Русский вираж

— …Специальная команда прибудет из Дубая самолетом, ориентировочно в 22.30. Пароль — по варианту «Алеф». Обеспечьте прием команды, до их появления никаких активных действий не предпринимать. Потерять двенадцать человек! Дети шайтана!

— Слушаюсь! Принять спецкоманду, активных действий пока не предпринимать.

— Конец связи.

— Принято.

Так и есть, командир!

— А вот теперь, — радостно пропел Дима, — мы и свяжемся с городом. Это же просто праздник какой-то!

— Почему? — удивилась Наташа.

— Ах, сударыня, вы же умница, так легко догадаться, — улыбался Дима. — Должно быть, это от жары у вас фантазия плохо работает. Поймите, самолет со спецкомандой прилетит не в 22.30, а в 22.10! То есть «Бе-32» прилетит, Наташенька!

— А что с настоящим рейсом? Они же никуда не денутся.

— О чем вы? Какой такой настоящий? Наш будет единственным. Вот сейчас подойдет Серега, доложит обстановочку, и мы сделаем один коротенький звоночек.

Серега пришел, доложил обстановочку, и Дима сделал свой звоночек; правда, не слишком коротенький. Он заранее поколдовал с телефоном и вывел звук на динамик, чтобы Наташа могла прослушать разговор и добавить что-то, в случае необходимости.

— Докладывай быстрее, Рыжий, — недовольно рявкнул Саша-гонщик, слишком громко рявкнул, и Дима, морщась, убавил громкость звука.

— Шеф, дама слушает.

— Какая, черт… А, Наташа, извините. Что там у вас?

— Не новости, шеф, а шоколадная конфетка! Как вам понравится мысль — прилететь на тот аэродромчик совершенно легально?

— Как это — легально?! — судя по тону, Саша готов был взорваться от злости и нетерпения.

Дима мигом отбросил игривость и перешел к делу. Саша помолчал несколько минут, потом обратился к девушке:

— Наташа, вы слушали этот разговор? Все точно? Может, есть какие-то подробности?

— Дима правильно пересказал, добавлю только, что в составе команды двенадцать человек, профессионалы-наемники. Их командир употребил не совсем понятное мне слово, наиболее близок к нему термин «чистильщик», «зачистка»; вероятно, специализируются именно на прочесывании местности. Так что нельзя им позволить высадиться.

Если шеф и хотел прокомментировать непрошеный женский совет, то никак этого не показал, более того, поинтересовался:

— Они, что, совсем не шифруются?

— Нет, конечно, — Наташа даже удивилась. — Здесь учебный лагерь, у них же многоязычие, далеко не все знают и английский и арабский одновременно. Учат, конечно, но большинство пока на уровне ниже среднего разговорного. Команды выучили, и ладненько. Если все сообщения шифровать, такая путаница получится!

— Ладненько, — Саша-гонщик просто-таки мурлыкал. — Будет им спецкоманда, ох, будет! Ладно, если что серьезное — вызывайте. Отбой.

Не дожидаясь ответа, он повесил трубку. Солнце палило по-прежнему, но до заката оставалось часа два-три, не больше.

Частные лица. Воздушная прогулка за город

За оставшееся до вечера время пришлось сделать множество дел, но хотя Казак рвался принять участие во всех, его чуть ли не силой заставили отправиться поспать хотя бы несколько часов. Он подчинился, хотя был уверен, что не заснет, — но на самом деле его глаза закрылись ровно через полминуты после того, как голова коснулась подушки.

За то время, пока он спал, произошло множество событий, каждое из которых по отдельности ничем особенным не выделялось на ежедневном фоне.

По спутниковому каналу произошел телефонный разговор одного частного лица с другим, и второе частное лицо разрешило первому потратить некоторое количество денег — исключительно на собственные нужды и только из личной симпатии.

После этого несколько сумм перекочевало с одного банковского счета на другой, а потом деньги обналичили через банкоматы.

Несколько русских туристов забронировали билеты на рейсы в разные страны мира. Самолеты на этих рейсах вылетали завтра утром.

В салоне подержанных автомобилей наконец-то нашелся клиент на удлиненный бронированный «Мерседес», у которого всего лишь после полугода езды начало пробивать подвеску, не рассчитанную на дополнительный вес. По дешевке ушла машина, но хоть что-то…

Володька Климов, держащий четверть черного рынка вооружений и боеприпасов, заключил очень выгодную сделку, на радостях выпил больше обычного и был тяжело ранен в банальной пьяной поножовщине.

И еще разными людьми в разных местах было сделано несколько покупок, сунуто несколько взяток и перевезено несколько грузов. Обычная жизнь оживленного города…

Полковник запаса Марченко недоумевал: график работ по подготовке к завтрашним демонстрационным стрельбам вдруг отменили и ввели вместо него новый. Конечно, полковник знал про случившееся прошлой ночью во время заправки, но это же не повод для того, чтобы заправлять самолет еще вечером! Всю ночь стоять с полной нагрузкой — это же противоречит инструкции, а заодно и здравому смыслу!

Но спорить было бессмысленно, да и не с кем — с грехом пополам говорящий по-русски диспетчер передал решение администрации, и только.

— Сами, так и так, не знают, чего боятся! А у меня людей не хватает. — Марченко заодно помянул недобрым словом «блатных» назначенцев — летчика и переводчицу. Мало того, что оказались замешаны в скандале с угоном самолета, так еще и на работу с утра не явились. Может быть, конечно, и не прогул это, а например, опять в полицию вызвали, но предупредить-то можно было?

Когда уже ближе к вечеру Казак явился пред светлые очи начальства, то полковник прежде всего оценивающе глянул на его лицо. Понятно: под глазами синяки, да и не только под ними, сами глаза шалые какие-то, лицо помятое…

— Пил, что ли, всю ночь, а днем отмокал? — спросил его полковник и, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Ладно, не отвечай, врать хоть не придется. И так все ясно. Что ж мне с тобой делать-то, а? Может, домой отправить к чертовой матери, а? Да ладно, не бойся. Я понимаю — нелегко тебе сейчас… Только больше так не делай. Договорились?

У Казака в нагрудном кармане лежал факс, в котором полковнику запаса Марченко предписывалось прекратить всякий контроль над действиями Николая Морозова. Факс был настоящий, и Саша-гонщик заметил, что если полковник заерепенится, то можно будет вообще организовать его отстранение от должности.

Казак представил себе, как седой ветеран, только что чисто по-человечески посочувствовавший ему и простивший серьезный проступок, будет читать этот факс, написанный бездушным бюрократическим языком, — и понял, что поступить так не может. И вообще, никак по-другому не может, кроме как сказать: