Русское искусство II. Неучтенные детали

Мы имеем в виду прежде всего старые изобразительные «жанры», свойственные средневековому искусству книги: изображения (портреты) авторов или главных героев текста, иллюстрирующие или толкующие текст маргинальные композиции, а в известной степени – и лицевые изображения на металлических или иных элементах книжных окладов. Впрочем, оклады (преимущественно драгоценные оклады напрестольных Евангелий) активно изучаются специалистами по прикладному искусству. Что касается миниатюр традиционного содержания, в особенности авторских портретов, то, начиная с рукописей середины – второй половины XVI в. (то есть с момента появления книгопечатания в России), они фактически выпадают и из истории книжного декора, и из истории русского изобразительного искусства, более или менее случайно появляясь в выставочных каталогах, обобщающих трудах и иных изданиях 49 . В этой как бы не существующей, но на самом деле обширной группе оказываются не только рядовые, но и выдающиеся памятники, не говоря уже о незаурядных персонажах, чьи образы по традиции украшают важнейшие богослужебные книги 50 . Это евангелисты, апостолы – авторы Деяний и посланий, сочинитель Псалтири царь Давид, отцы Церкви, составители чинов литургии, гимнографы и авторы аскетических произведений. Словом, речь идет о целой галерее сюжетов, хорошо известных по византийским и древнерусским рукописям и не утративших своего значения в эпоху Московского царства. Напрашиваясь на сравнение с более ранними произведениями, подобные миниатюры ярко характеризуют специфику разных уровней его художественной культуры, от провинциальных центров до среды придворных мастеров и их заказчиков.

49

Разумеется, существуют и исключения, к числу которых относятся роскошные рукописи последней трети XVII в., созданные мастерами Посольского приказа и издавна привлекающие исследователей. Впрочем, и они изданы и изучены недостаточно полно.

50

Столичным литургическим рукописям рубежа XVI–XVII вв. посвящено исследование Кондрашкиной, сосредоточившей свое внимание на вопросах кодикологии и организации производства этих книг (Кондрашкина Е. С. Кодикология лицевых литургических рукописей Москвы рубежа XVI–XVII веков. Дисс. … канд. исторических наук. М., 1996).

То же самое можно сказать и о традиционных в сюжетном отношении лицевых гравюрах русских старопечатных изданий – прежде всего, Евангелий, Апостолов и Псалтирей. Они почти не изучались в качестве художественных произведений со времен выхода в свет книги А. А. Сидорова 51 , а если изучались, то в основном не историками древнерусской живописи, а исследователями книгопечатания или специалистами по гравюре. В сравнении с миниатюрами рукописей этот материал по объективным причинам не слишком обширен: он ограничен даже не общим числом русских иллюстрированных изданий XVI–XVII вв., а количеством гравюрных досок, которые порой использовались десятилетиями, переходя из издания в издание. Тем не менее, важно, что среди подобных гравюр встречаются композиции очень высокого художественного качества. Это, в сочетании с сравнительно точной датой (она определяется по дате первого издания, включающего данную иллюстрацию), делает их эталонными памятниками изобразительного искусства своего времени, вписанными не только в книжный, но и в общехудожественный контекст (или показательно выпадающими из такового) и из-за узости иконографического репертуара дающими благодарный материал для стилистического сравнения. В таком качестве подобные гравюры могут и должны быть включены в широкий художественный поток, способствуя уточнению его периодизации и более глубокому пониманию сути разных этапов развития стиля. С другой стороны, фигуративные гравюры московских изданий, а также гравюры кириллических книг, напечатанных на восточнославянских землях Речи Посполитой, но бытовавших и на территории Русского царства, являются частью более обширного иконографического корпуса, который включает образы евангелистов, пророка Давида и других персонажей, принадлежащие к иным видам искусства и исполненные в иных техниках. Следовательно, встает вопрос о характере и конкретных проявлениях вероятного взаимодействия гравюр с миниатюрами и иконами, или повторяющими сравнительно распространенные тиражные композиции, или, напротив, послужившими основой для самих гравюр.

51

Сидоров А. А. Древнерусская книжная гравюра. М., 1951. См. также: Соловьёва И. Д. К вопросу о художественном оформлении старопечатных напрестольных Евангелий // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 38. Взаимодействие древнерусской литературы и изобразительного искусства. Л., 1985. С. 451–456 (впрочем, эта статья посвящена не самим гравюрам, а системе декора печатного кодекса).

Неудивительно, что в условиях подобной недооценки «поздних» миниатюр и лицевых гравюр на периферии исследовательского внимания оказался еще один вопрос, более частный, но представляющийся нам весьма важным. Это вопрос о рукописных дополнениях и преобразованиях лицевого и орнаментального убранства печатной книги или даже кодикологической структуры определенного экземпляра печатного издания. Само существование экземпляров, вскоре после выхода в свет получивших дополнительные украшения, не является секретом для искусствоведов и исследователей кириллического книгопечатания и в той или иной степени отражено в историографии 52 . Не говоря уже о старых и новых каталогах различных хранилищ, печатные книги с раскрашенными гравюрами или вставленными миниатюрами упоминаются в исследованиях о начале русского книгопечатания 53 и в опубликованных документах Печатного двора 54 ; некоторым из этих экземпляров посвящены монографические публикации 55 , а другие время от времени воспроизводятся в изданиях музеев и библиотек 56 . Тем не менее, подобные книги, которых, как становится ясно, сохранилось несколько десятков, не осмыслены как целостное явление, с одной стороны, превратившееся в довольно устойчивую традицию, а с другой стороны – весьма вариативное. Создается впечатление, что оно оказалось на своего рода нейтральной, ничьей полосе между сферами интересов двух разных профессиональных цехов. Очевидно, историкам искусства рукописные дополнения казались вторичными по отношению к однотипным гравюрам и не обладающими художественной самодостаточностью, а историки книги видели в них любопытные детали, которые не имеют прямого отношения к самому процессу изготовления печатной книги и ее декора и даже нарушают чистоту жанра, хотя, подобно записям, окладам и рукописным вставкам, они выделяют тот или иной экземпляр, раскрывая историю его бытования и характеризуя судьбу тиража 57 . В итоге книги такого типа не собраны и не систематизированы, а недостаточно знакомые с ним исследователи порой допускают ошибки, считая древнюю живописную иллюминацию гравюр результатом позднейших поновлений 58 . Сама же судьба практики живописного украшения ранней печатной книги в России остается известной лишь в самых общих чертах.

52

См., например: Лебедянская А. П. Миниатюра-иллюстрация в первопечатной русской книге (по материалам ГПБ) // Хроника Ленинградского общества библиофилов. Л., 1931. С. 48–50; Сидоров А. А. Древнерусская книжная гравюра… С. 27, 41, 48, 117, 120, 148, 154, 178, 182, 240, 248, 307–308; Он же. Гравюра XVI века // История русского искусства / Под ред. И. Э. Грабаря, В. С. Кеменова, В. Н. Лазарева. Т. 3. М., 1955. С. 613–614, 625; Мнёва Н. Е. Изографы Оружейной палаты и их искусство украшения книги // Государственная Оружейная палата Московского Кремля. М., 1954. С. 217–245; Калишевич З. Е. Художественная мастерская Посольского приказа в XVII в. и роль золотописцев в ее создании и деятельности // Русское государство в XVII в.: новые явления в социально-экономической, политической и культурной жизни. М., 1961. С. 392–411; Немировский Е. Л. Иван Федоров и его эпоха. Энциклопедия. М., 2007. С. 387 (статья «Иллюминированный экземпляр») и др.; Лёвочкин И. В. Очерки по истории русской рукописной книги XI–XVI вв. М., 2009. С. 156.

53

Протасьева Т. Н. Описание первопечатных русских книг // У истоков русского книгопечатания. М., 1959. С. 166–167, 169, 171, 176–177; Немировский Е. Л. Возникновение книгопечатания в Москве. Иван Фёдоров. М., 1964. С. 210. Илл. на с. 157 и между с. 208–209.

54

Сидоров А. А. Древнерусская книжная гравюра… С. 353, 355, 356; Поздеева И. В., Пушков В. П., Дадыкин А. В. Московский Печатный двор – факт и фактор русской культуры. 1618–1652 гг. От восстановления после гибели в Смутное время до патриарха Никона. Исследования и публикации. М., 2001. С. 259, 271, 273.

55

Немировский Е. Л. Гравюра на меди в русской рукописной книге XVI–XVII вв. // Рукописная и печатная книга. М., 1975. С. 94–104; Он же. Иллюминированный экземпляр Острожской Библии 1581 г. с рукописными дополнениями // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 38. Взаимодействие древнерусской литературы и изобразительного искусства. Л., 1985. С. 439–450; Лёвочкин И. В. Среднешрифтовое безвыходное Евангелие из Музейного собрания ГБЛ // Записки отдела рукописей / Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина. Вып. 49. М., 1990. С. 245–248; Isajevych Ia. D. Two Rare Russian Books in the Collections of the New York Public Library // Solanus. International journal for Russian and East European bibliographic, library and publishing studies. New Series. Vol. 4. 1990. P. 76–86; Борисова Т. С. Миниатюры и орнаментальные украшения начала XVII века в Евангелии 1575 года из собрания Музеев Московского Кремля // Московский Кремль и эпоха Бориса Годунова. Научная конференция. 11–13 ноября 2015 года. Тезисы докладов. М., 2015. С. 9–10; Соловьёва И. Д. Ансамбль миниатюр 1670-х годов из собрания М. П. Погодина // Страницы истории отечественного искусства. Сборник статей по материалам научной конференции. Вып. 28 / Государственный Русский музей. СПб., 2016. С. 35–46.

56

Для изучения русских старопечатных книг с исполненным вручную декором большое значение имеют экземпляры разных изданий Евангелия из собрания Музеев Московского Кремля. Каталог этой коллекции вышел уже после того, как наша статья была сдана в печать (Рукописные и печатные Евангелия XIII – начала XX века в собрании Музеев Московского Кремля. В трех томах / Отв. сост. Т. С. Борисова, С. Г. Зюзева. М., 2019).

57

Характерно, что в недавнем исследовании о Евангелиях московской печати второй четверти – середины XVII в. ничего не сказано о существовании их иллюминированных экземпляров (Шапилова Е. В. Евангелия Московского печатного двора в истории книжной культуры России 20–60-х гг. XVII в. Дисс. … канд. исторических наук. Рязань, 2008).

58

С таким заключением некоторое время назад было опубликовано напрестольное Евангелие 1633 г. из собрания старообрядческой Митрополии Московской и всея Руси, вложенное в 1830 г. в Покровский собор при Рогожском кладбище московским купцом, собирателем рукописей и книг И. Н. Царским. По мнению В. М. Сорокатого и Е. М. Юхименко, живопись поверх гравюр и золочение по красной печати были выполнены искусными «старинщиками» в 1820-е гг. в связи с запланированным вкладом книги в храм (Древности и духовные святыни старообрядчества. Иконы, книги, облачения, предметы церковного убранства Архиерейской ризницы и Покровского собора при Рогожском кладбище в Москве / Под ред. Е. М. Юхименко. М., 2005. Кат. 149. С. 228–229). Между тем, как показал натурный осмотр Евангелия, здесь есть все основания говорить о живописи 1630-х гг., исполненной при участии ведущих придворных мастеров. Так как этих мастеров было несколько, естественно предположить, что они работали с листами еще не переплетенной книги.

