Рыцарь умер дважды

Возясь с мангустом, она забыла о странном вопросе, по крайней мере, не повторяет его, когда, с усилием встав, я все же подхожу. Девушка молча вручает мне два колчана, которые я…

— Растяпа!

Они тяжелые, примерно как мешки с продуктами, которые привозят из Оровилла. Я роняю их мгновенно, ощутив, как сводит мышцы рук. Закусываю губу, опускаюсь, чтобы все подобрать, но Цьяши делает это куда проворнее.

— Ладно, все с тобой понятно… Шику, вниз.

Мангуст послушно пригибается; Цьяши деловито распихивает по креплениям на седле свою добычу. Я вспоминаю: она пронесла все колчаны на себе через поляну, насколько же она сильная? Так взмокла… то и дело сдувает со лба волосы, но в целом не кажется уставшей.

— Надо ехать. Влезть-то можешь?

Она уже вскочила зверю на спину. Красноречиво шлепает по месту сзади себя, затем подает руку Я редко катаюсь на лошади, что говорить о мангусте… но я залезаю. Седло подо мной твердое как камень, а может, камень и есть.

— Домой, Шику.

Мангуст не замечает груза: он перемещается гибкими скачками, столь же стремительно, как двигался налегке. Я так же не слышу треска под его лапами. Всадница не направляет его, он наверняка прекрасно знает, где дом. Вопрос только… мой ли?

— Куда ты меня везешь?

— Не слышала? — Цьяши нехотя оборачивается. — Домой. Тебя обыскались.

Заросли тянутся бесконечной полосой, вверху — в прорезях листвы — клочьями мелькает низкое небо. Может, мне чудится, но оно, затянутое облаками, имеет странный зеленоватый оттенок. Нет. Это определенно не мой дом.

— Откуда ты меня знаешь? — звучит в спину: Цьяши потеряла ко мне интерес, смотрит вперед.

— Да кто тебя не знает? — пренебрежительно выплевывает она. — Хотела бы я посмотреть на такого дурака. Видишь? Даже мне тебя навязали.

Смысл слов понятен мне не сразу, потому что все это время я цеплялась за нее мертвой хваткой, подпрыгивая как мешок и боясь упасть. Я держалась, я зажмуривалась, я сжимала коленями скользкое седло, в конце концов, я молилась. Мне было, чем себя занять. Но теперь, когда мы немного замедлились, я распрямляюсь и вижу: на серо-коричневом одеянии Цьяши Гибкой Лозы, на лопатках, что-то вышито бело-зелеными нитками. Женское лицо, обрамленное развевающимися волосами. И хотя черты упрощены, я узнаю его безошибочно.

Это мое лицо.

Мир вращается. Незнакомое небо все дальше.

Там

— Старшего сына я назвала Марко. Люблю все итальянское, а Джером потворствует моим мелким страстям.

По столовой разносится звонкий смех.

Дом Андерсенов, пусть немного запущенный, уютен. Все сдержанно и добротно: никаких буфетов до потолка, никаких канделябров или стульев, к спинкам которых страшно прислониться из-за великолепной обшивки. Светильники — ажурные бра — не горят, хватает солнца из огромных окон. Скромная посуда на столе: пузатый графин с прохладным чаем, белые без позолоты тарелки, бесхитростные приборы. Здесь свободно, свободнее, чем дома. И мне очень, очень нравятся наши обаятельные соседи.

Флора Андерсен вправду похожа на итальянку: черноволоса и не следует моде, требующей избегать загара. Ее кожа смуглая, но ухоженная, свежая настолько, что моя мать требует поделиться тайной такой красоты. Глаза миссис Андерсен карие и беспокойные: перебегают по лицам, обращаются то и дело к окнам. Восторженная непосредственная особа; я поняла это, еще увидев море романов на стеллажах в гостиной. Нас с хозяйкой дома разделяют два десятилетия, но читаем мы одно и то же.

Ее рыжий пышноусый муж Джером Андересен — человек иного склада. Он мог бы быть рейнджером: плечистый, жилистый и так же не уделяет внимания туалету. Одежда помята, подбородок небрит. Расслабился в провинции? А может, в Нью-Йорке не все застегиваются на каждую пуговицу? Так или иначе, Андерсен не напоминает сейчас лощеного делового горожанина: вальяжно расселся, ест с аппетитом, а серые глаза вспыхивают нежностью каждый раз, как супруга открывает рот, даже если щебечет о пустяках.

— На втором я уже настоял, — разносится его бас. — Политически меткое имя.

Андерсен подмигивает нам с Джейн, оглаживает усы. Говорит он быстро, такие же быстрые жесты, и мне нравится, как широко он улыбается. Сын не унаследовал ни рыжины, ни широких плеч, но улыбку все же взял. И сейчас она адресована Джейн.

— Да, когда раздавали имена, я опоздал, чтобы стать итальянцем.

— Не жалейте об этом, — проникновенно утешает она. — Италия скоро утонет.

— Потише, мисс Бернфилд, это расстроит маму.

Они пересмеиваются и торопливо, как нашалившие дети, принимают скромный вид.

Сэмюель не прав: может, он вовсе и не опоздал. Волосы у него черные и непослушные, как у матери, он тоже смуглый, так что от итальянцев его отличают только глаза — отцовские, серые, но необычного миндалевидного разреза. Красивый… я в который раз ловлю себя на том, что любуюсь им и прислушиваюсь к голосу, и в который раз одергиваю себя.

— Так что же этот загадочный Марко? — с не обманывающей меня невинностью уточняет мама. — Не приедет?

— Он занимается дорогами на побережье, вряд ли почтит присутствием эти места. Он, знаете ли, не жалует провинцию.

— Что же занесло сюда вас?

Вопрос задает отец. Кажется, не стоило: старший Андерсен мрачнеет, переглянувшись с сыном. Я не успеваю понять, что вдруг мелькает на их лицах, но ничего хорошего, точно ничего, о чем они расскажут малознакомым людям.

— Мы… — не заметив заминки, начинает хозяйка, но ее перебивают:

— Думаем о магистрали через ваши края. Перспективное направление. Хотели бы тут осмотреться и…

— Какая дерзость! — Несмотря на громкость возгласа, тон отца шутливый. Так же шутливо он потрясает кулаком. — Вы разорите судоходцев, меня в том числе! Конечно, ваши железные чудовища быстрее, но нет, сэр, у нас здесь все по старинке. Река — наша мать, жена, жизнь!

Сэмюель, выслушав горячую речь, отвечает мягким смешком. Он тронут; это чувствуется по тому, как он возражает — деликатно, без снисходительного раздражения:

— Не тревожьтесь, это не будет параллельная реке ветка. Мы хотим связать Оровилл с более заселенными областями. Сюда ведь едут люди, многие хотят осваивать горные массивы.

— Да и согласитесь, — поддерживает его Джером Андерсен. — Если случается сильно заболеть, если разливается Фетер или происходит что еще, быстро вы получаете помощь?

Отец оценивающе их обоих оглядывает и наконец кивает, возможно, вспомнив эпидемию желудочной инфекции, захлестнувшую Оровилл прошлой весной. Тогда мы успели похоронить многих, прежде чем власти штата прислали дополнительные лекарства и медиков.

— Да, с этим беда. Но имейте в виду, я буду следить, где вы проложите рельсы!