Рыбаки. История Леви
Шрифт:
– Правда?
– Правда.
Когда той же ночью она открывает мне дверь, я едва не роняю букет цветов, которые сжимал в кулаке. Эмми надела короткое платье и сапожки. Ее волосы распущены, струятся по плечам. Она смотрит на меня так, как будто знает меня, как будто я был тем, к кому она так давно стремилась,
Эмми принимает цветы, благодарит меня поцелуем в щеку. Вчера на лодке мы практически занимались сексом, но сегодня она – сама скромность, ведет меня на кухню, где пахнет кипящим томатным соусом, базиликом и чесночным хлебом из духовки.
– Как прошел твой день? – спрашивает она.
– Хорошо. Спокойно.
Она мычит, кивая, и я смотрю, как она ставит цветы в вазу и относит ее на подоконник.
Эмми поворачивается, направляясь к холодильнику и проводя рукой по моему животу, когда проходит мимо меня. Это такая обыденная интимность, и мое сердце пускается вскачь.
– Хочешь пива? – спрашивает она.
Я смотрю на кухонный островок и вижу, что у нее налит бокал вина.
– Конечно, спасибо.
Крышка шипит, когда она открывает ее с помощью открывалки для бутылок, установленной на холодильнике, и ее пальцы скользят по мне, когда она передает мне бутылку.
Мне жаль, что природа не наделила меня тактом, но вопрос не дает мне покоя, и я не могу больше держать его в себе:
– Мы сделаем это? – спрашиваю я ее.
Она смотрит на меня с легкой улыбкой.
– Сделаем что?
Я не могу подобрать нужного слова.
– Будем встречаться? Прекратим тратить время впустую?
Она качает головой, улыбаясь.
– Я не хочу встречаться.
Мои брови сходятся над переносицей.
– Я не знал.
– Для меня, встречаться, – говорит она, – значит, что-то обыденное. Это значит, что
мы просто видимся и с другими людьми в том числе.Я чувствую себя не в своей тарелке. Но Эмми, похоже, все равно. Я говорю ей:
– Я понятия не имею, что это значит, потому что никогда ни с кем не встречался, но ... пусть все идет своим чередом, Эм. Я бы хотел быть с тобой, если ты согласна.
Она делает шаг назад, а затем еще один, заходя на кухонный островок.
– Тогда да, мы сделаем это, – говорит она.
– Иногда нас могут снимать камеры, – я напоминаю ей, следуя за ней на костылях и ступая между ее ног, когда она обвивает меня своими сапожками, притягивая меня ближе.
– Мы переживем это. Но никаких камер в моей спальне!
Я инстинктивно облизываю губы.
– А я могу проникнуть в твою спальню?
Она смотрит на мой рот, и ее руки опускаются мне на грудь, расстегивая мою рубашку, и она говорит.
– Я думаю, ты можешь проникать куда угодно.
Я чувствую, как вспыхивает мое лицо, когда смысл ее слов доходит до меня.
– Эмми, ты собираешься поцеловать меня своим развратным ротиком, или как?
Ее губы изгибаются в улыбке, прежде чем я накрываю их поцелуем. Она такая мягкая, такая сладкая; поцелуй ее напоминает мне вкус жимолости из детства, когда я высасывал из ягод сладкий нектар. Я вырываю из нее стоны, осознавая, что она в этом крошечном платье, с этой кружевной каймой, и вещи, вроде соуса для пасты, могут просто постоять на плите и немного подождать.
***КОНЕЦ***