Это существенно обедняет общую картину искусства книги и русского изобразительного искусства XVI–XVII вв., и не только потому, что в печатных экземплярах иногда обнаруживаются полноценные миниатюры, современные книге или, напротив, не совпадающие с ней хронологически, но, во всяком случае, никак не зависящие от структуры гравированного декора. Едва ли не больший художественный интерес порой представляют артефакты иного, более распространенного типа, а именно экземпляры с подцвеченными или раскрашенными гравюрами, порой превращающимися в яркие произведения, которые имеют мало общего с исходной гравированной иллюстрацией или наборной полосой. Однако кажется принципиально важным, что и тот, и другой вариант имеет непосредственное отношение к более широкой проблеме. Это проблема специфики художественного образа роскошной литургической книги на новой, поздней стадии ее развития, ознаменованной постоянным диалогом и с древней традицией, и с современными техническими и художественными реалиями. Не претендуя на всестороннее описание этого явления в короткой статье, мы попытаемся выделить основные группы памятников и, соответственно, основные стратегии дополнения декора старопечатной книги, уделив внимание иллюминированным экземплярам московского Евангелия 1606 г.

Прежде всего, отметим, что практика дополнительного рукотворного украшения отдельных экземпляров печатных изданий существовала на всем протяжении истории русской средневековой печатной книги, начиная с московских анонимных изданий середины XVI в. и Апостола 1564 г. Она сохранялась вплоть до рубежа XVII–XVIII столетий и нашла продолжение в старообрядческой книжной культуре. Этот феномен нельзя считать уникальным – у него есть аналоги не только в соседних восточно- и южнославянских землях, но и в старейших центрах европейского книгопечатания. По-видимому, расцветка гравированных иллюстраций и орнаментов или дополнение печатной книги рукописным декором – вполне естественное и даже стадиально закономерное явление, которое появляется на раннем этапе развития книгопечатания в социуме, привыкшем к полихромии во всех видах искусства. Оно не только позволяет приблизить издание к знакомому облику рукописной книги или достичь художественного эффекта, находящегося за пределами возможностей типографской техники. Если дополнения не мыслятся как обязательная стадия заранее спланированного производственного процесса, то диапазон их функций оказывается более широким, а содержание – активным, особенно при почти неизбежном сравнении иллюминированного экземпляра с типовым, серийным внешним видом книг того же тиража. Разного рода добавления, сделанные от руки, помогают освоить и присвоить печатную книгу как всё еще не совсем обычный предмет. Кроме того, они позволяют реализовать чей-то творческий потенциал, не забывая об актуальной иконографической норме; «восполнить» изысканную, но всё же обесцвеченную картину мира (так дети раскрашивают черно-белые иллюстрации и книжные узоры); создать ощущение уникальности экземпляра, согревающее душу его владельца или повышающее материальную и символическую ценность вклада; выразить уважение к тексту, его содержанию, автору и материальной оболочке, обладающей статусом святыни; засвидетельствовать свое усердие перед Богом и носителем высшей власти, украсив подносимую им книгу.

Все эти соображения и интенции релевантны и для Московского царства XVI–XVII вв., причем особенно важными кажутся три последних пункта, имеющие прямое отношение к идеям иерархии, дара, контакта с сакральным предметом и участия в его изготовлении. Легко заметить, что среди русских старопечатных книг с дополнительными украшениями численно преобладают напрестольные Четвероевангелия – кодексы, по определению заслуживающие более или менее пышного убранства. Кроме того, из источников XVII столетия известно, что многие расцвеченные и прописанные золотом экземпляры тиража были подносными и предназначались для государя; это обстоятельство, очевидно, должно было отразиться на их внешнем виде – драгоценном даже при отсутствии драгоценного оклада. Во всяком случае, нет необходимости вслед за советскими исследователями сводить проблему к консерватизму вкусов и архаичности художественных практик светской и духовной аристократии позднесредневековой России 59 . Хотя рукописная декорация печатных книг действительно апеллирует к старой традиции, архаики здесь, в общем, не больше, чем в обычае украшать Евангелия драгоценными окладами, который естественным образом распространился и на печатные издания. Не случайно во многих случаях обе операции – иллюминирование печатной книги и изготовление ее оклада – совпадают по времени и, по существу, являются частями единого замысла, исходящего от одного и того же заказчика.

