Русско-прусские хроники

– Нет, пожалуй, и трудней,- сказал я.

– Настоящий слуга Господа не должен бояться ничего.

Недаром среди семи смертных грехов страх стоит на первом месте.

И в это время мы вышли к площади Святого Петра, уже заполненной паломниками, и впервые увидели знаменитый собор его же имени, где вскоре и должен был начать службу сам римский первосвященник.

Мы пробились ко входу, и здесь вдруг Илия посмотрел мне прямо в глаза.

– Одним из правил Всеитальянской Конфедерации Паладинов - я решил для удобства сокращенно называть ее по первым буквам ВКП - станет принцип беспрекословного подчинения младших старшим. И вот если ты настоящий сын церкви, то обязательно станешь членом ВКП и будешь следовать всем правилам .ее устава. И потому я прошу тебя, сын мой, когда войдешь в собор, не следи за мной, не отыскивай в толпе молящихся и, как только месса закончится, не дожидаясь меня, иди в гостиницу.- Я несколько удивился, но тут же подумал: "А что здесь особенного? Значит, так ему удобнее, а обратную дорогу я найду и без него". И тут же согласился.

– Вот и прекрасно!- воскликнул он,- Вот и прекрасно! Я думаю, ты вскоре станешь членом ВКП, и тогда я стану называть тебя не "сын мой", а "брат мой", ибо все мы будем равными друг другу и не будет среди нас ни "господ", ни "святых отцов", "преосвященств", ни "высокопреосвященств", а только "братья".

Я все сделал, как обещал, и по окончании мессы одиноко побрел в гостиницу.

А Илия вернулся к полуночи и, не заходя в трапезную, молча лег спать. А утром ни слова не сказал мне, отчего я понял, что папа не допустил его к себе, или же, допустив, выслушал, но не согласился с тем, что сказал ему Илия.

Однако, как признался мне сам на следующее утро Илия, он и не собирался просить папу об аудиенции, ибо, как сказал он, "слишком презирал его, чтобы удостоить своим вниманием".

– Зачем же Вы ходили в Собор?- спросил я.

– Там назначил мне встречу один человек,- ответил мне Илия.- И мы потолковали с ним шепотом во время мессы, а потом он пригласил меня к себе домой, хотя и не очень хорошо себя чувствовал.

Судя по тону, каким все это было сказано, домашняя дискуссия не понравилась Илие - во всяком случае, мне так показалось.

Как бы то ни было, но в гостиницу Илия пришел печальным, даже обиженным или оскорбленным и потом долго ходил понурый, словно в воду опущенный.

Однажды я вернулся в гостиницу и увидел, что на его койке лежит какой-то другой, незнакомый мне человек. Я понял, что Илия ушел не попрощавшись, и оправдал его тем, что был он необыкновенно горд и самолюбив и признаваться в неудаче или поражении хоть одному человеку было для него не по силам. И потому он ушел не попрощавшись.

Таков был первый рассказ Джованни Сперотто, услышанный мною и Иоганном.

Читатель, наверное, заметил, что во время этого рассказа только я перебивал учителя и задавал ему вопросы. Иоганн же слушал Джованни очень внимательно, но не проронил при этом ни слова. Когда же Сперотто окончил свой рассказ, Иоганн, как я уже говорил ранее, большой любитель чтения недаром его отец работал в типографии,- сильно покраснел и робко проговорил:

– Могу я спросить вас, уважаемый учитель?

– Конечно,- ответил Сперотто.

– Я не хочу вас обидеть недоверием, но я читал "Житие Святого Равноапостольного Илии" и там ни слова не сказано об его пребывании в Риме до октябрьских ид.

– Ох, молодо-зелено!- засмеялся Сперотто.- Да ни в одном "Житии Илии" об этом и не напишут. Ведь дело-то в том, что его собеседником, как потом я узнал, был великий богослов Ангел Барменский. И он, выслушав Илию, велел больше не приходить ему к себе и не докучать праздной ерундой, которая, как сказал Ангел, наитипичнейшая азиатская ересь, ничего общего не имеющая с подлинным католицизмом.

Но вообще-то ты молодец, Иоганн,- добавил Сперотто.- Внимательно читая разные "Жития", можно отыскать в них множество любопытнейших противоречий и разночтений.

И уже, обращаясь и ко мне и к Иоганну, сказал:

– Или задумайтесь вот еще над чем: в первых списках "Жития" у Илии были одни ученики, а потом состав их все менялся и менялся, потому что Василиск то одного из них,' то другого обвинял в ереси и сжигал. Пока, наконец, ни остались возле Илии в роли учеников сам Василиск да полдюжины его клевретов, все те же - Климент Победоносец, Лазарь Угодник, Анастазио Мытарь да еще три-четыре маленьких угодника. Вот станете учиться в семинарии - многое поймете.

А потом он целый год рассказывал нам о своей жизни, но я не стану писать здесь об этом, ибо впереди читателя ждет удивительное повествование о полной приключений жизни Сперотто, рассказанное им самим.

***

Но вернемся к моей скромной персоне. Прошел год, и Джованни сказал мне, что я, пожалуй, могу ехать в Рим. И при этом добавил:

– Хорошо, что у тебя и мать, и даже бабушка - из Италии, и даже более того - из Папской области.

– А что в том особенно хорошего?- спросил я.

– Отвечу тебе словами римского баснописца Федра:

"Ум выше храбрости". А я в тебе и храбрости не наблюдал, и, судя по твоему вопросу, и ума у тебя еще не очень много. Ты ведь едешь в Италию, а там к людям иной веры и к иноземцам относятся очень подозрительно. Тем более что ты приедешь из протестантской страны. И любой инквизитор, а ты должен знать, что Римская инквизиция будет следить за каждым твоим шагом, как только ты приедешь в город, с самого начала усомнится в тебе.

– Почему?- робко спросил я, не желая еще раз показаться дураком в глазах Джованни.

– Потому, что фамилия у тебя французская, приехал ты из немецкой страны Пруссии, к тому же страны протестантской, вот и пойми попробуй, чего от тебя ждать?

– Но я же католик!- в горестном недоумении воскликнул я.

– Разные бывают католики,- вздохнув произнес Сперотто, и я понял, что некто глубоко скрытый и мне совсем недоступный засел в его существе до самой смерти. А он, видимо, желая приободрить и успокоить меня, сказал:

– А вот то, что и мать у тебя, и бабушка - природные итальянки, это хорошо.

– Бабушка Анна,- сказал я с гордостью,- даже жила в одной усадьбе с Илией Святым,- забыв запрет родителей говорить об этом хоть кому-нибудь, признался я учителю.

И вдруг впервые за все время я заметил, что Сперотто испугался.

– Когда это было?- спросил он хриплым шепотом. И, еще тише добавил:- И что она там делала?

– Она жила на вилле "Монте-Сперанца", когда Илия был совсем стар и болен. Бабушка служила у него прачкой.