Русское время в Лондоне

Как выразилась одна уважаемая мною психолог, естественное и натуральное желание рожать ребёнка объясняется только одной единственной причиной – материнским инстинктом или, другими словами, инстинктом размножения. Это достаточно базовая, «животная» составляющая человеческой природы, позволившая человечеству выжить. Все остальные причины – из головы. Моя бывшая коллега родилась на Ближнем Востоке, но выросла в Англии. Хотя она ходила в британскую школу и работала в британском офисе, её воспитание и мировоззрение остались традиционными для мусульманской женщины. В двадцать один год она вышла замуж за человека, выбранного её родителями, и заявила, что хочет родить ребёнка. Поскольку её муж всё ещё оставался на Ближнем Востоке, и у него были проблемы с иммиграционным законом, ему понадобилось несколько лет, чтобы получить право на проживание в Англии. Поначалу он не владел английским и не имел права на работу – ни о каком ребёнке не могло идти и речи. Коллега просто сходила с ума от невозможности «начать семью» и изводила всех окружающих разговорами о младенцах. Казалось, она не могла больше ни о чём думать. Как только муж получил легальный статус в стране, она забеременела в мгновение ока. Мы все были в шоке – он временно работает грузчиком на складе, у них куча долгов после оплаты услуг иммиграционных юристов, она зарабатывает копейки, они живут в убитой студии – и при этом ей всего двадцать пять лет! Что за необходимость торопиться с детьми? Впервые в жизни я увидела чёткую границу между нашими умозрительными рассуждениями о необходимости планировать семью и её натуральной, природной потребностью обзавестись потомством.

Другая моя знакомая из Молдавии приехала в Лондон в восемнадцать лет, вышла замуж за нелегального румына (тогда у них ещё не было права жить и работать в стране легально), работала официанткой за шесть фунтов в час, жила в стране по студенческой визе, при этом к двадцати трём годам родила двоих детей. Когда она была беременна во второй раз, муж попался иммиграционным службам и был выслан из страны. Рожала она без него, работая до последнего дня. Начальство по закону не могло отстранить её от работы, поэтому старались найти ей работу полегче, что в условиях наплыва посетителей в ресторане было непросто. Но декретные платили из расчёта средней зарплаты за последние шесть месяцев, поэтому она не собиралась упускать своих денег, уйдя в декретный раньше времени. На лице её так и светилась непоколебимая уверенность в правильности сделанного выбора – она просто не понимала, как можно не рожать, когда инстинкт говорит ей обратное. Скромные жилищные условия, маленькая зарплата и, собственно, отсутствие надёжного иммиграционного статуса совершенно её не смущали – видимо, в детстве она и не такого насмотрелась. «Когда мне было двенадцать лет, папа уехал работать в Румынию и с тех пор не приезжал, но продолжает посылать деньги», – упомянула она в разговоре.

В противовес им, другая моя коллега, англичанка, приближается к своему сорокалетию, но рожать не собирается. Говорит, что не встретила подходящего мужчину. Как-то она заговорила о желании усыновить ребёнка. Я поразилась: зачем усыновлять, если можно родить самой. Ведь ни в том, ни в другом случае отца у ребёнка не будет. Коллега ответила, что не может взять на себя ответственность за рождение ребёнка без отца, ребёнок имеет право на полноценную семью и достойный уровень жизни, который она в одиночку обеспечить не может. А сирота из детдома, уже обездоленный, будет счастлив обрести хотя бы одного родителя и не осудит её за скромный достаток. Я выслушала её с большим изумлением и пришла к выводу: или она сильно боится рожать, или я просто не доросла до такого уровня просветлённости.

Очевидно, что-то приключилось с основным инстинктом европейцев, если желание иметь детей больше не довлеет над умами молодых женщин, а тем более мужчин. Может, население земного шара достигло критического максимума, и увеличивать его любыми путями больше нет смысла? Потому что путешествия, возможности и свобода – это всё рассудочные причины. Ибо когда у женщины включается материнский инстинкт, её больше не интересуют ни путешествия, ни карьера. Как сказала одна из моих родивших подруг, «когда внутри у меня сработал будильник, я поняла, что меня больше не интересует ни карьера, ни путешествия, ни социальные тусовки. Ничто на свете меня не интересовало так сильно, как две палочки в тесте на беременность».

Ещё раньше она рассказывала нам, что определила для себя: если не выйдет замуж до тридцати трёх лет, то родит ребенка от подходящего мужчины. Возможно, её английский бойфренд не планировал жениться через год после знакомства, а, в согласии с новыми английскими традициями, подумывал два года встречаться по субботам и три-четыре года жить в гражданском браке, но она не дала ему времени на раскачку. Её инстинкт сказал ей, что в тридцать три года она должна родить ребёнка. Почему именно в тридцать три, объяснить сложно, но мужчине пришлось подстроиться, и она родила, предварительно отыграв свадьбу. Когда ей было двадцать с чем-то, она интересовалась талантливыми творческими личностями, нестандартными мыслителями и богатыми плейбоями, у неё была насыщенная и увлекательная жизнь. Когда ей исполнилось тридцать, инстинкт кардинально поменял её предпочтения и в период, когда она искала подходящего мужчину, нестандартные личности её уже не интересовали. Она искала стабильного консервативного мужчину, под защитой которого можно вить семейное гнездо. Когда такой мужчина был найден, двое детей появились один за другим.