59

Примерно об этом писал А. А. Сидоров, ссылавшийся на случаи замены гравюр виленского Евангелия 1575 г. миниатюрами русской работы (Сидоров А. А. Древнерусская книжная гравюра… С. 307–308). Ср. его же высказывание: «Боярство как класс держалось за рукописную книгу» (там же. С. 159).

Однако нельзя не признать, что две эти традиции не вполне равноправны и имеют существенные отличия друг от друга. Во-первых, появление оклада, в отличие от вставных миниатюр или раскраски на листах, никак не влияет на структуру и характер убранства заключенной в него книги – как рукописной, так и изготовленной типографским способом. Во-вторых, облик напрестольного Евангелия будет неполон при отсутствии хотя бы простейшего оклада с дробницами из медного сплава, тогда как листы печатной книги выглядят вполне законченно и без дополнительных изображений, орнаментов, золочения и раскраски. Наконец, следует признать, что вмешательству со стороны заказчиков и иллюминаторов подвергались не только Евангелия, но и печатные издания Апостола и Псалтири, то есть книги, которые обладали менее высоким иерархическим статусом и потому редко украшались окладами. С учетом этих оговорок нам кажется правильным говорить о сложном комплексе факторов, породивших и поддерживавших московскую традицию иллюминирования печатной книги. На наш взгляд, они сводятся к нескольким группам, в каждой из которых, конечно, играет свою роль общий традиционализм русской культуры: 1) типологические факторы – генетическая зависимость декора русской старопечатной книги от декора рукописей; знакомство с западной традицией расцветки и иллюминирования печатных книг; 2) факторы художественного и психологического свойства – вызывающая неполнота монохромной гравюры с точки зрения средневекового художественного сознания, стремящегося достроить якобы незавершенную пластическую форму – фактически, превратить прорись в икону, обыгрывая или игнорируя определенные свойства гравюры-образца 60 ; свойства гравюры как шаблона, который облегчает жизнь декоратору-непрофессионалу (писцу или исполнителю орнаментов, не имеющему опыта иконописания) и пробуждает дух соревнования в профессиональном художнике; 3) факторы религиозного и социального свойства – специфический репертуар русских изданий, в котором доминируют богослужебные книги во главе с напрестольным Евангелием-тетр, имеющим сложившуюся структуру и длительную традицию оформления, обладающим традиционными литургическими функциями и включенным в соответствующую систему символических отношений; государственный характер русского книгопечатания, ассоциирующий печатную книгу с царским двором и породивший практику поднесения экземпляров нового издания членам царской семьи и патриарху.

60

Внешне это очень напоминает метод работы с иконными образцами, прорисями и переводами, особенно имеющими частичную подцветку, которая артикулирует систему моделировки. Однако необходимо напомнить, что они представляют собой чисто вспомогательные произведения технического характера, тогда как книжная гравюра самодостаточна, даже если некоторые современники воспринимают ее иначе. При этом исполнение иконы по прориси не уничтожает прорись как самостоятельный носитель информации, тогда как подцветка или раскраска гравюры, нередко предполагающая редактуру композиции, более или менее серьезно преобразует оригинал.

Разумеется, далеко не во всех случаях все эти факторы действовали сразу, чем отчасти и объясняется разнообразие возможных решений. Кроме того, судя по доступному материалу, русский обычай иллюминирования печатной книги как в XVII столетии, так и раньше поддерживался и частной инициативой. Тем не менее, обычно это инициатива представителей элиты общества – аристократии, иерархов, членов семейства именитых людей Строгановых. Несмотря на существование разных исключений, в целом иллюминированную печатную книгу следует считать явлением московской придворной культуры. Лучшие его примеры по понятным причинам не имеют сопоставимых украинских и белорусских аналогов, хотя, как уже было отмечено, раскрашенный декор, в том числе раскрашенная сюжетная иллюстрация, встречается и в кириллических изданиях этих земель.

Каким же образом иллюминировалась русская старопечатная книга? Ответ на этот вопрос возможен на основе разных критериев. Это время и причины появления исполненного вручную декора, структура подобных дополнений в составе кодекса и характер их соотношения с гравированным декором (плотность и живописные свойства красочного слоя; площадь, занимаемая этим слоем; соответствие или несоответствие гравированной основе).

