Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2

Какое страшное зрелище, какая леденящая душу картина!

Рядом, близко друг к другу, лежало восемь голых трупов без голов. Все это были сильные, здоровые тела мужчин, но страшно обезображенные предсмертными страданиями-судорогами. Так, у одного трупа были скорчены руки и ноги чуть не в дугу, у другого — пятки были прижаты почти к спине.

Рядом лежали восемь же отрезанных голов.

Эти головы были еще ужаснее трупов! Точно головы безумного царя Ииуйи, в которые он играл, как в бирюльки.

У некоторых глаза были закрыты, у других открыты, и в них застыло выражение смертельного ужаса и смертельных мук.

Тусклый, хмурый свет падал на эту страшную гекатомбу мертвых тел из высокого оконца покойницкой.

— Ну, доктор, пора! Пожалуйте сюда! — пригласил меня Путилин.

Поверите ли, я был рад спрятаться даже за такое мрачное прикрытие, лишь бы только не видеть этого зрелища.

По условленному знаку в мертвецкую стали впускать посетителей по одному.

Кого тут только не было, в этой пестрой, непрерывно тянущейся ленте публики! Это был живой, крайне разнообразный калейдоскоп столичных типов, начиная от нищенки и кончая расфранченными барыньками, любительницами, очевидно, сильных ощущений; начиная от последних простолюдинов и кончая денди в блестящих цилиндрах.

Все входили и почти без исключения отшатывались в ужасе назад, особенно в первый момент. «О, Господи!» — в страхе шептали-шамкали ветхие старушки, творя молитвы и крестя себя дрожащей рукой.

Были и такие посетители обоего пола, которые с громким криком страха сию же секунду вылетали обратно, даже хорошенько еще ничего не разглядев.

С двумя дамами сделалось дурно: с одной — истерика, с другой — обморок. Их обеих подхватил и вывел сторож.

— И чего, дуры, лезут... — невольно ворчал талантливый сыщик.

Тут, кстати, не могу не упомянуть об одном водевильном, курьезном эпизоде, столь мало подходящем к этому страшному и мрачному месту.

В мертвецкую вошел какой-то хмурый, понурый мещанин. Он истово перекрестился и только собрался начать лицезрение этой «веселенькой» картины, как вдруг я, наступив на край гробовой крышки, потерял равновесие и... и грянулся вместе с ней на пол.

Крик ужаса огласил покойницкую.

Мещанин с перекошенным от ужаса лицом вылетел как пуля, крича не своим голосом:

— Спасите! Спасите! Покойники летят, покойники!

Я быстро, еле удерживаясь от хохота, вскочил и пристроился, как и прежде.

— Это черт знает что такое, доктор! — начал мой друг строго распекать меня, хотя я отлично видел, что губы его трясутся от сдерживаемого смеха. — Ты, батенька, не Бобчинский, который в «Ревизоре» влетает в комнату вместе с дверью. Эдак ты мне все дело можешь испортить...

Продолжать шепот было невозможно, так как в это царство ужаса вошла новая посетительница.

Меня несколько удивило то обстоятельство, что, войдя, она не перекрестилась, как делали это все, а без тени страха и какого-либо смущения решительно подошла к трупам и головам.

Она стояла к нам вполоборота, так что мне был виден профиль ее лица.

Этот профиль был поразительно красив, как красива была и вся ее роскошная фигура с высокой грудью. Среднего роста, одета она была в щегольской драповый полудипломат, в белом шелковом платке на голове.

Она несколько секунд простояла молча, не сводя взора с трупов и голов, потом вдруг быстрым движением схватила одну из голов и приставила к обезглавленному туловищу.

Затем через несколько секунд она так же быстро сдернула мертвую голову и, положив ее на прежнее место, пошла к выходу.

Лишь только успела она перешагнуть порог, как Путилин быстрее молнии выскочил из своей мрачной засады, бросился к двери и закрыл ее на задвижку.

— Скорее, доктор, помоги мне расставить гробы на их прежнее место.

Я стал помогать ему.

— Ну, а теперь быстро в путь!

Он высоко поднял воротник шубы, так что лицо его не стало видно, и, отдернув задвижку, вышел из покойницкой.

— А как же ты врешь, что поодиночке пускают? — напустилась на сторожа вереница посетителей. — А их вон там трое было.

Путилин быстро шел больничным двором, направляясь к воротам. Я еле поспевал за ним.

Впереди мелькал белый платок.

— Чуть-чуть потише... — шепнул мне сыщик.

Когда платок скрылся в воротах, мы опять прибавили шагу и вскоре вышли на проспект. Тут, на углу больничного здания, на тротуаре стояла женщина в белом платке рядом с высоким, дюжим парнем в кожаной куртке и высокой барашковой шапке. Они о чем-то оживленно и тихо говорили.

Когда мы поравнялись с ними, женщина пристально и долго поглядела на нас.

Потом, быстро подозвав извозчика, они уселись в сани и скоро скрылись из наших глаз.

— Ну и мы отправимся восвояси! — спокойно проговорил Путилин.

В тот же день, под вечер, он приехал ко мне переодетый и загримированный самым отпетым золоторотцем.

Обрядив и меня в ужасные отрепья, он протянул серебряный портсигар.

— Эту вещь ты будешь продавать в «Хрустальном дворце», если понадобится.

— Где? — удивился я.

— Увидишь... — лаконично бросил он.

И вскоре действительно я увидел этот «великолепный» дворец.

В одном из флигелей большого дома в Тарасовом переулке, рядом с «Ершами», внизу, в подвальном этаже, висела крохотная грязная вывеска: «Закусочная».

Когда мы подошли к обледенелым ступеням, ведущим в это логовище, нам преградил дорогу какой-то негодяй с лицом настоящего каторжника.

— А как Богу молитесь? — сиплым голосом прорычал он, подозрительно впиваясь в нас щелками своих узких, заплывших от пьянства глаз.

— По Ермилу-ножичку, по Фомушке-Фоме да по отвертке-куме! — быстро ответил бесстрашный сыщик.

— А-а... — довольным тоном прорычал негодяй. — Много охулили?

— Кисет с табаком да кошель с пятаком.

Путилин быстро спустился в подвал, я за ним.

Когда мы вошли внутрь этого диковинного логовища, я невольно попятился назад: таким отвратительным зловонием ударило в лицо.

Несмотря на то что тут было очень много народа, холод стоял страшный. Ледяные сосульки висели на грязных окнах, снег искрился в углах этого воровского подвала.