Русское видео

Заславский резко встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и двинулся вглубь зала. Напоследок с удивлением отметил, что в приметную — белую с черным капотом — «волгу» лысого плюхнулась повязанная цветастым платком внушительных габаритов дама. С усилием захлопнув багажник, лысый недовольно глянул на просевшие амортизаторы и демонстративно почесал в затылке. Через заднее стекло виднелись неподъемные кули багажа бабищи. Когда лысый уселся за руль, «волга» с натугой крякнула.

«Неужто за стольник так «волгу» мучает? Баба-то со своими тюками не меньше нас троих вместе с багажом тянет. Если не больше. Мог бы и скинуть, — мелочно подумал Илья. — Ну, да Курский — не Шереметьево-второе, здесь и расценки другие. Да и что я дешевлюсь, как выбитый лох! Тут жизнь пропадает…»

Две кассы с красным трафаретом «По предварительному заказу» за углом главного зала, рядом — с десяток междугородных таксофонов. Здесь малолюдно, кассы укрыты постоянной очередью к таксофонам. Кассирши здесь, однако, восседают заметные. Спокойные, уверенные в себе. Недостаток количества пассажиров здесь с успехом восполняется качеством.

Надпись мелким шрифтом, извещающая, что стоимость заказа — три рубля, отпугивает только сквалыг или тех, кому невдомек. А тот, кто не останавливается перед непредвиденными расходами, здесь всегда желанный гость. Любой поезд, любое направление.

Через три минуты Заславский, минуя извивающиеся очереди в обычные кассы, уже возвращался с билетами, облегчив свой бумажник, помимо их номинальной стоимости, на смехотворную десятку. Недорогое удовольствие.

Взгляд сквозь стекло за лотком продавца мягкого мороженого на привокзальную стоянку, где ожидала его обремененная поклажей семья, мигом растворил его благодушие. Там что-то происходило. В суете крепких тел Елена, и в особенности Анечка, выглядели совершенно беззащитными. Растолкав очередь к лотку, Илья бросился к выходу из главного зала. Но воссоединиться семье Заславских удалось не сразу.

— Вы что делаете, подонки? — рявкнул Илья во весь голос, не заботясь о респектабельности, стараясь привлечь внимание милицейского патруля.

— Глохни, жидяра! Ограбили страну, а теперь разбегаются! Ну, мы тебя тормознем…

Широкие плечи, серый мягкий свитер. Здоровяк перехватил Заславского, жесткая ладонь легла на лицо, пальцы прихватили губы. Узнать в нем человека, платившего «извозчику» сторублевкой, не составляло труда. Плотно, как и четвертью часа раньше возле киоска «Транспортная книга», сомкнулся круг «наперсточников», не пропуская внутрь чужие взгляды. Гора чемоданов на глазах таяла. Лена, закрывая собой не понимающую, что происходит, но на всякий случай хнычущую Анечку, смотрела широко раскрытыми глазами и молчала, словно оцепенев.

— Глохни, гад! У бабы своей учись. Правильно молчит. А то мы, если что не так, глядишь, и придавить можем. Хошь? — стальные пальцы отпустили рот, привычно тиснули шею, показалось — хрящи прогибаются до позвонков. Но пальцы давили еще, добирались. Илья не мог выдавить ни звука. Рот был свободен, но речи не было, и дыхание готово было пресечься. Тараща глаза, он просительно покрутил головой. Верзила удовлетворенно улыбнулся.

— Не? Не будешь милицию звать? Ну и правильно. Поживи. Ты хитрый жид. Еще заработаешь. Да и не все у тебя взяли. Почти половину оставили. И девочку береги. Хорошая у тебя дочурка. Цветочек! Ей-то за твои шекели чего мучиться? А милиции ты не нужен. Если кому и интересен, то только нам. Так что — до скорого! С виду-то ты — ничего, неплохой парень. И за нашего сойдешь. Только смотри! Пикнешь — я раньше услышу. А не услышу — подскажут людишки. Так что подумай, стоит ли рисковать? О семье подумай.

