Рябиновая невеста

Как ни странно, мачеха даже позволила ей посмотреться в своё зеркало. Олинн глянула и не узнала себя.

И вовсе не красивое платье и все те украшения, что так непривычно смотрелись на ней, вызвали у неё недоумение, а глаза…

Ох, Луноликая, а что это у неё с глазами?

Вот теперь она поняла, о чём это последнее время все у неё спрашивают. Ей казалось, что сейчас из зеркала на неё смотрела не Олинн Суонн, вернее, теперь уже Олинн Олруд. Какими–то особенно яркими стали её глаза. И совсем зелёными. Как будто ушла из них половина других оттенков, и лишь совсем немного осталось карего с желтизной. И Олинн невольно посмотрела на свои ладони, подумав о том, что может это всё из-за звезды? Но последний раз знак проступил на ладони в тот вечер, когда эрль провёл по нему гусиным пером. С тех пор звезда молчала, и Олинн сжала руку в кулак. На всякий случай. Привыкла уже невольно прятать руку, как будто на ней стояло клеймо. А вот теперь придётся прятать и вторую, хоть на ней и не видно ничего. Но ощущение того, что она проклята, легло на душу тяжёлым грузом.

Прибежала Бруна, сказала, что объявили смотрины и ярл требует привести дочь. Эйлин Гутхильда набросила ей накидку на лицо, схватила падчерицу за руку и потащила за собой, решительно направившись вниз по лестнице. Олинн путалась в слишком длинной юбке и едва успела подхватить её другой рукой, а то бы точно наступила и упала. И пока шли, она судорожно вспоминала всё, что знала о короле Гидеоне.

Только сейчас она осознала то, на что обрёк её отец: ей придётся уехать из Олруда?! Она вспомнила о кострах, на которых сжигали таких, как она и Тильда, и подумала, что вот она опять попала, из огня да в полымя. Неизвестно, что ожидает её за стенами крепости. Может, король, женившись и получив так нужные ему земли, бросит её где-нибудь в болоте по дороге на юг, а всем скажет, что она умерла в пути от лихорадки. А может её поймают на воровстве перстня и повесят. А может она ещё не понравится королю… А может его сестра–ведьма всё поймёт…

Так много было этих «может»!

Но если бы люди короля не взяли замок, то за пропавшую звезду её прибил бы отец. Как ни крути — всё плохо! А начались все её несчастья с появления Игвара. Она только успела прочитать короткую молитву Луноликой Моор–Бар, как эйлин Гутхильда втащила её в Медовый зал, украшенный цветами и гроздьями красной рябины.

Зал был полон. Олинн увидела сидящих за столом мужчин, которые ели и пили, даже не сняв кольчуг. Их оружие стояло рядом с ними или лежало на лавках, и появление Олинн они встретили громкими возгласами и стуком кружек по столу.

– Скёлль! Скёлль!^[29] — кричали они, и Олинн в испуге попятилась.

Но эйлин Гутхильда сжала её руку почти до боли, и вышла вперёд, закрывая падчерицу собой. Во главе стола сидел очевидно командор Грир, рядом с ним Бреннан Нье'Риган, и ещё по левую руку коротышка в красной рубахе, что приехал с отрядом. А по правую понуро сидел ярл Римонд с унылым видом проигравшего. В зале было сумрачно, и накидка мешала смотреть, так что Олинн не успела разглядеть всех лиц.

Эйлин Гутхильда медовым голосом поприветствовала воинов, пожелала им здоровья и не стесняться в еде и напитках, и даже поклонилась, стукнув Олинн по спине и заставив сделать такой же поклон. Когда нужно, мачеха умела сглаживать острые углы.

– Ну так веди невесту, ярл, – произнёс командор Грир, откинувшись на спинку большого резного стула, на котором раньше восседал хозяин замка.

Услышав этот голос, Олинн вздрогнула и схватилась пальцами за прозрачное покрывало, наброшенное на лицо.

Не может этого быть!

Ноги налились тяжестью, и она бы с места не двинулась, но эйлин Гутхильда снова схватила её за руку, потащила навстречу мужу и вручила ему, как трофей.

– Так ли она хороша, как поют скальды? — добавил командор, вставая и с шумом отодвигая тяжёлый стул.