Используя первый критерий, можно выделить два основных разряда русских печатных книг с раскраской или живописным декором. Первый из них – экземпляры, подвергавшиеся позднейшей, обычно старообрядческой реставрации, которая предполагала их дополнение или замену утраченных листов рукописными вставками с орнаментом и миниатюрами, а также гравюрами (как новыми, так и взятыми из старых изданий), и в том числе гравюрами с раскраской. В подобном случае книга воспринимается как древность или реликвия, но реликвия, сохраняющая свои изначальные богослужебные функции и потому требующая прежде всего восполнения лакун, а уже во вторую очередь – дополнительного украшения. Второй вариант, интересующий нас в большей степени – декорация или дополнение экземпляра свежего или сравнительно недавнего издания, определяемые прежде всего характером его дальнейшего использования – поднесения или вклада. В такой ситуации, очевидно, правильнее говорить о приведении вполне актуального, но типового объекта в соответствие с более высокой нормой, о вызванном этой целью усложнении его структуры и одновременно – об индивидуализации стандартного экземпляра книги.

Кодикологическая структура рукотворных «инкрустаций» в старопечатную книгу довольно разнообразна, но может быть сведена к нескольким базовым вариантам, которые нередко сочетаются друг с другом в одном и том же экземпляре. Первый из них предполагает включение в готовый печатный кодекс отсутствовавших в нем листов – это могут быть современные, более ранние или несколько более поздние миниатюры; с миниатюры, заменяющие оригинальные гравюры, которые не понравились владельцу или были использованы для других целей 61 , а также защитные листы с «завесами» из ткани и орнаментальными рамками. Еще один сценарий из того же ряда – украшение книги гравюрами из другого издания (или, по крайней мере, гравюрами, напечатанными с досок, предназначенных для другого издания), которые к тому же могут быть раскрашены 62 . Такие гравюры (в том числе раскрашенные) встречаются и в рукописях, не имевших миниатюр или утративших листы с живописными композициями; подобные прецеденты родственны практике украшения рукописей гравированными заставками или рамками, восходящей еще к первой половине XVI в. 63

61

Такие метаморфозы произошли с двумя экземплярами виленского Евангелия 1575 г. – из Пафнутьева Боровского монастыря, с миниатюрами 1600 г. (Государственный Исторический музей), и из Музеев Московского Кремля, с миниатюрами и декором начала XVII в. (Сидоров А. А. Древнерусская книжная гравюра… С. 21, 117, 307–308; Борисова Т. С. Миниатюры и орнаментальные украшения начала XVII века в Евангелии 1575 года…). Возможно, первоначальные гравюры показались инициаторам переделок слишком «латинскими» по иконографии и стилю или недостаточно выразительными.

62

Не исключено, что в исходное издание вместо изъятых гравюр порой вставлялись листы с миниатюрами.

63

Немировский Е. Л. Гравюра на меди в русской рукописной книге…

Второй вариант – это золочение, подцветка или раскраска лицевых гравюр, заставок, инициалов и маргинальных украшений, а также фрагментов текста (как правило, напечатанных киноварью). Им может сопутствовать появление деталей или орнаментальных мотивов, отсутствующих в оригинальном печатном издании и потому довольно существенно меняющих композицию гравюры или структуру книжного листа. Сравнительно редким подвидом этого варианта является иллюминация от руки, предусмотренная при изготовлении части тиража, сознательно лишенной определенных элементов гравированного декора. Наконец, третий из основных вариантов вмешательства заключается в исполнении полноцветных или монохромных миниатюр, а также орнаментальных композиций, на пустых листах или полях текстовых полос, а иногда – поверх гравированных заставок (во всех таких случаях речь идет о фигуративных или орнаментальных композициях, которые не используют гравюру в качестве подготовительного рисунка, хотя и могут отталкиваться от элементов печатного декора той же книги).