Ружемант 4

Обошел завал, как и собирался прежде. Комната, широкая дверь — такую делали не под человека. Под великана.

Вит не дурак, дверь не поддалась, когда толкнул. Ириска быстро обследовала замок. Непростой, открывается по сетчатке глаза. И потом, электричество мы отрубили сами.

Тогда как попасть? Долго думать не стал: там, где ума не хватает, работает сила. Ярость ружеманта вскрыла дверь, что консервную банку, с пяти попаданий. Развеял заклинание, вернув часть маны. Искореженная пластина двери повисла на петлях, помог ей сорваться пинком. По ушам ударил жестяной грохот.

Едва вошел, в ноздри ударил мерзкий, жуткий дух. Резануло по глазам, сделал шаг назад. Что за дрянь он здесь творил?

Правда открылась, как справился с рвотным позывом.

Ждал кабинет бронемага. Лакированная древесина, обитые ковром полы, книжные полки до самого потолка…

Вместо этого — смрад пыточных камер. Сколько похожих на Бейку девочек он замучил здесь одной мести ради? Одному богу известно.

Холщовые, набитые невесть чем сумки. Ириска желала проверить, но унял ее любопытство. Личный автомат с газировкой. Прищурился и понял, что ошибся: бронемаг предпочитал граппу.

Ряд ждущих своего часа бокалов, едва ли не с бочонок размерами. Пил с горя? Заливал очередную неудачу?

На стене чертеж механических рук. Сотни знаков вопроса относительно креплений, работы, деталей. Протез чародей изготавливал сам.

Не знаю, что искал в его личных покоях. За столом невообразимых размеров кресло. Прыгни в него — буду выглядеть как ребенок.

Бейкины фотографии. Затисканный, облезший на краях фотоальбом был забит ими до отказа.

Подошел к столу с записями, велел Ириске сканировать его писанину на предмет ключевых слов. Папка за папкой перелистывал страницы. Ириска работала на два фронта, обещала сказать, если уловит сигнатуру Скарлуччи.

Все лучше, чем впустую бродить по заваленным коридорам, ожидая что вот-вот явится бронемаг.

Торчком, словно напоказ, лежало письмо.

Генерал Эд Маккмиллан в насмешливой манере писал танковому чародею, что ценит его энтузиазм, но считает детским. За те деньги, что он затратил на исследование и создание «суперсолдат» можно было создать месячную, если не больше, партию беспилотников. Что они на фронте полезны и достигают успехов. Его же «ставленники» из пробирки оказались ни на что не годны: не сумели проявить должного сопротивления тем же беспилотным машинам. Армия будущего в глазах Маккмиллана заключалась исключительно в наращивании мощи, калибра и скорости. Просил оставить несчастных клонов в покое, а выживших пустить на удобрения — больше пользы царенатской природе.

Письмо подвергалось растяжкам — бронемаг несколько раз порывался его порвать. А после скомкал, чтобы теперь хранить. Не иначе, делом желал доказать обратное и заставить соперника взять свои слова назад. В прямом смысле.

Я швырнул лист прочь, взял следующую папку. Веревка, скрепляющая обложку со страницами, никак не поддавалась, завязался треклятый узел.

Мучиться не стал, вспорол ножом…

Десятки докладов, четыре имени. Я прищурился, одним из докладчиков была Хромия.

Бумага недавняя, пару недель назад писанная. Неужели, бежав из-под расстрела, после всего пережитого, чародейка решилась вернуться сюда? Поверить трудно, но так.

Лишь прочитав, понял, она не возвращалась, ее приволокли насильно. Чтобы истязать…

Глянул на пыточного вида кресла. Сероволосая чародейка еще недавно корчилась здесь в кожаных захватах.

Скарлуччи добывал информацию как мог и как умел.

«Командующая странная. Самобытная. Своевластная. Самодур, как будто впитала все наставления домостроя. Принимает холодный душ» — докладчики не распылялись на богатство слов. Оно и ясно — записывали лишь самое важное. Читавший эти опусы Вит делал задумчивые заметки на полях.

Теперь читал я сам.

Ириска вздрогнула, пришло сообщение от девчат. Кажется, они уже разобрались с семенным фондом и вовсю занимались разборкой машины. Прислали бумаги относительно образца 10.

Отложил все остальное в сторону, пробежался глазами, чуть не присвистнул — это же дневники самого Скарлуччи.

На миг провалился в них с головой…

* * *

День седьмой

Эскулапы говорят, я поправлюсь. Улыбаются, успокаивают, кивают на каждый вопрос. Думают, что не вижу, что стал посмешищем в их глазах. Какой-то дерзкий мальчишка сунул факел в рыло царенатскому командующему! Безнаказанно! Варвар унизил того, перед кем дрожали тысячи, кого боялись легионы, кто лавой победы вклинивался в стылую воду поражений. Теперь это в прошлом, теперь Вит Скарлуччи постарел, подурнел, не в ладах с головой. Начальство вызывало к себе на доклад. Ресурсы, выделенные мне, потрачены зря. Ждет неприятный разговор.

День десятый

Я едва его не разорвал. Видел, как покрылась холодной испариной блестящая лысина, улыбка радости схлынула прочь, едва уцелевшая рука пушечным дулом ткнулась ему в висок.

Глядел на этого доходягу и ненавидел всеми четырьмя сотнями уровней, что сумел накопить за эти годы.

Нахал прятал немыслимое за маской возможного: механическая рука.

Когда потерял контроль над собой? Когда вспомнил, что у Шарлинн точно такие же фальшивые руки, что он предлагал надеть мне? Или когда он позволил себе насмешку? Слизняк клялся в слезах, что не думал меня оскорблять, хотел вернуть мне геройское величие, как можно скорее вернуть в строй.

Лет десять назад я бы ему поверил.

День шестнадцатый

Мне привели ее. Похожа больше, чем кто бы то ни было. Демон, жаждущий мести ее воплощению, на миг высунулся, принюхался, скривился — вместо истинной Шарлинн гнилая фальшивка.

Сколько ей было? Записи твердят, семь месяцев, на вид чуть больше восемнадцати. Такой я ее запомнил, когда мы только начали встречаться.

Думал, увижу ее — не просто похожую, идентичную! — и во мне проснется что-то помимо ненависти.

Нет.

Лишь желание раздавить, как жука. Приподнять за голову и смотреть, как беспомощно бьется в хватке, прежде чем ее голова лопнет, как арбуз.

Приказал ей драться со мной. Объект не поняла. Словно вместе с обликом впитала варварское неповиновение.

Стоит ли говорить, что она не выдержала ни одного удара?

День двадцать второй

Издеваются.

Не знаю кто, но выясню. Оставили на моем столе видеоблок. Воспроизвел запись — то, что меньше всего хотел видеть.

Треклятый, унизивший меня ружемант получал славу и почет.

Когда-то, после битвы за Дрезден, меня чествовали так же. Жали руки, желали удачи, всматривались. Видели блестящее будущее. Все. Им казалось, стану тем, кто принесет победу, позволит установить царенатский закон от местных окраин до самой Аляски. Мне хотелось им верить. Наивность, возлагавшая надежды на мощь и крепость брони, рисовала красочные картины: дойду до Синьилая, подчиню Москву. Пекин станет городом последнего триумфа. А увязли на окраинах фронта…