Рыцарь с железным клювом

– Увезли, - прыгнули губы Иринки.
– Я к квартире его пришла, а дверь открыта, голоса чьи-то слышны. Испугалась очень, но заглянула. А там врачи... что-то делают с Иваном Петровичем, а он бледный... белый даже. Без сознания. Меня прогнали... А после вынесли его на носилках. Может...

– Что может?!
– побледнел Володя.
– Что может?!
– И тут он повернулся к Диме, с унылой физиономией стоявшему поодаль: - А все он, все он! Нужно было старика волновать, тревожить всякими бумажками дрянными! Говорить, что неуникальное оружие у старика!
– И, с трудом сдерживая слезы, почти прокричал Диме: - Все из-за тебя, гада проклятого вышло! Ехал бы ты к себе, в Воронеж!

И пошел к своему подъезду, а в ушах все звучал тихий шепот старушек:

– Хлоп - и отвозите, любезные! Грехи наши тяжкие! Все там будем!

ГЛАВА 7

ВОТ КЛЮЧ ОТ АРСЕНАЛА

Проворный солнечный лучик протиснулся в узкую щель между оконной рамой и портьерой, скоро полоснул спинку дивана, а после соскользнул на чуть опухшее за ночь лицо Володи. Мальчик открыл глаза и увидел стоявшего рядом с постелью отца. Обнаженный по пояс, свежий после душа, с бугристыми мускулами, которыми никогда не щеголял, могучий, огромный, отец показался Володе статуей античного героя, спокойного в своей уверенности в непобедимость.

– Ты плохо выглядишь, старик, - сказал отец, осторожно присаживаясь на край постели, однако пружины дивана простонали жалобно и недовольно.
– Ты не заболел?

– Нет, - сказал Володя.
– Просто душно ночью было.

– Верно, душно. Тебе бы пробежаться утром, а ты валяешься до десяти. Пойдем в кино? Ты обещал, и сегодня суббота.

Но Володя не успел ответить. В комнате появилась мама. На ней - халат, которым она очень дорожила и который делал её замечательно прекрасной. Этот халат из настоящего шелка прислали маме из Японии, и она, Володя знал, любила надевать его и при этом часто смотрела на себя в зеркало. Но даже без этого халата, расшитого фантастическими цветами и птицами, мама была очень красивой и порой рассказывала папе, что кое-кто из мужчин как-то особенно на неё посмотрел или даже сделал комплимент. Папа обычно усмехался, слушая признания мамы, и молчал, но Володя видел, что он недоволен и мама рассказывает о взглядах и комплиментах совершенно зря, но тоже молчал и только хмурился.

– Ну почему же в кино?
– спросила мама.
– Я уже давно просила моих милых мужчин сводить меня в Эрмитаж. Сева, ты ведь тоже мне кое-что обещал, правда?

Папа смущенно похлопал своими огромными ладонями по коленям.

– Но Володьке, наверно, интересней будет в кино сходить...

– Почему ты так думаешь?
– очень спокойно, но ледяным голосом спросила мама. А Володе захотелось накрыться подушкой.

Дело в том, что примерно раз в месяц случался разговор, в котором родители пытались решить, куда же лучше сводить Володю. Папа очень мягко предлагал сводить его или на хоккей, или на соревнование по боксу. Еще он очень любил ходить в кино. А мама приходила в ужас, лишь только слышала о спорте или о кино, и звала Володю в музей, в театр или на выставку.

Но странно, самому Володе было интересно и в театре, и в кино, и на спортивном состязании. Однако мама (тоже очень мягко, но настойчиво) представляла папины увлечения несерьезными и даже чуточку позорными, а свои считала почетными, достойными уважения. И Володя, очень доверяя маме, такой умной и ученой, порой страдал оттого, что в нем мирились и папины, и мамины увлечения. Иногда ему даже казалось, что такие разные родители и поселили в нем ту неуверенность, что переходила временами в трусость. Володя знал: будь он похож на одну лишь маму или только на папу, неуверенность бы тут же оставила его и он бы стал очень смелым.

