Рыцарь и ведьма

Идэйн хотелось заниматься с ним любовью. То, что началось на берегу после кораблекрушения, превратилось теперь в золотую любовную связь, которую могли разделить только они двое.

Перед глазами их плясали золотые искры. Наслаждение было необычайно острым, и вершины его они достигли одновременно. Вскрикнула Идэйн, ей отозвался Магнус, содрогаясь всем телом.

И опять было точно так, как и раньше. Они плыли в темноте, тяжело дыша, переполненные наслаждением, купаясь в нем, как в золотистом свете заката.

Идэйн припала к его широкой груди. Магнус крепко сжимал ее пальцы и говорил ей, что их любовь не похожа ни на что, пережитое им раньше, что это нечто особенное, восхитительное и что он не думал, что такое возможно в этом мире.

Она улыбалась.

Для нее лежать в его объятиях – это все равно что оказаться вне времени и пространства, вне самой жизни, поскольку страсть отделяла их от всего мира. Его руки гладил» ее волосы, и она услышала его вздох.

– Ты чувствуешь, любовь моя? Запах цветов? Или мне это снится?

Идэйн прижалась к его груди и покачала головой. Позади, за их спинами, темнота леса была наполнена золотистой пылью, уплывавшей во мрак. И действительно, теперь и она явственно ощутила аромат цветов.

Это потому, что они были счастливы, подумала Идэйн. И нет необходимости разговаривать о будущем, о том, что с ними случится дальше. И не нужно поэтому сообщать ему, что ее Предвидениевернулось. И предупредило ее, что по пути на юг с ними случится что-то недоброе.

Асгард еще не спал, когда Идэйн покинула повозку.

В его лихорадочном состоянии произошел явный перелом. Впервые за много дней жар оставил его, голова стала ясной, и он мог четко мыслить. Теперь тело его не сотрясалось от судорожной боли, не оставлявшей его с момента поединка перед замком тамплиеров. Смутно припоминал он ужасное путешествие, постель на дне повозки, тряску и толчки, вызывавшие мучительную боль в ране, и двоих женщин, ухаживавших за ним.

«Темноволосую» и «Светловолосую», как он мысленно называл их.

В моменты просветления он понимал, что «Светловолосая» – это прекрасная Идэйн. Его тогда переполняло ощущение ее близости, ее прохладных нежных рук, прикасавшихся к его плоти; он смутно понимал, что она защищает его от тех, кто желал или мог причинить ему вред, что, пока она с ним, он в безопасности.

Только ее присутствие делало терпимым для раненого, постоянно впадающего в беспамятство рыцаря это нескончаемое мучительное путешествие. И он не, мог надивиться на нее и вспоминал рассказы монаха Кадди о давно исчезнувших людях, называвшихся Туата де Данаан, живших в древних кругах, составленных из вертикально поставленных камней. Временами, когда лихорадка особенно сильно снедала его, Асгард видел Идэйн в синем плаще, с золотыми волосами, развевающимися по ветру, налетающему с моря. И в этих видениях пробегал белый кот с серьгой в ушке.

Теперь, когда жар спал, Асгард понимал, что лежит в повозке в лагере, разбитом на лугу возле какого-то городка. Ночной воздух был холодным и чистым. И в первый раз он смог поднять глаза и ясно разглядеть ковер звездного неба. Он мог также различить голоса в лесу. Они спорили. Потом все стихло.

Чуть позже он задремал и снова проснулся, когда Идэйн вернулась в повозку. Она расстегнула свой плащ и половиной его накрыла Асгарда, прежде чем лечь рядом с ним. Асгард хотел было попросить ее принести ему воды, но что-то остановило его.

Она угнездилась рядом.

Он наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Смутные очертания лица казались не такими, как он их помнил. Губы ее припухли, волосы были растрепаны, и в них застряли веточки и сухие листья. В нос ему ударил предательский мускусный запах плотской любви.

На мгновение Асгард почувствовал такое душевное смятение, что внутри у него все перевернулось. Боль была такая, словно тот же самый меч, нанесший ему рану, проник в самое его сердце.

Черт бы побрал их всех! Эта девушка не была ясноглазым ангелом, столь нежно выхаживавшим его, пока он лежал, раненый и беспомощный. Нет, она оказалась насквозь земной женщиной с низменными вкусами!

В его состоянии тяжело раненного Асгард был просто сражен охватившими его потрясением и разочарованием. Он задрожал и почувствовал тошноту, холодный пот заструился по его лицу и рукам.

Она была с кем-то в лесу, подумал он. Это их голоса он слышал.

В бреду, сжигаемый лихорадкой, он грезил о ней.

В течение долгих дней после того, как ему было приказано доставить ее во Францию к Великому магистру, он тешил себя мыслью о том, что не подчинится приказу. Вместо этого он надеялся увезти этого прекрасного ангела, которому грозила неизбежная смерть от рук тамплиеров, в надежное и безопасное место. Господь свидетель, он даже думал отринуть свои обеты и жениться на ней!

Теперь он понимал, что его намерение было такой же болезнью, как лихорадка. Она опутала его своими чарами, околдовала и обманула с присущим ей распутством. Он почти поверил рассказам монаха Калди об ирландском чародействе. Теперь же он наверняка, что добра в этом чародействе не было и нет.

И монаху Калди следовало бы предупредить его.

Теперь она спала. Нога ее под меховым плащом шевельнулась, и дотронулась до его ноги. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Асгард отодвинулся.

Он не знал, что предпримет. Но почему-то сомневался, что им суждено будет добраться до Парижа.

15

Предрождественская ярмарка в Киркадлизе привлекала огромные толпы людей из окрестных сел и деревень. И, поскольку в этой части приграничных земель между Шотландией и Англией разводили овец и выращивали зерно, дороги были запружены пастухами, гнавшими стада овец, сменивших свой летний мех на теплые зимние шубы.

Кроме святочной распродажи овец, на ярмарке производилась также торговля лошадьми, свиньями и коровами. Здесь можно было увидеть волынщика, трубача, барабанщика, свободных крестьян, пришедших сюда в поисках работы, и труппу бродячих акробатов.

Вскоре после восхода солнца прибыла колонна солдат английского короля Генриха под командованием графа Тьюксбери. Они разбили лагерь возле города, и вскоре уже солдаты шатались по узким улочкам городка Киркадлиз, заполняя таверны, где торговали элем, в поисках сговорчивых девиц.

Погода была холодной и ясной и особенно хороша дня такого времени года. Цыгане поставили свои повозки в дальнем конце поля, где и выставили на продажу коней Тайроса – двух пожилых кляч, пригодных для пахоты, а также верховую лошадку для дам, предпочитающих спокойную езду. Цыганки развесили на повозках пестрые цветные одеяла, образовав с их помощью шатры, и отправили детей бродить по ярмарке и зазывать покупателей и желающих починить горшки и кастрюли, а также намекнуть любителям, что они могут погадать и полюбоваться цыганскими танцами.