Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

Потом пришел участковый.

Допрашивал Колю седой усатый капитан, товарищ отца. Зачитал заявление родителей того мальчика и несколько раз во время чтения спросил: так оно было на самом деле?

— Вот что, Колян, — сказал капитан, — будь ты совершеннолетним, загремел бы в солнечный Магадан, как один хороший певец нашей с твоим отцом светлой юности. И загремишь в конце концов. Это уже понятно.

— Что мне делать? — спросил его Коля тем же голосом, каким мать спрашивала профессора-сексопатолога.

— Родителей твоих жалко! За что им такой позор, а?

— Что мне делать? — упрямо повторил Коля, уже смирившись с мыслью, что в этом мире его, «урода», никто жалеть не обязан.

Капитан оглянулся на закрытую дверь.

— Тикай, Колька, в Свердловск, а еще лучше — в саму Москву, — прошептал он. — Там, я слышал, вашего брата много. А в нашем поселке тебя или посадят, или насмерть забьют.

И Коля Истомин бежал в Москву.

Ему повезло. И трех дней не проболтался он на вокзале, как вычислил его опытным взглядом крупный московский сутенер.

— Дурочка! — выговаривал он Николаю нежным баритоном в шикарном номере «Метрополя». — Чего ты искал на Казанском вокзале? Приключений на свою хорошенькую попку?

Он поселил Николая в том же номере. Поселил на время, обещая, что через год Николай сможет купить себе в Москве прописку и квартиру. И тем же вечером привел к нему первого клиента, иностранца…

— Кого я только не повидал, — говорил Истомин. — И дипломатов, блин, и академиков разных умных наук. И артистов всенародных, которых раньше только по телевизору видел. Эх, знал бы мой батя!

— Чего они от тебя хотели? — осторожно спросил Джон.

Истомин хрипло засмеялся.

— А ты любопытный мальчик! Только этого в трех словах не расскажешь. Много, братишка, непонятных слов придумало человечество. «Страпон». «Фистинг». «Римлинг». «Ануслинг». «Флагелляция». Я за первый год в Москве, считай, новый язык выучил. Но я тебе этих слов объяснять не буду. Еще сблюешь прямо на пол.

— Неужели родители не пытались тебя разыскать?

— Родители! — в накрашенных глазах Истомина показались слезы. — Как ты думаешь, на какие деньги я доехал до Москвы? На те, что на другой день после разговора с капитаном нашел в своей куртке. И как, ты думаешь, эти деньги там оказались?

— Неужели…

— Батя подбросил.

— Но ведь это…

— Бесчеловечно? Какие еще ты знаешь слова? Я этих слов, братишка, может, целую тысячу вспомнил, пока в столицу в общем вагоне ехал.

Истомин снова закурил.

— Но потом всё понял и простил. А когда простил, мне с клиентами легче стало. Стал я к ним как к больным людям относиться. Вроде нянечки или медсестры в палате для «тяжелых». А родители — что? Ну, судили бы меня на глазах всего поселка или повесился бы я. Кому от этого было бы хорошо? Давай выпьем лучше. Фрау, водки!

Стюардесса принесла два пластиковых стаканчика.

— Найн, фрау, — сказал ей Истомин. — Пузырь давай!

Джон вздохнул. Отказать Истомину после его рассказа было невозможно.

— Понимаешь, я не голубой, — сказал Истомин, когда они выпили по первой. — Я — женщина. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Я бабой хочу быть. По полной программе бабой. Я детей рожать хочу!

— А зачем летишь в Таиланд?

— Вот о том и речь, — строгим голосом ответил Николай. — Привязался ко мне в Москве один немчик. Бога-а-тенький! Потащил за собой в ФРГ. Обещал, если хорошо буду себя вести, сделает мне операцию за свой счет. Но в Европе это дорого, а немцы народ прижимистый. В Азии дешевле. Особенно в Таиланде. Там пол поменять, что у нас аппендикс вырезать.

— Дай тебе Бог! — растроганно сказал Джон, разгоряченный водкой и рассказом Истомина. — А не обманет тебя немчик?

— Я ему тогда ночью яйца отрежу, — нахмурился Николай.

— Николя-ай! — раздался позади пьяноватый голос с немецким акцентом. — Где ти, шя-а-лю-ун?!

— Фашист зовет, — раздраженно сказал Истомин. — Соскучился, сволочь. Прощай, брат! Может, увидимся еще? Когда я женщиной стану.

— Обязательно увидимся, Ника! — уверенно отвечал Половинкин.

Глава девятнадцатая «Добро пожаловать в ад!»

Вирский не обманул Половинкина.

Он не сажал девочку на иглу. Он терпеть не мог всех этих иголок, этого бездумного, варварского обращения с кровью, когда она врывается в шприц из напряженной вены и затем медленно возвращается обратно под искусственным давлением. О-о, он насмотрелся на этих несчастных наркоманов, которых приводили к нему мамочки, веря в его чудесные способности. Что ж, он, наверное, мог бы помочь им… Но он вовсе не собирался тратить свои драгоценные магические силы на каких-то гадких мальчишек.

Как-то он застукал их прямо в подъезде, где находился его офис и молельный дом. Мальчишки потихоньку смылись от родителей во время моления и ширялись на лестничной площадке возле мутного, загаженного мухами окна. Заметив Вирского, они испугались, как если бы их застали за онанизмом. Один выронил шприц, уже всаженный в вену, с немалым трудом найденную. Кровь брызнула на стены и стекло. Вирский отвернулся.

Нет, он не сажал девочку на иглу. Правда, по дороге из Кронштадта, в машине, пришлось незаметно сделать ей инъекцию в бедро. Ася этого не заметила, такой тонкой, тоньше комариного носа, была иголочка. Через несколько секунд она впала в эйфорию и перестала дергаться.

Она все время дергалась, вертлявая сучка! И что странно: управляемой она становилась в состоянии наркотической эйфории, когда другим, нормальным человеком управлять как раз очень трудно. Ася же делалась доброй, послушной, ласковой девочкой. Она называла Вирского «мой папочка», а несколько раз церемонно, по-старинному назвала его «батюшка».

И все-таки он не сажал девочку на иглу. Но, сам того не желая, пристрастил к старому доброму кокаину, которым иногда баловался. Кто знал, что девчонка подсядет на порошок сразу и станет требовать каждый день, по нескольку раз в день. Черт! Это не входило в его планы!

С величайшим риском, помня суровые законы Королевства Таиланд о наркотиках, он провез в Бангкок несколько пакетиков с кокаином. Это было необходимо, учитывая, что девчонка может запсиховать. А искать наркотики в Таиланде — безумие.

Вирский подошел к трюмо, открыл ящик и достал книгу, в которой прятал кокаин. Пролистал ее, побелел лицом от страха. Ни одного пакетика! Сучка все-таки нашла и стащила!

Где она? Возможно, угощает наркотой своих немецких дружков. Или, что еще хуже, своих тайских подружек. Вирский пулей вылетел из комфортабельной кондиционированной хижины на горячий раскаленный пляж — и тут же понял, что самые страшные опасения сбылись.