Последовать доброму совету и поразмыслить удалось лишь в поезде. Устроились в купе, расслабились. Елена дулась в углу, с отвращением взирая на пустующую полку напротив и с надменностью — на супруга, словно на еще более пустое место. Илья преувеличенно нянчился с Анечкой. Невзирая на его усилия, девочка засыпала неважно, капризилась. Илья, уже занесший было отеческую длань над ее вертлявой попкой, спохватился, одернул себя, ласково покосился на жену и спланировал рукой под столик.

— Ну, давай, за то, что узнала все-таки Родина-мать одного из пропавших своих сыновей! — потянулся к торчащему из бокового кармана пестрого нейлонового рюкзака горлышку последней, еще израильской колы. — Спасибо, партия, за все!

— Какая, к черту, партия у баранов! — сдерживать эмоции Елена и не пыталась. — У безмозглых, для стрижки созданных. Хвастун несчастный! Кто тебя за язык тянул трепаться в Шереметьево о наших заработках? Все выложил! Как же было водиле не поделиться с друзьями информацией?

Илья вспомнил лысого, аккуратно проминающего пухлыми пальцами сотенную. Теми, которые держали старомодный «волговский» руль в пестрой оплетке. Вспомнил и блаженную физиономию лысого при получении денег за извоз. Молодец, наколол фаршированного заграничника. Покряхтел, повозился, тем и ограничил комментарии к гневной реплике жены.

Елена не унималась. Но не встречая сопротивления обычно такого уверенного в себе мужа, постепенно остывала.

— Ты б и на вокзале по радио сделал объявление. Мол, налетай, ребята, кому надо. Ведь не все отобрали, есть и еще кое-что… Но таксист, конечно, да, показал класс…

— Да что ты пристала ко мне с этой лысой мразью? Может, надо было зарезать его прямо на вокзале? Так он укатил давно. И что я здесь мог?..

— Конечно, дома ты руками не разводил. Крепко стоял за чужими спинами. А самому — духу не хватило. Кстати, и шекелей я побольше тебя заработала. Вот жаль, ты еще про валюту водиле забыл трепануть…

Грызня родителей никак не стихала. Анечка сидела молча, глотая слезы. Первым надоело пререкаться главе семьи. Илья резко выбросил ладонь вперед, без всяких предисловий прихватив жену растопыренными пальцами под нижней челюстью. Слегка сдавил. Кожа на лице Елены натянулась, придав ему изумленное выражение. Глаза округлились, из глотки пополз хрип.

— Удавлю, сука! Здесь тебе не Израиль, болтовню о правах забудь. Советую…

Илья слегка приподнял жену за подбородок, с силой швырнул на застеленную полку. Обе — мать и дочь — молчали одинаково озадаченно, с некоторым, ставшим уже привычным, испугом.

Мягко отъехала дверь купе, бодрой скороговоркой вклинилась проводница:

— Билетики, пожалуйста, пассажиры! Денежки за постель готовьте!

Четыре билета с заранее приготовленной пятеркой Илья протянул проводнице с раздраженной ухмылкой на породистом лице, хранящем еще следы средиземноморского загара. Ничего не упускающая ушлая бабенка зачиркала карандашом на обороте свернутых вместе билетов. Моментально углядела фирменные чемоданы (переполовиненные!), повертела купюру.

— Вы, часом, не один собираетесь на постели почивать? Или посменно? Красавицы ваши, гляди, притомились с дороги. Долго вы, видно, странствовали, оторвались от нашей жизни. Может, где и бывает по рублику бельишко, а только у советских железных дорог…

— Собственная гордость, — закончил Илья, готовый взорваться.

— …Два рубля и президентского налога десять копеечек, — уточнила разбитная пышка.

Заславский протянул еще трехрублевку, позвенел мелочью в кармане куртки.

— С вас восемь сорок. А где ж ваш четвертый?..