Русский транзит

Классик на то и классик: чем больше женщину мы меньше…

Одно дурно: никогда не повторяйся, Бояров, – боком выйдет. А я и не повторялся – непроизвольно получилось: работа с автором обрела постельный смысл, домашний пароль-отзыв. Ничего общего с бабомужиком Хельгой Галински. С ней я – по расейскому распустяйству: надрался в стельку – трахнул, а с Марси… что я буду распространяться! Если угодно, из американского прагматизма: «просто интересно». И настолько сильный интерес (и взаимный, взаимный!), что шел я к ней вчера, хихикал от смущения: мол, ну Бояров, лимита ты нью- йоркская, женишься на коренной американке, проблемы с «пропиской» (в смысле, с гражданством) отпадут сами собой.

Тут откуда ни возьмись…

В общем, выхожу из душа – Марси трубку телефонную к груди прижимает, глазшци у нее… как тогда в «Русском Фаберже», когда я обложил ее по-черному.

Проблемы? Бодро интересуюсь. Какие-такие вдруг проблемы?! Теперь-то!

Проблемы. Был звонок. Хельга Галински. Могу я услышать Алекса Боярова? Извините, нет. Он занят. Очень занят? Очень! (Не скажешь ведь: он в душе!) А, ясно. Работа с автором, не так ли? Извините, что отвлекла.

Да уж, проблемы! Никогда не повторяйся, Бояров. Дурно.

Откуда эта бабомужик узнала, где я?! Откуда вообще всплыла?! Откуда ей известно про «работу с автором»?! На первые два вопроса я и сам затрудняюсь дать вразумительный ответ – сам представления не имею! А на третий вопрос тем более затрудняюсь дать вразумительный ответ – именно потому, что имею очень полное представление. А ответ держать перед Марси…

Марси – это бог войны, да? Вела она себя по-божески – в строгом соответствии с мифологической агрессивностью. Предыдущей ночью.

А нынче ночью язык у меня не повернулся затронуть тему, с которой я пришел сутки назад (еще вчера – полноценный, уже сегодня – безработный). Да и не мир это. Перемирие: надо заняться ранеными, подлечить… а там… посмотрим.

Лучшее лечение – известно. И для внутреннего, и для наружного использования. Лекарство. Нам растираться не к чему!

Есть ли? Весь скотч я выхлебал у Марси еще вчера. Не посылать же хозяйку дома в столь поздний час на улицу. Неровен час – прицепится кто, а мисс Арчдейл отнюдь не отставной десантник, соплей перешибут. Отставной же десантник, то бишь гость-Бояров, сама видишь, нетранспортабелен. Что там у нас в баре? Покрепче. Доставай, доставай! Ну, водка так водка. О, «Маккормик»! Годится!

– Алекс, ты разбавь. Вот апельсины…

– Баловство.

– Но нельзя же так! Невозможно!

Эх, расейским-семейным повеяло!

– Почему нельзя? Смотри: оп! Х-хы! А ты: невозможно!

– Алкач! – что выучила по-русски, то выучила.

– Алкач я, алкач! И ходок!

– Что?

– Это я так, это из одного фильма. Нашего. Ты не видела.

– Тогда мне тоже… Но с джусом.

Бессонная ночь. На сей раз в том смысле, который меня устроил. Да и Марси тоже. Весьма.

Включи какую-нибудь музыку. Просто как фон…

Don’t Be Cruel ’Love Me Tender ’Loving You’…

Глава 4

… That’s All Right!., My Baby Left Me…

Я направился в Квинс. Давно мы дома не были! Пыль протереть, цветочки полить, знаете ли.

Не заснуть бы за рулем. Погонял по волнам приемничка – сплошной Элвис. Печальная дата! 16 августа! Толпы паломников заполонили Мемфис! Четырнадцать лет назад здесь скончался Король! Он жив!.. По сути дела надо бы печалиться, а я пою, а я пою.

Голоса диск-жокеев источали энтузиазм, оптимизм, маразм. Человек помер, а они ликуют, будто не на поминках, а на крестинах. Впрочем, жизнь продолжается. Меня бы так хоронили и помнили! Хотя торопиться не стоит, я еще поживу. Если не перестану клевать за рулем и не впилюсь во что- нибудь бетонное-железное по пути. Надеюсь, это единственное условие того, что жизнь (бояровская) продолжается… All Shook Up.

Вот и Квинс. Если вы все же подвержены ностальгии, селитесь в Квинсе. Если Прибалтика для вас – тоже родная сторона, как бы там ни блажили вежливые максималисты («Оккупанты, вон!»), селитесь в Квинсе. Если ваших средств хватит, чтобы снять студию в муниципальном доме Старой Голландии, селитесь в Квинсе.

Вот и Квинс. А для меня, взращенного на аксеновщине, – пора, мой друг, пора! – Таллин и есть родная сторона. Сколько пропито в «Кянну Кукк» на Вильде! А в «Кунгла»! А в «Олимпии»! И что характерно – под сопровождение того же Элвиса: All Shook Up, I Got Stung!.. Да, я потрясен! Да, я ужален! Ну, полный Запад!.. А поколесив-помотавшись по Штатам, посетил Леву Перельмана в его частных владениях, в Старой Голландии Квинса – надо же условия тело- и ан- тиквариатохранительства обговорить! – и снова был потрясен-ужален: ну, полный Восток! В смысле, полный Таллин! Полный… абзац!

Нет, не Вышгород, не шпили, башни, флюгеры – а стрельчатые порталы, трехэтажные игрушечные домики, нижний город. Альпийские лужайки, дорожки аккуратные, чистота, зелень. Не сравнить с Шипсхэд-бей, где мне пришлось вести чердачное существование. Не сравнить с Брайтон-Бич, куда мне придется ежедневно ездить на работу (если мы с Левой сойдемся в цене: «Саша, вы знаете, как я вас ценю! Саша, вы только поймите меня правильно, больше меня вам никто не заплатит!»). Сравнить можно разве что с Таллином, только здесь зелени побольше.

И как только мы с Левой сошлись в цене Боярова Александра Евгеньевича, и как только Бояров Александр Евгеньевич утвердился в стабильности заработка… В общем, отыскал я себе уголок, где можно укрыться и от американского прагматизма, и от российского распустяйства одновременно. Конечно, моей снятой студии далеко до частного домика Левы, как… Левиному домику далековато до нью-кеннановского особнячка Лийки Ваарзагер, но – каждый на своем месте… далее по тексту генсека двухгодичной давности.

Неужто теперь придется отсюда съезжать? О стабильности заработка речи нет после вчерашней речи Перельмана. Двадцать тысяч – это единовременно, а дальше? В дело их вложить? Зал арендовать, учеников набрать? Или самому тряхнуть стариной – на татами вернуться? Не знаю. Пока не знаю.

Делай шаг вперед, по Боярову.

Не делай ничего, по мисс Арчдейл.

Печальная дата! 16 августа! That’s All Right. Жизнь продолжается, Приехали, Бояров. Квинс. Форест-парк. Паркуй «тендерберд». Живу я здесь. Пока живу – надеюсь.

Я сделал шаг вперед и – остолбенел. Это кто ж такой буйный меня навещал, пока меня здесь не было?

Погром в студии был знатный. Переломано все, что ломается. Изрезано все, что режется. Разбито все, что бьется. Разорвано в клочья все, что рвется. А по стеночке – размашистая фразочка, краской красной из баллончика: iNo seas copullo!