Все воины одобрительно загудели, и кружки снова грохнули о стол, а у Олинн сомнений больше не осталось.

Игвар!

Это был его голос. Она не могла ошибиться.

И когда командор распрямился в полный рост, последние остатки сомнений развеялись. Эту огромную фигуру она бы не спутала больше ни с чьей. Только сегодня Игвар выглядел совсем иначе: кольчуга и кожаные наручи, покрытые металлическими шипами, широкий ремень, украшенный посеребренными бляхами, подпоясывал его могучее тело. А рядом с ним, прислоненный к столу, стоял огромный меч, совсем ему под стать. И вот в этом облике он был похож на того, кого Олинн всё пыталась разглядеть под ветхими лохмотьями монаха. Всё встало на свои места — она спасла, вылечила и привела в их дом врага. Да не просто врага, а самого главного человека после короля Гидеона. Того, кто воспользовался тайным ходом в сердце скалы, чтобы войти в крепость и захватить её.

Нет, он не утонул в водах Эшмола и не погиб от клыков призрачных гончих. Он стоял сейчас, живой и невредимый, здоровый и вполне весёлый, держа в одной руке кружку с элем, а другой небрежно опираясь о спинку стула. Шрамы на лице стали почты незаметны, и он собрал свои космы в хвост на затылке, а бороду остриг, так что стал почти похож на человека, а не на лесное чудище. На его губах даже застыла довольная ухмылка. Но держалась она ровно до тех пор, пока ярл Римонд не откинул полупрозрачную накидку с лица Олинн со словами:

– Моя дочь – Олинн Олруд.

Несколько оглушительно тихих мгновений они смотрели друг другу в глаза. А может Олинн просто показалось, что в зале повисла мёртвая тишина? И в этом взгляде они одновременно и узнавали друг друга, и отдалялись так, как будто увиделись впервые, потому что в один миг оказались по разные стороны правды.

Ухмылка стаяла с лица Игвара, и он медленно, даже слишком медленно, опустил кружку на стол. А потом посмотрел на своих людей и скомандовал коротко:

– Все вышли из зала! Мне надо перемолвиться словечком с ярлом Римондом… наедине.

Последние слова он произнёс с такой зловещей интонацией, что воины без возражений вскочили с лавок и, бряцая оружием, спешно стали покидать зал. И только коротышка в красной рубахе хотел, было, возразить и подойти поближе, чтобы рассмотреть королевскую невесту, но Игвар одним коротким движением набросил Олинн накидку на лицо и, обернувшись к своему спутнику, рыкнул:

– И тебя это тоже касается, Хейвуд! Или зубы во рту лишние?

– Я всего лишь хотел… Но как скажешь, командор, как скажешь… Ничего такого… Уже ухожу.

Коротышка попятился к двери, продолжая любопытно вглядываться в скрытую под покрывалом невесту. И пока он шёл, его преследовал тяжёлый, мрачный взгляд командора. А когда дверь за Хейвудом захлопнулась, Игвар схватил кружку и с такой силой ударил ею о стол, что она разлетелась на куски.

– У тебя что, Римонд, голова лишняя? Ты собрался подсунуть королю экономку вместо собственной дочери?! Не знаю даже, то ли отрубить тебе голову сразу, то ли сначала посадить на цепь во дворе, на потеху моим воинам? Чтобы остальные не думали, что со мной можно шутить!

– Она не экономка, – попыталась возразить эйлин Гутхильда мягко, – вернее, да, экономка, но она и правда дочь ярла Римонда!

– «И правда дочь ярла»? Это как понимать, женщина?! — грозно спросил Игвар, поворачиваясь к Римонду.

– Она моя дочь, – ответил тот глухо.

– Незаконнорожденная, очевидно?

– Почему же, вот бумаги, они подтверждают всё, – ярл протянул командору свитки. — Я дал ей имя своего рода.

– Что-то, я чую, чернила даже не просохли, – произнёс Игвар, поднеся свиток к носу и не сводя с противника глаз, – сильно торопился, ярл? А куда же ты свою-то законную дочь подевал, раз тебе пришлось принарядить в невесты этого воробья?! Припрятал, чтобы сосватать за кого-то из северян-мятежников?