Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны
Шрифт:
Она положила застывшую восковую фигурку в коробку из-под халвы и убрала в сундук.
Спорить никто не стал – сейчас они как-никак находились на ее территории. Анне досталась груша, Эмили утверждала, что это чье-то лицо.
– Ты у кого-нибудь такое лицо видела? Это харя, а не лицо! – возмутилась Анна.
– Ну и что ж, что харя.
– Нет, это груша. Августина, к чему груша?
– К изобилию.
На том и порешили. Эмили выпала лодка. Лодку крутили и так и эдак, ничего больше не выходило.
– Я еще раз перелью.
– Так нечестно. Ты уже переливала.
– Ну и вы
В это время в коридоре раздались шаги. Анна резво подбежала к двери и прислушалась. Остановились у соседней двери, Ася уже догадалась, что это Егор вернулся из конюшни.
Анна распахнула дверь:
– Егор, зайди к нам! Ну, скорее же!
Ася и Эмили переглянулись. Ася готова была поклясться, что Эмили подумала то же, что она. Анне все нипочем – втащила Егора в комнату, усадила на табурет и подвинула блюдце.
– Вот мы сейчас тебе погадаем. Все про тебя узнаем, Егор!
– Я лучше пойду, барышни.
Егор смущался, Асе было жаль его. Большой и несколько неуклюжий от смущения, Егор был все же красив. Его светлые жесткие волосы вились надо лбом и ложились волной. И еще у Егора были густые длинные ресницы. Но он – конюх! Понимать Анну Ася отказывалась. И когда Эмили заявила, что здесь душно и притом пора уже во двор, Ася немедленно поддержала ее.
– Вы идите, я вас догоню, – сказала Анна.
Девочки вышли в морозную звездную ночь. Кое-где дымы поднимались из труб прямиком к звездам. Тьма и тишь стояла такая, что скрип снега под валенками оглушал.
– А я рада, что Анхен не пошла с нами! – призналась Эмили.
– Почему?
– Хоть она мне и сестра, но иногда я просто устаю от нее! – по-взрослому вздохнула Эмили. – Что ей дался этот Егор? Не понимаю. Если маменька узнает…
– Эмили, а тебе кто-нибудь нравится?
– Да! – обернулась к ней Эмили и остановилась. Ее лицо в свете луны было особенно бледным, без того белые ресницы покрылись инеем на морозе. – Один наш кузен. Прошлым летом, когда мы гостили у тети Эльзы, он учил меня кататься на велосипеде… А тебе?
Признание Эмили до самого нутра проняло Асю. Кузен, тетя Эльза, велосипед… Сами слова эти звучали волнующей музыкой из той самой жизни, из грез. Ей тоже захотелось сказать что-то такое…
– Да! – выдохнула она. – Это один человек, ты его не знаешь. Это пока тайна.
– Я понимаю… – шепотом ответила Эмили.
Они стояли, прислонившись спинами к забору, и ждали.
– Как ты думаешь, уже полночь?
– Думаю, да.
– Бросай!
Эмили зачем-то зажмурилась и, высоко подняв руку, бросила валенок через забор.
Девочки побежали к калитке – нужно было определить, в какую сторону показывает носок валенка. Откуда взялась старуха, ни одна из них сказать не могла. Она словно из сугроба выросла – лохматая, в старом черном платке. Пальто, скрывающее костлявую фигуру, было длинным, до пят. Старуха трясла над головой найденным валенком и что-то выкрикивала. Девочки окаменели. Ася хотела схватить подружку за руку, но руки не слушались. Вероятно, с Эмили происходило что-то подобное, она тенью качалась
рядом с Асей.– Все гореть будете в геенне огненной! – вещала старуха, размахивая руками в сторону девочек. – Никто не укроется! Смрад! Кругом смрад и тьма! Кыш! Кыш, проклятая! Смерть! Одна она кругом! Придет расплата! Горючими слезами умоетесь!
Совершенно онемев от ужаса, девочки сорвались с места в один момент и помчались прочь от страшного места. Они пролетели калитку, обе стукнулись о дубовые заледеневшие ворота. Боясь оглянуться, без толку потыкались в запертые ворота, схватились за руки и помчались дальше, в обход. В проулке, задохнувшись от бега и режущего морозного воздуха, девочки на миг остановились, чтобы, не сговариваясь, влезть на соседский забор, спрыгнуть вниз и, утопая в сугробах, пробираться к спасению. Ужас дышал в затылок, и беглянки молча, сопя и кряхтя, преодолевали заснеженное поле соседского огорода.
Разбуженные собаки вовсю ругали нарушителей. Но уже громовым лаем им отвечал Север. Спасение близко!
В снегу с головы до ног – снег в карманах, за шиворотом, в валенках, в чулках – они влетели в спасительный коридор. Осыпали безукоризненно чистый половик хлопьями снега. Эмили смотрела на Асю широко распахнутыми глазами и хотела что-то сказать. Но вместо слов выходило лишь подобие икания. Она выставила вперед указательный палец, а сама поехала по стене и уселась в нападавший с нее самой снег.
– Ты… по-по-смотри на с-себя, – икала Эмили. Ее корчило от смеха.
Ася упала рядом. Они не могли успокоиться. Смех тряс их, укладывал на пол, поднимал и снова бросал. Едва одна успокаивалась, другая вспоминала какую-нибудь подробность, и все продолжалось.
Они совершенно обессилели, когда сверху раздалось:
– Это что за явление?
На верху парадной лестницы стоял хозяин дома в длинном атласном халате и ночном колпаке. В руке он держал керосиновую лампу.
Увидев отца, Эмили прыснула последний раз, а Ася совершенно успокоилась.
– Папенька, мы башмак кидать ходили. Вернее, валенок… – доложила она, поднимаясь. – А там старуха из богадельни… нас напугала…
Неизвестно, чем бы кончился этот святочный вечер, не возникни рядом с супругом фрау Марта. Даже в ночном чепце она выглядела безупречно.
Она заглянула за перила, смерила строгим взглядом провинившихся и задала невинный вопрос:
– А где Анна?
Девочки переглянулись. Они и забыли про нее!
– Анхен с нами не пошла, – совсем уже успокоившись, ответила Эмили. – Она уже спит.
Фрау Марта молча ушла, но тут же вернулась. Она что-то негромко сказала мужу, и тот уставился на нее. Девочки ждали приказаний, но их не было. Городничий направился вниз так решительно, что можно было подумать, будто он намеревается самолично расправиться с «гадалками». Они прижались к стене, но он пронесся мимо с застывшим лицом.
Он распахнул дверь Асиной каморки, вошел туда и вышел. Вспомнил про девочек, молча показал им на дверь. Повторять не пришлось, девочки мышками юркнули в комнату. Не зажигая лампы, сели на сундук, замерли.