Рядом с нами

И, уже прощаясь с нами, Яков Александрович неожиданно сказал:

— А путевку в санаторий для Вовы, по-моему, удобнее всего было бы приобрести Министерству трудовых резервов. Их ученик заболел, пусть они и заботятся о лечении.

— Но ведь вы же отец этого ученика!

— Отец! А разве мать здесь ни при чем? Кстати, раз вы уже встретитесь с Тамарой Михайловной, то передайте ей, что я согласен приобрести путевку на половинных началах. Пятьдесят процентов платит она, а пятьдесят — я.

Было неловко слушать этого солидного, хорошо обеспеченного человека. Впервые за четырнадцать лет он должен был истратить на сына несколько сотен рублей, и вместо того чтобы сделать это с достоинством, он начал торговаться у постели больного ребенка, как на рынке. Яков Александрович, по-видимому, понял, что переборщил, и решил исправиться:

— Вы ничего не передавайте Тамаре Михайловне о путевке. Я сам позвоню ей и договорюсь о процентах. Муж у нее сейчас с деньгами, пусть платит.

Я не видел нового мужа Тамары Михайловны, но то, что я слышал о нем, характеризует его так же скверно, как и его супругу. Владимир Михайлович Никитин уже давно наложил на всех близких строгое-престрогое табу:

– В моем доме запрещается вспоминать имя Вовки!

И вот мать Вовы, женщина образованная и независимая, с легким сердцем подчинилась этому деспотическому запрещению. Она не вспоминала имени сына, не писала ему писем. Даже больше. Несколько лет назад совсем еще маленький Вовка совершил тяжелое, многодневное путешествие на крышах товарных вагонов, чтобы увидеть свою маму. И он разыскал ее в Москве, но Тамара Михайловна отказалась тогда принять сына и отправила его назад, в детдом.

Вот и теперь, встретившись с нами, Тамара Михайловна торопится поскорей закончить неприятный для нее разговор.

— Мы уже договорились с Яковом Александровичем обо всем по телефону, — говорит она. — Путевка в туберкулезный санаторий Вовке будет куплена, так и напишите ему.

— А разве вам не хочется навестить больного сына?

Тамара Михайловна прямо смотрит мне в глаза и спокойно отвечает:

— Нет! Вова еще молод. Он поправится. У него впереди своя жизнь, а у меня своя. Зачем же ее портить? А насчет путевки не беспокойтесь. Завтра она будет у вас в редакции,

Но завтра путевки в редакции не было. Не было ее и послезавтра. Трижды мы были в доме Никитиных, чтобы напомнить Вовиной маме о ее обещании, и, оказывается, зря.

— Тамары Михайловны не будет в городе до осени, — сказал нам дворник. — Она отдыхает на даче.

И опять случилось так, как это случалось в жизни Вовы в течение последних четырнадцати лет. При живых, здоровых и хорошо обеспеченных родителях о судьбе мальчика вновь пришлось побеспокоиться Советскому государству. И вот на днях мы получили еще одно письмо от Вовы. Мальчик благодарит Министерство трудовых резервов за путевку в санаторий и снова спрашивает о своем.

"Вы, наверное, были дома у моего папы, — пишет он. — Скажите, как он выглядит? Говорят, я очень похож на него".

Ну что ж, ответим на этот вопрос прямо:

— Дорогой Вова! Твой отец, к большому нашему сожалению, выглядит весьма отвратительно. Он недостоин твоей любви и твоих страданий. Расти, милый мальчик, поправляйся, здоровей и старайся не быть похожим ни на своего отца, ни на свою мать.

1948 г.

РАЗГОВОР О СОЛИДНОСТИ

За пять минут до начала игры "Большой Токмак" — «Запорожье» среди жителей Токмака, заполнивших до отказа местный стадион, внезапно распространился слух:

— Ленков не играет.

— Неужели заболел? — с тревогой спросил какой-то бородатый дядя в парусиновых брюках, неизвестно как оказавшийся на трибуне в центре разноголосой и непоседливой ватаги школьников.

