Русский транзит

А больше никем Глиста с Беспределом не могли управлять – ни дистанционно, ни впрямую. Мозги не те. Вот разве темпераментные горцы-кавказцы? Тоже ни в какие ворота не лезет. Беспредел иначе как «чурками» их не называет, ненавидит люто, на зоне при разборках смертным боем бил, за что и один из довесков к сроку получил.

Сколько веревочке ни виться, а… обрывается. Здесь мне ловить больше нечего.

Оглядел в последний раз порушенный катран. На столе там-сям оставленные в панике деньги, пачки денег. Кому оставленные? Не Глисте же с Беспределом! Шакалье, соберут все до последней купюры – есть на кого свалить. Так уж лучше… Семь бед – один ответ!

Я вытряхнул подушку из наволочки (на топчане лежала), напихал, набил наволочку деньгами. Пригодятся в моем нынешнем положении.

Все. Уходя – уходи.

– Что ты им там устроил? – поинтересовался Швед, когда я хлопнул дверцей и уселся рядом с ним. – Брызнули, как тараканы из мичуринского арбуза! По машинам попрыгали – и в три секунды испарились! Что ты с ними со всеми сделал?

– Пальцем погрозил.

– Понял… Нет, серьезно! Добился чего-нибудь толкового?

– Добился… – я расправил горловину наволочки. – С паршивой овцы хоть шерсти клок. Давай-ка посчитаем.

Посчитали. Сорок шесть штук.

Чуть не хватило до тех пятидесяти, из-за которых Борюсику пришлось распрощаться с белым светом. Закон сохранения чего-то там! Если в одном месте вдруг исчезло, пропало, то в другом месте так или иначе обнаружится.

Ах да, Борюсик ведь не отдал требуемой суммы. И Глиста с Беспределом, как выяснилось, ни при чем, не требовали они у Борюсика полста штук.

Что ж, тогда другой закон, футбольный: не забиваешь ты – забивают тебе.

Я оставил себе порядка десяти тысяч, пять – вручил Шведу.

– Мне-то за что! Перестань!

– За красивые глаза. Не выёживайся. Овес нынче дорог. А вот это все, – пододвинул к нему наволочку с оставшимся содержимым, – положи куда-нибудь. Найдется у тебя укромный уголок? До поры, до времени.

– Понял!.. А теперь?

– А теперь – к «Пальмире». Но предварительно тормозни где-нибудь у телефона.

Никогда не мешает лишний раз провериться. Поздний вечер.

«До самого позднего вечера я – в «Пальмире». Звоните непременно. Целиком в вашем распоряжении».

Но вопрос – не воспринял ли стриженый мент с папкой приглашение в свой адрес, как я воспринял слова Мезенцева в свой. Третий – лишний. Мент при нашей с директором встрече – как раз этот самый третий. А если он, мент, уже там, в кабинете Мезенцева, то третий лишний – я. Так что лучше подстраховаться.

В кабинете у директора никого не оказалось. До такой степени никого, что и Мезенцева тоже.

Длинные гудки.

Швед чуть отставил трубку от уха, чтобы мне тоже было слышно. Звонить-говорить я предложил Шведу – на всякий случай. Как ни изменяй голос, профи сразу засечет, что голос изменен. А среди ментов тоже бывают профи…

Длинные гудки.

Я набрал свой собственный «пальмирный» номер.

Швед прочистил глотку коротким внушительным покашливанием, приосанился (что затруднительно в тесной будке, рассчитанной на одного, а нас двое).

– «Пальмира»! – Олег. По голосу – уже порядочно принявший.

– Добрый вечер! – начал Швед административно-командным тоном. – С вами говорит зампред комиссии Ленсовета по торговле Бр-бр-брский.

– Слушаю! – прозвучало у Олежека как «слушаюс-с-с!».

– Николай Владимирович должен быть в своем кабинете, мы договаривались. Почему его нет?!

– А… а он уехал… Он уже уехал.

– Мда. Непонятно… И давно?

– Больше часа назад.

– Мда. И координаты никакие не оставлял?

– Нет.

– Мда. Непонятно. А кто у телефона?

– Сотрудник! – все-таки административно-командный тон вызывает мгновенную ответную реакцию! Сотрудник! Откуда, из каких глубин у бармена Олежека и слово-то такое всплыло!

– Фамилия? – пуганул Швед.

– Др-др-дрский.

– Как? Повторите разборчивей!

– Др-др-дрский!

Дефект дикции у Олега явно не по причине принятого внутрь количества «Ахтамара». Ответная мера предосторожности. Кто знает, зачем зампреду Бр-бр-брскому фамилия сотрудника?! Директора нет, а виноватым окажется бармен – знаем мы эти замашки! Научены!

Вот и поговорили – Бр-бр-брский с Др-др-дрским. А как, кстати, на самом деле фамилия Олега? Никогда не задумывался, на кой?! Олег и Олег. Юрка и Юрка. Я-то – Бояров, но на то я и Бояров, чтобы знали-понимали: Бояров!

Швед дал отбой и вопросительно посмотрел на меня. Я набрал еще один номер, пояснив:

– Администратор. Миша Грюнберг. Посолидней. «Северная Пальмира».

Швед сменил интонацию, тембр и… язык. Он, стоило трубке отозваться, протяжно заговорил на финском.

Грюнберг, я слышал, сначала предупредительно демонстрировал непонимание («Сорри?.. Сорри?..»), потом все-таки нашел выход из тупика: «Пухуттеко энклантиа?».

– Юммярян! – обрадовался Швед. Вот уж Швед, так швед!

И выяснив, что оба говорят-понимают по-английски, они побеседовали. Швед мимикой показывал мне: пусто, пролет.

– Действительно, уехал. Куда, не сказал. Не докладывается. И – с концами.

Весь мой подъем, весь мой кураж улетучился. Вероятно, это ясней некуда проявилось в моем лице. Потому что Швед сочувственно предложил:

– А если домой ему позвонить? У тебя есть его домашний?

У меня где-то был домашний телефон Мезенцева. Но рыться в бумажках, выискивать в полутьме среди сотен номеров один – блокнот давно рассыпался, старый заслуженный блокнот, каких только нужных людей он ни хранит.

Директор был сейчас, пожалуй, самым нужным. Но! Если он сказал мне (а он сказал именно мне в «Черной лошади»), что ждет меня в «Пальмире», и его там не оказалось, значит, обстоятельства несколько изменились. Несколько. А насколько – знает Мезенцев, но не я.

И если звонить директору, то туда, куда он сказал. Не сегодня, так завтра с утра.

И не к нему домой, а в «Пальмиру». Может, у него домашний телефон на прослушивании – мало ли! Мезенцев – фигура крупная, врагов-завистников предостаточно. И среди коллег, и среди так называемых правоохранительных органов. Только и ждут удобного случая схватить за задницу. Достаточно я насмотрелся на нравы «группы товарищей» в пору, когда отец был жив и был в силе.