– Ни в кино я не пойду, ни в Эрмитаж, - сказал Володя, не отрывая головы от подушки.
– В больницу я пойду.

– Зачем в больницу?
– удивилась мама.
– Ты что, заболел?

Володя знал, что мама непременно всполошится.

– Ну почему же я? Не я. Один старик. Он в нашем доме живет, и два дня назад у него инфаркт случился. А он одинокий.

Мама улыбнулась:

– Ну что ж, мне это нравится. Ты один пойдешь?

Володя об Иринке рассказывать не хотел, но врать не любил и не умел всегда выходило неубедительно.

– Нет, не один, - потупился Володя.

– Понятно, - кивнула мама, - с той девочкой?

Папа приложил ладонь к щеке, точно у него болели зубы и тихо простонал:

– Ви-и-ка, ну зачем...

Но мама не обратила внимания на папин стон:

– Правда, ты ведь дружишь с девочкой? Почему молчишь? Думаешь, я стану тебя ругать? Ну, признавайся. Все равно тебя не раз уж видели с ней. Кто она?

Володя чувствовал, что на фоне белой подушки его лицо выглядит отличным спелым помидором.

– Ее зовут Ирина... Сазонова. Она в нашем классе...

– Знаю, знаю, - кивнула мама и спросила осторожно: - Это ведь у неё осенью...

– Да, мама умерла.
– И вдруг Володя, сгорая от стыда, добавил чужим, фанфаронским тоном, которым никогда не говорил: - Ты что, думаешь, мы с ней целовались?

Мама вначале остолбенела, не зная, что сказать, но после, едва сдерживая улыбку, проговорила:

– Я просто уверена в этом. Свадьба-то когда?

На улицу Володя вышел через полчаса, неся в целлофановом мешочке апельсины, приготовленные ещё вчера, - купил их сам на деньги, что сэкономил на карманных, выданных отцом.

Иринка уже ждала его - грустная и строгая, тоже с пакетиком в руках. Володя знал, почему так печальна девочка: она шла в больницу, в которой лежала ещё недавно её мать. Навестить Ивана Петровича предложила тоже она.

– Ого! Сок, шоколад!
– похвалил Володя содержимое её пакета.
– А у меня вот апельсины!

Но Иринка даже не улыбнулась. И они пошли.

Дорогой Володя старался развлечь её всякой болтовней.

– А знаешь, - говорил он, - я очень люблю болеть. Нет, правда! Только если что-нибудь не очень страшное - грипп или простуда. Тогда непременно укладывают в постель и мама с озабоченным лицом каждую минуту приходит спрашивать о твоем здоровье, ставит градусник, предлагает мед, варенье! Я тогда делаюсь ещё более унылым, хлюпаю носом, а когда мама уходит, то достаю из-под подушки книгу и читаю, читаю! Отлично! В школу ходить не надо. Ты ведь знаешь, я школу просто ненавижу. А ещё в это время у родителей что угодно выпросить можно - все купят!

Но Иринку Володина трепотня не развеселила. Она лишь немного презрительно пошмыгала своим носиком и заявила, что мальчикам притворяться слабыми вообще-то чести не делает и к тому же нельзя забывать, как страдают те, кто ухаживает за больными. И Володе стало очень стыдно - он, конечно, сдуру об удовольствиях своих заговорил и при Иринке совсем не надо было...

Скоро они уже стояли у дверей больницы, и девочка не сразу решилась потянуть за ручку. Но вот они зашли и оказались в просторном вестибюле, по которому медленно прохаживались больные в пижамах мышиного цвета. Остановились в нерешительности, не зная, куда идти.

– Ты знаешь, где эти... сердечники лежат?
– спросил Володя, робко поглядывая по сторонам.

– Нет, - вздохнула Иринка, - мама на гастрохирургии лежала.

– Понятно, - сказал Володя, хотя и не знал, что это такое "гастро". Ему вообще не очень нравилось здесь, где все говорило о чьем-то горе, боли, где было сумрачно, пахло хлоркой, чем-то нездоровым и невкусным.

– Давай-ка в справочном узнаем, - предложил Володя хмуро. Обязательно здесь справочное должно быть.