— Не заболел — некогда ему. Он теперь «слушали-постановили» пишет.

Дядя в парусиновых брюках недоверчиво посмотрел на школьника и спросил его с последней надеждой в голосе:

— А может, ты брешешь, парень, про Ленкова?

— Да что вы, дяденька, ей-богу! — обиделся паренек. — Разве в таком деле брешут?

Это верно, за пять минут до начала игры ни один настоящий «болельщик» не скажет пустого, легкомысленного слова по адресу своей команды. «Болельщиком» же в Токмаке был каждый второй житель, так что в воскресные дни на стадионе можно было встретить чуть ли не весь город. А город южный, темпераментный. На все перипетии игры он реагирует горячо. Везет «нашим» — весь стадион в восторге:

— Давай, Петя, забивай!

Нужно отдать справедливость и Пете и его команде. Играла эта команда неплохо. Она побеждала не только всех своих соседей, но и многие областные команды. У запорожского «Буревестника» токмакчане выиграли со счетом 4:2, у акимовского «Динамо» — со счетом 6: 0, у запорожской «Стали» — со счетом 6: 1. И главным бомбардиром команды был центр нападения Петр Ленков. Это он забил в трех прошедших играх в ворота противника десять мячей из шестнадцати. И вот в самый разгар сезона основной игрок Большого Токмака внезапно решил уйти из команды. Почему? Что произошло в команде? Ничего! Дело заключалось в том, что центр нападения стал комсомольским работником.

Но ведь играл же этот работник в футбол в прошлом и позапрошлом годах? Играл. Но тогда технолог завода был только секретарем первичной организации, а в этом году его избрали первым секретарем райкома комсомола, и Петр Ленков решил, что играть «первому» в футбол не пристало, что это может подорвать его авторитет.

Справедливости ради следует, однако, сказать, что к такому решению центр нападения "Большого Токмака" пришел не сам, так посоветовал ему поступить кое-кто из старших товарищей: Константин Михайлович, Сергей Кириллович, Леонид Федорович. А так как эти товарищи были руководящими лицами в райисполкоме, райздравотделе и райфо и Петр Ленков прислушивался к их мнению, то в день игры с Запорожьем жители Большого Токмака, к большому своему прискорбию, не увидели во главе своих футболистов лучшего бомбардира команды. Это, конечно, сказалось на результатах. И хотя хлопцы старались вовсю, у них без вожака игра никак не клеилась. Запорожские футболисты, почувствовав неуверенность в рядах противника, стали наступать решительнее и забили сначала один, а затем и второй гол. Стадион гудел от возмущения. Шутка ли: такое ответственное состязание — и вдруг проигрыш!

— Ленкова на поле! — кричал стадион. — Ленкова!

Но Ленков так и не вышел.

Подробно рассказав историю злополучного проигрыша, молодые жители города в своем письме в редакцию написали еще и следующее:

"…Кроме того, П. Ленков хорошо танцевал народные танцы и принимал активное участие в заводском кружке самодеятельности. И вот сейчас П. Ленков ушел также и из кружка самодеятельности, так как некоторые работники нашего района считают это несолидным для первого секретаря райкома ЛКСМУ. Просим дать ответ: может ли первый секретарь райкома комсомола заниматься спортом и участвовать в кружках самодеятельности? Этим вопросом интересуется вся наша молодежь, которая болеет за честь нашего района.

Рабочие деревообделочного завода".

Я приехал в Большой Токмак через месяц после проигранного состязания. К этому времени здесь были проведены кое-какие меры для того, чтобы придать молодому секретарю должную солидность. Петр Ленков не был уже больше центром нападения, не играл Платона Кречета в заводском драмкружке и не плясал гопака в клубе. В дни больших спортивных соревнований он сидел теперь на трибуне рядом с руководящими работниками райисполкома, райздравотдела и райфо. Ленков бывал в клубе и в Доме культуры, но уже не как участник самодеятельности, а главным образом как докладчик или как член президиума собрания.