В последнее время всё чаще наблюдаю: в условиях современной европейской реальности многие женщины приближаются к сорока годам, осознавая, что инстинкт так и не проснулся. Так что теперь, не рожать? Мне нравится в таких случаях вспоминать свою свекровь, которая призналась, что к моменту рождения третьего ребёнка она так и не почувствовала готовность стать матерью. У неё были профессиональные амбиции и очень нестабильная жизнь, связанная с частыми переездами из одной страны в другую. Когда родился старший ребёнок, она сдавала выпускные экзамены, и ей было, мягко говоря, не до младенцев. Второй ребёнок застал её во время продажи дома. Третий ребёнок появился, когда они переезжали из Юго-Восточной Азии в Англию. Однако сейчас ей шестьдесят лет, и она не жалеет о том, что муж настоял на большой семье. Правда, периодически заявляет, что не готова быть бабушкой. Ведь она только-только раскрутилась на новом месте работы.

Какие бы ни стояли причины за решением в пользу детей, в нашей русскоязычной компании семь младенцев на восемь человек, а самой старшей из нас только тридцать шесть. Видимо, годы иммиграции не заглушили наше природное стремление и традиции покинутой родины. Улучшаем демографическую ситуацию рассудочной страны. Наши английские мужья восприняли друг друга как данность, не без удовольствия принимают участие в новосельях и организуют барбекю в саду, хвастаются младенцами и обсуждают цены на недвижимость, а мы, оставив их пить пиво и жарить сосиски, живо переходим на русский и обсуждаем последние новости. И если раньше это были новости о путешествиях, помолвках и свадьбах, кризисах в личной жизни или новых карьерных планах, то сейчас это обустройство нового дома, течение беременности, садики и няни. Английские папы охотно участвуют в купании и кормлении младенцев, меняют им подгузники и с гордостью выводят их на прогулки. Хотя мне бывает очень любопытно, сколько бы ещё лет «не торопились» наши мужья, если бы у них были английские жёны?

Большой Брат наблюдает за тобой

О политкорректности на рабочем месте

В середине июня 2015-го года разразился скандал вокруг профессора Тима Ханта, английского биохимика, лауреата Нобелевской премии, который оскорбил женщин-учёных напоминанием об их принадлежности к слабому полу, после чего потерял работу. Находясь на званом обеде в Корее, он обратился к присутствующим женщинам-учёным с речью. Вырванные из контекста фразы породили настоящую «охоту на ведьм», но даже в такой сокращённой версии, которая получила массовую огласку, они не показались мне настолько оскорбительными, чтобы лишить пожилого профессора его работы и обесценить его вклад в развитие британской науки. Собственно, полный текст его речи начинался следующими словами:

«Странно, что такого шовинистического монстра как я попросили выступить перед женщинами-учёными. У меня есть три проблемы с девушками в лаборатории: ты влюбляешься в них, они влюбляются в тебя, и когда ты их критикуешь, они плачут. Возможно, нам следует делать раздельные лаборатории для мальчиков и девочек? Теперь серьёзно. Я впечатлён экономическим развитием Кореи. И женщины-учёные бесспорно сыграли в нём важную роль. Науке нужны женщины, и вы должны заниматься наукой несмотря ни на какие препятствия и несмотря на монстров, подобных мне».

Шутка? Шутка. Он обозвал себя шовинистом и монстром, признал вклад женщин-учёных и поделился собственным опытом работы в смешанной лаборатории. После чего от него отвернулись даже друзья, боясь, что их отношение к «врагу народа» может обернуться неприятными последствиями для их собственной карьеры и репутации. Профессору к тому времени было уже за семьдесят, и хотя его профессиональный путь уже подходил к концу, уйти на заслуженную пенсию под дифирамбы коллег и студентов не получилось. Несмотря на многократные публичные извинения и даже слёзы раскаяния перед телекамерами, профессор не смог отстоять своё доброе имя. История вызвала такой резонанс, что семидесятилетний Хант был вынужден переехать жить в Японию, где его жене предложили работу.

Обсудив эту возмутительную, на мой взгляд, ситуацию со всеми своими знакомыми, я пришла к выводу, что британская политкорректность переходит все границы и постепенно превращается в цензуру, мало отражающую концепцию свободы слова, характерную для демократического государства. И буквально на следующей же неделе мне пришлось изучать вопрос политкорректности в ракурсе собственной карьеры.

Администрация нашего колледжа сделала рассылку о недопустимости неполиткорректных высказываний в стенах учебного заведения, даже если они облечены в форму шутки. Руководство напомнило нам, что в Великобритании существует закон о равенстве, который не допускает любых негативных комментариев в адрес представителей других рас, национальностей, религий, ориентаций, а также дискриминации по половому признаку. Видимо, кто-то из студентов нашего колледжа пожаловался на преподавателя, администрация решила предупредить педагогический коллектив о возможных последствиях, и, как это делается в Англии, предупреждение было отправлено всем сотрудникам, чтобы не указывать ни на кого пальцем. Разумеется, каждый адресат принял его на свой счёт и начал вспоминать, не сказал ли он намедни чего нелицеприятного. Весь коллектив из нескольких десятков учителей иностранного языка напрягся перед угрозой потерять работу, и каждый второй стал ломать голову, в чём конкретно его могли уличить и чем ему теперь это грозит.