний час в таком безлюдном месте? Я хорошо знал Лизавету. Она была девушка осторожная.

— О’кей! — засмеялся Гнеушев. — То-то ты изумился, когда я пришел прямо к тебе в руки. Зачем, вот вопрос?

— Ответ только один. Тебе необходимо было открыться мне. Не явно, конечно, но так, чтобы я понял, кто убийца. Ты испугался, Гнеушев. Это с виду ты был наглый и самоуверенный, а внутри дрожал от страха. Твои заказчики могли нанять еще одного человека, который выбросит тебя из поезда с ножом между ребрами. И — кто знает — не организуй ты эту встречу со мной, мы сейчас не пили бы с тобой твой замечательный бразильский кофе. А вот уничтожить тебя после встречи со мной было уже проблематично. Слишком ты засветился.

— Слушай меня внимательно, капитан, — внезапно посерьезнел Гнеушев. — С этой минуты кончаются наши игры. Сейчас я впутаю тебя в очень скверное дело. Прости, но ты сам этого хотел. Слушай, мой бедный Соколов. Во-первых, я не убивал твоей Лизы…

Глава двадцать четвертая Дрянь!

Танковая колонна надвигалась на людей. С сосредоточенными лицами люди упирались ладонями в лобовую броню передней машины и отступали медленно и беззвучно. Молчали они, молчал и командир батальона майор Суровин, высунувшись по пояс из люка. В этой тишине было что-то жуткое. Всем было ясно, что бесконечно продолжаться это не может. Нервы были на пределе, и струна рано или поздно должна была лопнуть.