Рузвельт

— Верно, Тэдди? — настаивал он, склоняя ко мне свое лицо.

— Нет! — упрямилась я. — Я обращаю внимание на внешность.

Артур только поцокал, качая головой.

— Обманщица, — упрекнул он. — Тебя не волнует внешность. Ты ешь сэндвичи с одноруким дядей Перси, дружишь с Хайдом, у которого цвет волос меняется вместе с заголовками утренних новостей, с Карой — явной противницей нижнего белья, и чуть было не сыграла партейку в карты с трансвеститом, которого знала десять минут. Если бы у тебя нос вырастал, как у Пиноккио, то давно продырявил бы мне трахею.

— Ну так не стой так близко! — упрекнула я.

Артур улыбнулся. Он знал, что я повержена.

— Ещё что-то? — он спросил тоном палача, дающего последнее слово у виселицы.

— А ты разве сам не замечаешь?

— Нет.

— Локти. — сказала я.

— Что?

— У меня узловатые локти! Такие острые, что могут сойти за колюще-режущее оружие.

Его руки легли на мои предплечья.

— Не убедила. Игра продолжается. — спустившись к моим упомянутым ранее локтям, он обхватил их и рывком прижал меня ближе к себе.

— Если уйдешь сейчас, то еще успеешь на дождь из презервативов, — из последних сил проблеяла я.

— Не глупи, Тэдди. Единственное, что мне нравится на этой вечеринке — это забавная девчонка с веснушками и разноцветными кедами. Я зову ее Рузвельт и улыбаюсь каждый раз, когда на это прозвище она морщит свой маленький симпатичный нос.

— Я..я…

— Истратила все свои попытки. Ставки сделаны, Рузвельт. — его губы накрыли мои.

Ставок больше нет.

Почему Артур всегда так поступает? Раздваивает себе личность. Растраивает или даже четвертует. Почему стесняется разговаривать с незнакомцами, но целуется, как в фильмах с возрастным ограничением?

Сжав мою талию, он развернул меня и прислонил к балке, которая, слава богу, была прикручена получше, чем та, на которую недавно опиралась Куин.

Я задыхалась. Движения губ Артура творили со мной что-то невероятное и, скорее всего, противозаконное. Кровь забурлила, стала реактивной. Если выкачать из меня пару литров и залить их в топливный бак ракеты, она за пару секунд домчала бы до самого Марса.

Он гладил кончиками пальцев мои скулы, обхватывал ладонями заднюю поверхность шеи и большими пальцами надавливал на мистические точки в челюсти, заставляя мой рот открываться шире. И пока он целовал меня, до меня медленно доходило — ему нет никакого дела до моих узловатых локтей. Но что более важно, мнене было до них никакого дела.

Я бы никогда не смогла даже предположить, что однажды хоть на секунду перестану думать о своих недостатках. Жить с комплексами — это все равно, что целыми днями ошиваться около жужжащего пчелиного улья. Стресс, панический ужас, и кто-нибудь обязательно загонит жало тебе под кожу.

Но сейчас? Я не чувствовала себя ни никчемной, ни косорукой. Рядом с Артуром все мои демоны засыпали глубоким сном. И это было настолько прекрасно, что ужасало меня досмерти.

— Пошли на свидание, — прошептал он между поцелуями, спускаясь губами по моему подбородку к горлу.

— Нет, — сказала я.

Артур усмехнулся прямо в ямочку между моими ключицами.

— Понятно.

Он снова вернулся к моим губам, целуя еще более остервенело. Видимо, он решил взять на свидание мой холодный труп, потому что сердце вот-вот остановится, либо вырвется из груди и шлепнется в ближайшую лужу.

Я бы хотела остановить его, как в прошлый раз. Но, кажется, весь мой запас силы воли был израсходован в тот вечер в его комнате. Сопротивляться поцелуям Артура — это все равно, что пытаться уснуть на потолке. Невозможно.

Никто не спасет меня. Я обречена.

Его влажные волосы щекотали мой висок. Каждую часть тела Артура я ощущала в сорок раз лучше, чем какую-нибудь свою собственную. Мои глаза были прикрыты. Я вцепилась в его плечи, как в последнее, что у меня есть в этом мире.

— Сходи со мной на свидание, — снова повторил он, глубоко дыша и впечатываясь своим лбом в мой.

— Не могу, — на последнем произнесенном слоге Артур зубами подхватил мою нижнюю губу, терзая ее своими идеальными белоснежными резцами за очередной отрицательный ответ.

Губы Даунтауна уносили меня куда-то в другое измерение, где мы оба счастливы, женаты, воспитываем двоих детей-балбесов, и я ношу розовые кружевные платья и сплю в бигудях.

Я крепче прижалась к железной балке. Лямки моего комбинезона от всего этого количества телодвижений начали сползать вниз. С радостью решив помочь им в этом деле, Артур, не мешкая, спустил всю верхнюю часть комбинезона, оставив ее болтаться у талии. Его руки сразу же проникли мне под футболку, словно это их самое любимое место на свете. Его пальцы были слегка шершавыми, как подушечки на лапах котенка.

Только вот котята никогда не сводили меня с ума так, как Артур.

— Ты снова оставишь засосы, — прохрипела я после серии небольших укусов, которыми он окропил левую сторону моего горла.

Артур разочарованно захныкал прямо мне в шею. Примерно с таким же звуком я зимой с раннего утра поднимаюсь на занятия в школе. Полное отчаяние и безнадёжность.

Последний раз лениво проведя губами по колотящейся прожилке на пульсе, он нехотя отодвинулся, нависнув надо мной. Я еле устояла на ногах.

— Не забывай, что ты в ловушке, Тэдди. И я не отпущу тебя, пока ты не согласишься.

Указательным пальцем Артур повторял очертания белой полосы, оставленной пулей.

— Почему тебе так нравится этот шрам? — спросила я, когда спустя пару минут ко мне вернулся дар речи.

— Это рубрика вопрос-ответ?

— Нет, просто вопрос. Мне интересно, вот и все.

— Что-то в нем зачаровывает меня.

— Попахивает извращенским фетишем. — улыбнулась я.

Артур, смеясь, поцеловал меня в кончик носа.

— Я ненавижу неровности, шероховатости, все, что неровно лежит или валяется. Педант до мозга костей. — поведал он. — Эта маленькая частичка в тебе — само олицетворение хаоса и всех моих кошмаров, и все же… — он запнулся.

— И все же?

— Не знаю. Я сбит с толку. Этот шрам и все, что с тобой связано — просто какая-то непостижимая загадка. Ты разрушаешь то, что я выстраивал в себе годами, Тэдди.

— Разрушать вещи — это мое предназначение в жизни, что ни говори. — с кислой миной отозвалась я.